Иоанн тёрох предание отрывок из сочинения сварог

Иоанн Тёрох Предание Отрывок из сочинения СВАРОГ

Так как славяне считали храмом Божиим весь мир, то богослужение их совершалось под открытым небом, в так наз. боголесьях (святых гаях) – в избранных красивых рощах со свободным местом для молитв, собраний и игр, с большими тенистыми деревьями (предпочтительно дубами как деревьями Перуна или липами как деревьями Лады) для защиты от солнечных лучей и дождей во время богослужений (что практикуется и ныне в случае богослужения под открытым небом) и близко от воды (рек, озер, источников) для выгоды участников, так как некоторые праздничные обряды продолжались целые дни и ночи. И молитвы–богослужения, и обряды были овеяны поэзией и музыкой, т.е. стихами с пением, которым нет сравнения в целом мире. Славяне  поэты и музыканты по природе, и вся их дохристианская обыденная жизнь, весь быт и все их верования и воззрения на природу были поэтические (А. Афанасьев).
Богослужения проходили, судя по тому, как они происходили в деревнях и ныне в случае богослужения под открытым небом, следующим образом.
У самого дуба или липы, или у ключа–источника (если таковых не было, то для порядка, для границы, для центра ставили просто столб или клали камень) стоял патриарх рода или самый старший в селении. Он руководил богослужением. Все участники разделялись на четыре части, которые составляли четырехконечную звезду. Центром этой звезды было дерево (источник, камень, столб).
В первой, мужской, части стояли в первых рядах старики по возрасту годами вниз, за ними шли по возрасту младшие, также в рядах, вплоть до самых младших хозяев, семейных с мальчиками–отроками.
Во второй, женской, части, на противоположной от мужчин стороне дерева, стояли женщины, начиная от старух, по возрасту годами вниз до самых младших замужних, с грудными детьми и девочками.
В третьей части, мужской, стояли в первых рядах у дерева подростки–юноши, за ними старшие, по возрасту годами вверх – вплоть до зрелых парней.
В четвертой части, женской, на противоположной от мужской молодежи стороне дерева, стояли девушки, за ними шли старшие по возрасту годами вверх – до зрелых девиц. Выстроившись в таком порядке у дерева, сначала молились – всякий особо, складывая молитвенно ладонь к ладони. Молились просто и чистосердечно как дети и молились Богу не как рабы господину, а как дети родному отцу, которого бесконечно любили, которому бесконечно верили и которого, как бесконечно доброго, не боялись. Имелись многие молитвы, которые передавались из уст в уста, из рода в род. В этих молитвах постоянно упоминалось слово «Бог», часто в ласкательной форме «Боженька», с прилагательными «милый», «добрый», «милосердный» и т.д. Молитвы были: просительные, благодарственные и хвалебные. Затем шли общие молитвы, которые начинал патриарх рода, а после их окончангия начинались песнопения. Вот образец древней, дохристианской молитвы–песни, сохранившейся у сербо–харватов:

Молимся, Ладо!
Молимся Всевышнему Богу,
Ой, Ладо, ой!
Чтоб подул тихий ветерок,
Ой, Ладо, ой!
Чтоб ударил тёплый дождик, Ой, Ладо, ой!
И т.д.
В Галичине сохранилось много дохристианских молитв – песен (особенно колядок). На Лемковщине поют:
Подуй,Господи, подуй
Духом святым по земле!
Роди, боже, жито, пшеницю
И всякую пашницю!
В поле ядро,
В доме добро!

Пели дружным хором, с подголосками, все присутствующие от мала до велика, под запев назначаемых родовым старшиной запевал, наподобие греческих канонархов. Всякий праздник имел свои песни.
Обычай всенародного молитвенного пения перешел на Руси в христианскую церковь под именем «самои’лки». В Галичине и на Карпатской Руси он сохранился повсеместно до сих пор: вся Обедня и некоторые песнопения из Заутрени и Вечерни поются всем народом, всеми присутствующими также, как в дохристианское время языческие песнопения пелись в святых гаях (боголесьях). Для искоренения языческих праздничных молитвенных песен после введения христианства были на их месте созданы, на каждый праздник особо, христианские церковно–народные песни, собранные впоследствии в книге, называемой «Богогласник», с музыкой к каждой песне. Некоторые мелодии очень древние и возможно, что они пелись ещё в святых гаях с языческим текстом. Эти церковно–народные песни, особые на каждый праздник, пелись в Галичине ещё в прошлое столетие. В настоящее время поются они на Рождество Христово («коляды» христианские наравне с языческими «колядками»), на Великдень («Иерусалиме, свети над звезды»), на Зеленые святки («Вси тя хоры»), и общая, наиболее распространенная и к каждой песне. Некоторые мелодии очень древние и возможно, что они пелись еще в святых гаях с языческим текстом. Эти церковно–народные песни, особые на каждый праздник, пелись в Галичине еще в прошлое столетие. В настоящее время поются они на Рождество Христово («коляды» христианские наравне с языческими «колядками»), на Великдень («Иерусалиме, свети над звезды»), на Зеленые святки («Вси тя хоры»), и общая, наиболее распространенная и любимая: «Пречистая Дево Мати Русского краю, О, Всепетая Мати» и др.
В прошлом столетии ещё строго соблюдалось в Галичине разобщение мужчин и женщин в храмах. Женщины стояли в так наз. «бабинцах» (притворах) позади мужчин, которые занимали среднюю часть церкви между притвором и солеёй. Тогда придерживались также и порядка старшинства по возрасту: старики стояли впереди, младшие позади.
После молитв и песнопений в боголесье семьи соединялись и располагались вокруг неугасаемого Перунового костра, у которого приносились жертвы Богу. Сначала жертвовал от себя всякий отдельно, как это происходит ныне с жертвованием свечей, лампадок и других даров. Так как наши предки не знали ни икон, ни изваяний, то вместо свечей или лампадок, вешали на деревьях, бросали в воду или огонь жертву Богу: кто мерочку зерна, кто яичко, кто моток пряжи, кусок красивого вышитого полотна, кто фрукты, кто благоухающие травы, цветы и т.п. Кражи и воров тогда на Руси (и вообще у всех славян) не существовало, и повешенные на ветвях в святом гаю вещи висели, пока их не снимали сами жертвовавшие. Более ценные вещи брались домой как освящённые, а другие, после снятия с дерева, бросались в костер или в воду. Это были индивидуальные жертвы.
Гадания были обязательной обрядовой частью праздников. Гадания в праздники были вещие и, по народному верованию, они сбывались, были более верные, чем внепраздничные гадания. Большинство этих гаданий называемых теперь суевериями–забобонами) сохранились до сих пор. И ныне гадают почти во все праздники: на Рождество Христово (бывший праздник Коляды), на Новый год (б. пр. Велеса), на Иордан (б. пр. Лады), на Великдень (праздник Дажь–Бога), на св. Юрия (праздник Ярилы), на Троицын день – Зелёные Святки (праздник Русалий), на св. Иоанна Крестителя (праздник Купалы) и т.д. в особенности от кануна св. Андрея по день св. Николая (13–19 н. ст. декабря – праздники Перуна), когда, между прочим, льют на воду воск или свинец.
После жертвоприношений, пира и гаданий следовали забавы и игры мужской и женской молодежи. Старики и вообще пожилые располагались поудобнее в гаю и со вниманием и наслаждением следили за играми, которые по тогдашним временам представляли чрезвычайно интересное зрелище, совмещающее в себе: театр, музыку, балет, цирк, спорт (борьба всякого рода и состязания) и т.д. Общих игр парней с девицами не было. Они строго запрещались. Девицы и парни играли на противоположных концах святого гая (боголесья). Девушки пели песни, водили хороводы, танцевали и устраивали другие затейливые девичьи игры, тогда как парни занимались разного рода спортом – состязаниями, борьбой, ходили «гусаком» (гусем), строили «живые вежи» (башни), вели «войны» и т.д., выказывая свою ловкость, удаль и силу. Так как некоторые девичьи песни своим содержанием высмеивали и обижали парней, эти последние, «мстя» за обиду, устраивали нарочно одну из своих «бродячих» игр и, бродя по гаю гурьбой, например, «гусаком», хвостом его разбивали девичьи хороводы или другие их игры, но сейчас же распылялись и убегали, боясь наказания со стороны старших.
Эти игры мужской и женской молодежи сохранились до сих пор во многих местностях в русской части Галичины у потомков тиверцев и их можно наблюдать во все три дня Пасхи (Великдень–Вос–кресение, Обливанный Понедельник и Вторник).
В некоторые, особенно в зимние праздники, когда гаи заносило снегом, богослужения проходили по домам, где ими руководили главы семейств, а игры в святых гаях заменялись забавами и играми в селениях. На Коляду мужская молодежь ходила по селу в личинах – масках с «туром» (козою) и т.п. от двора до двора и «колядовала». На Щедрый Вечер женская молодежь также обходила дворы и «щедровала».
В праздники Ярилы девушки пели «веснянки», одевались в костюмы из берёзовых листьев и бегали по полям и лугам с песнями, водя хороводы. Накануне Купала собирались у воды (реки, озера, пруда), жгли костры, пели купальные песни и вокруг костра устраивали игры. С некоторыми праздниками было соединено и поминовение душ усопших предков (Красная Горка – Радуница, Семик и др.) и тогда игры устраивались на «могилицах» у могил. Такие игры называли «тризнами» (игрищами, борьбами–состязаниями, поединками).
Множество обрядов и обрядовых песен глубоких по содержанию и глубоко художественных, хотя язычество на Руси после посвящения её Светом Христовым процветало полностью в некоторых местностях вплоть до XVI в безвозвратно пропало, так как христианское духовенство, искореняя с фанатизмом старую веру, доносами своими к епископам, а тех – к князьям, вызывало княжеские указы, содержавшие строгие наказания за исполнение старославянских обрядов. Таким образом исчезли жемчужины творчества народного духа, которые, судя по оставшимся, чужие ученые и музыканты называют несравненными и столь высокохудожественными, что– кажутся как бы составленными не народом, а учеными поэтами и композиторами. Некоторые обряды (например, свадьба–веселье) похожи на пьесы, содержащие несколько действий, каждое действие с явлениями–сценами.
Несмотря на все запрещения и наказания, кое-что из дохристианских обрядов сохранилось и на Великой, и на Малой Руси, в особенности на русской Буковине, бывшей одно время под Турцией, не вмешивавшейся в верования русского народа, и в русской части Галичины, где польские паны, мало интересуясь духовной стороной жизни своих крепостных, не препятствовали им петь веснянки, играть гаилки и проч., а также и у других славян. До сих пор по всей Руси и у всех славян все почти христианские праздники с христианскими обрядами в церкви сопровождаются древними славянскими обрядами вне её. И бытовая обыденная жизнь (рождение, свадьба, похороны, обжинки, обмолот, орка, выгон скота :и т.д.) также полны старых дохристианских обычаев. И совершенно верно утверждают ученые славянские мифологи, что и на Руси,и во всем славянстве поныне существуют двоеверие. Эти древние славянские обряды ныне также называют суевериями, но многие из этих суеверий до того поэтические, привлекательные и милые, что с ними не хочет расставаться даже интеллигент.
Карпаторусское белое духовенство, получавшее высшее образование в гимназиях и университетах, относилось с полной терпимостью к древним славянским обычаям и дохристианским религиозным обрядам в их приходах по деревням. Многие священники даже записывали их и манускрипты отсылали в учёные общества.
Не то было в местностях, где распоряжались малограмотные монахи ордена Базилиан (бывшего православного чина Василиан), набиравшиеся большей частью из недоучек и из сбившихся с пути неокончивших гимназистов. Как в старину их собраться, они запрещали опекаемым ими прихожанам самые невинные народные игры и песни.
Судя по оставшимся обрядам и песням, славяне очень любили свои божества и их именем называли селения, поля, леса, верхи гор, деревья, цветы, травы и т.д., целые племена и самих себя.
Как упоминалось выше, – славяне были мирным народом и предпочитали откупаться, чем воевать, отличаясь кротостью и спокойствием нравов. Если воевали, то только по необходимости для защиты. По свидетельству арабского писателя Масуди (X в.), нравственность славян служила образцом для чужих. Жены были верны своим мужьям и шли за ними даже в могилу. Для руководства играми и хороводами избиралась всегда чистая в нравах девушка. Поэтому к рассказам о «Ярилиных ночах» и о других негодящихся в печать действиях среди русских славян, сохранившимся в письменных памятниках, авторами которых были фанатики, нужно относиться по крайней мере с осторожностью, так как не исключена возможность, что ими многое преувеличивалось, искажалось и просто выдумывалось, чтобы только заставить епископов и князей принять крутые меры против «сходбищ на бесовские песни, на плясание и сказание» в то время, когда «церкви пустуют».
Славяне, как народ с искрой Божией, одарённые и талантливые во всём, от природы забавные, веселые и радостные очень любили и любят поныне музыку и танцы. Ни у одного народа в мире нет таких безмерно радостных и живых, или бесконечно унылых и грустных народных песен, и таких бойких и «бешеных» народных танцев, как у славян, особенно у русских. Народные песни у них насчитываются не сотнями и тысячами, как у других народов, а десятками тысяч. Одних песен – коломыек в Галичине – тысячи и тысячи, несметное, неисчислимое количество, т.к. они появляются всё новые и новые всякий день. Хороводы с песнями (сеяние проса, мака и др.) и мимическими, программными танцами – это настоящие балеты с хитрыми «сплетениями и расплетениями», с множеством затейливейших танцевальных фигур – с «воротами», «мостами», «плетнями», «кошиками» (корзинами–ковшами), «колами» (кругами), «звездами», «голубцами» и т.д. выводятся многочисленными группами в совершенстве без всяких репетиций.
...В русской литературе, за исключением Слова о полку Игореве (не упоминая о почти тождественной с ним Задонщине), нет эпоса (поэмы) наподобие греческого или латинского, который бы выпукло отражал родную славяно–русскую мифологию, неподражаемое русское поэтическое баесловие. А оно так богато (мифологических имен вдвое больше, чем упомянуто в Предании) и в нём столько красоты и прелести, что им, подобно автору СЛОВА, мог бы пользоваться с громадным успехом каждый русский поэт в любом своем лирическом и эпическом сочинении, как пользовались своими мифологиями Гомер и Вергилий.
Русская мифология ждёт своих будущих великанов – боянов – внуков Велеса и, дай Бог, чтобы они скоро появились.
Некоторые мифологи, ссылаясь на древние письменные памятники, утверждают, что славяне поклонялись огню... Но эти мифологи не обратили внимание на то, что эти памятники писались извращавшими факты фанатиками и на то, что кормление огня, вешание на деревьях платков или бросание явствий и цветов в воду были только символическим обрядом почитания божества и благодарности ему, а не поклонением предметам. Нельзя, например, утверждать, что христиане, освящая воду трикратным погружением в нее креста и зажжением свеч, поклоняются воде, или что, вешая ожерелье на икону, или, ставя свечу перед иконой, поклоняются иконе, или молясь в храме, поклоняются храму. Так и нельзя утверждать, чтр славяне, вешая дары на ветках деревьев и бросая цветы в воду, или, молясь под деревом, или у воды, поклонялись дереву и воде.
Русские галичане, буковинцы и карпатороссы являются потомками древних русских племен – хорватов, тиверцев и улучей, населявших нынешнюю Галичину от рек Попрада и Дунайцев до реки Сяна, и, далее на восток, земли вдоль рек Днестра,Серета и Прута вплоть до их устьев, т.е. до Чёрного моря. Древние немцы называли эти племена – антами, т.е. великанами, а древние греки называли тиверцев – Великая Скуфь («сидящие по Днестру до моря»). Великая Скуфь значит то же, что анты, т.е. великане. Хорваты населяли западные Карпаты и западное Подкарпатье, тиверцы и, дальше на восток, улучи, занимали средние и восточные Карпаты и восточное Подкарпатье по обоим сторонам Днестра и верхнего Буга.
«Хорваты» или «горваты» – слово славянское (с корнем «грв» или «грб» – горб), оно анапогично словам «лужичане, поморяне, поляне, подоляне» и т.п., и тождественно со словом «горбаты», т.е. горцы или жители горбов, гор. Такое же значение имеет слово «карпаты», т.е. горбы, горы. Жителей гор кликовали хорватами, а жителей долов –  серпанами (от слова «серп»), т.е. возделывавшими землю жнецами–хлебопашцами в противоположность горцам–хорватам, занимавшимся скотоводством.
В V в. по Р.Х часть галичан (и хорватов, и серпан, т.е. горцев и подолян) перебрались на Балканы... Серпане (нынешние сербы) разместились, более или менее, на балканских равнинах, а хорваты (нынешние хорваты) заняли и здесь гористые стороны.
Сербы и хорваты составляют один и тот же народ в этнографическом, особенно в языковом отношении. Хорваты, как и сербы, крещёные св. Кириллом и Мефодием, были православными и употребляли в письме кириллицу...
Болгары населяли в древности нынешнюю Карпатскую (Угорскую) Русь и переселились на Балканы раньше сербов и хорватов. Соседи галичан  – жители Волыни, которая в старину была частью Червоной Руси, являются потомками русских древних племен велинян и дулебов, а нынешние жители земель по обеим сторонам среднего и нижнего течений Днепра – потомками русского племени полян, или руссов, или (как их называли греки) россов. Тиверцы и улучи были на своих землях автохтонами, а поляне пришли на Днепр позже с Дуная.
...По свидетельству беспристрастных немецких историков, уничтоженные немцами балтийские славяне (вагры, лютичи, радары, оботриты, мильчане, лужицкие сербы или сербы–лужичане, бод–ричи, стодоряне, гипревяне; последние жили на славянской земле, где ныне стоит Берлин, и др.) были не только высококультурными, но и глубоко нравственным народом, хотя и не исповедовали христианской религии. Они по своему религиозному воззрению не допускали КЛЯТВЫ Богом, разве только в исключительных случаях (на Божьем Суде). У них совсем не было ЛЖИ. По этому же религиозному воззрению они относились к ближнему с истинно христианской любовью, почему у них совсем не было нищих – «ни в Померании, ни во всей Славии», как говорил Гелмолд. Грязного и  ободранного немецкого монаха, пришедшего к ним проповедовать, прогнали со словами: «Плохой твой Бог, коли даже не дал тебе новой рясы!». Пленных считали наравне с домочадцами и после некоторого времени обязательно отпускали их на свободу. Женщины ими уважались и считались равными мужчинам. У них не существовало ни КРАЖИ, ни ОБМАНА, а гостеприимство (Гость в дом, Бог в дом! Рады гостям!) славилось но всей Европе. В помещение мое войти всякий нуждающийся и находил на столе блюда даже тогда, когда никого не было дома.
Вот что пишет об этом немец Анонимус (безымянный жизнеописатель св. Оттона): «В Балтийской Славии каждый отец семейства имеет ОТДЕЛЬНЫЙ дом, опрятный и чистый, посвящённый только ГОСТЕПРИИМСТВУ. Здесь стоит всегда наполненный яствиями и напитками стол. Если что снято, ставится немедленно что–нибудь другое. Когда кому угодно угоститься – милости просим! Севши за стол найдешь всего вдоволь!».
Кому нечем было угостить гостя, мог взять у соседа без просьбы и тайком. Что пошло на гостей, то не украдено – был закон у славян,– пишет Гелмолд.– Угощать приказывала славянская религия. Отказавшему в гостеприимстве мстило все население разорением двора, т.к. нерадение в гостеприимстве одного, лишало милости богов всю страну».
Жилища этих славян не имели засовов (замков) и никогда не запирались. Анонимус пишет об этом: «Между жителями Померании такая честность и общность, что они, незнакомые с воровством и обманом, не знают ни сундуков, ни ключей. Свою одежду, деньги и драгоценности хранят в ящиках и кадках под простою крышкою, не боясь злых людей».
Когда приехал к ним немецкий епископ Отто Бамберсский с кучей чемоданов и сундуков, запертых на замки, они удивились и спросили: «Почему ты их запираешь?». Отто им ответил: «Как почему? От воров!». Славяне, слыша такие слова из уст епископа–святителя, ещё более удивились и сказали: «Наш Бог лучше, он не разрешает красть!».
А немецкий историк Гердер, пишет о славянах (сообщаем по А.С. Фаминцыну) следующее:
«Славяне с любовью возделывали землю, занимались и разными домашними искусствами и ремеслами и повсеместно открывали полезную торговлю произведениями своей страны, плодами своего трудолюбия. Они построили на берегах Балтийского моря, начиная с Любека, города. Между ними Винета на острове Руян была славянским Амстердамом. На Днепре они воздвигали Киев, на Волхове Новгород, вскоре сделавшиеся цветущими торговыми городами. Они соединили Чёрное море с Балтийским и снабжали всю западную Европу произведениями востока. В нынешней Германии (бывшей Славии) они разрабатывали рудники, умели плавить и лить металлы, приготовляли соль, ткали полотно, варили медь, разводили плодовые деревья и вели по своему вкусу веселую музыкальную жизнь. Они были щедры, гостеприимны до расточительности, любили сельскую свободу, но вместе с тем были покорны и послушны, враги разбоя и грабежа. Всё это не избавило их от притеснений со стороны соседей, напротив, способствовало тому. Так как они не стремились к владычеству над миром, не имели жаждущих войн наследственных государей и охотно делались данниками, если только тем можно было купить спокойствие своей страны, то народы, в особенности принадлежащие к германскому племени, сильно погрешили против них. Уже при Карле Великом начались жестокие войны, которые, очевидно, имели целью приобретение торговых выгод и велись под предлогом распространения христианства. Храбрые франки, конечно, находили более удобным, обратив в рабство прилежный земледельческий и торговый народ, пользоваться его трудами, чем самим изучать земледелие и торговлю, самим трудиться. То, что начали франки, довершили саксы. В целых областях славяне были истребляемы или обращаемы  в крепостных, а земли их разделялись между немецкими христианскими епископами и дворянами. Их торговлю на Балтийском море уничтожали северные германцы. Город Винета был разрушен датчанами, а остатки славян в Германии походят на то, что испанцы сделали из природных жителей Перу».
Упомянув затем о тяжёлых ударах, нанесённых славянству монголами, Гердер, писавший эти строки 150 лет тому назад, как бы в пророческом видении обращается к славянам:
«Настанет время, когда и вы, некогда прилежные и счастливые народы, освобожденные от цепей рабства, пробудитесь наконец от вашего долгого, глубокого сна и опять вступите во владение прекрасными странами, расстилающимися от Адриатики до Карпат, от Дона до Мульды и будет вновь торжествовать в них ваш древний Праздник Мирного Труда» (Herder, Geschichte, IV, 37–42).

(Карпаты и Славяне. Предание. Издание «Ревнители русской старины», Нью–Йорк, 1941 г.)