Нина Буйносова

Буйносова Нина Ивановна — родилась в деревне Брод Каменского района Свердловской области 22 марта 1945 г. С 1956 г. воспитывалась в школе-интернате, окончила техническое училище. Работала монтажницей радиоаппаратуры. С 1969 года — в журналистике. В 1976 году окончила заочное отделение факультета журналистики УРГУ. Работала в заводской многотиражке, в городской газете, в газете "За власть Советов!" (ныне — "Областная газета"). В сентябре 1991 года основала и возглавляет газету "Содействие". Стихи и проза печатались в журнале "Урал", в коллективных сборниках издательств Урала и Москвы. Вышли две поэтических книги: "Трава живая", "Последний гривенник" и книга стихов и прозы "Студеный день". Член Союза писателей России, член Союза журналистов России, лауреат областной и Всесоюзной премий Союза журналистов СССР, лауреат городской премии "Браво" в номинации "Литературное творчество", лауреат Всероссийской литературной премии имени Павла Бажова за 2010 год  за продолжение и развитие русских сказовых традиций в книге "Студеный день".

ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ

Размотала, развеяла по ветру,
А остатнее — раздала
И, легка на помине, поутру
Босиком ко вратам пришла.
Жизнь истерта до дыр, изношена —
Только под ноги, на обтир...
И глядела душа на прошлое,
И боялась покинуть мир.
И дрожала она, и стынула,
Обнаженная, на ветру,
И была она той осиною,
Мною виденной на юру.
Что ей помнилось? Что ей грезилось?
Или думала: поделом?!
Отлюбила свое, отнежилась,
Отпечалилась о былом.
Растворились ворота ржавые.
Мало добрых дел — много зла.
...А была она — не чужая мне.
А моею она была.
 
***

Сказала б мама: "Студено..."
...Студеный день! Так вот откуда
Моя сердечная остуда:
На свете нынче студено,
Душа от холода остыла,
И все на свете ей постыло,
И все на свете все равно.
Заиндевелое окно
Мне лба, конечно, не согреет...
Мороз в тумане матереет.
Калина тихо стекленеет
В объятьях белых куржака...
А шаль пуховая, скорее,
Не шаль — тяжелая рука,
Хотя, как тот куржак, легка
И лишь в тепле, как он, не тает.
...В ладонях яблоко катаю —
Налитый летом плотный плод,
Но руки холодны как лед.
И день уже вот-вот пройдет,
А я согреться не мечтаю.
...И ни искринки не слетает
С заиндевелого куста.
Душа продрогла и пуста.
Как этот день перемежую?!
Сказала б мама: "Маета —
Как ломота..." Себя держу я,
Возле себя, больной, дежурю:
Хоть в баню, хоть в постель чужую,
Хоть быстрой ласточкой — с моста!
 
***

Отчего — к себе, как в нору?
Отчего — в беду, как в омут?
В одиночку слаще плакать,
Если слезы есть еще...
Говорят: что дом, то норов.
Зарастут дорожки к дому,
И на месте тропок — маки
Будут плакать от росы...
В одиночество — как в нору,
В одиночество — как в омут.
Сделай милость и не помни!
Мне в дому одной спокойней.
Лучше даже — не с кем спорить,
Заводя к утру часы...
 
***

Заповедал Господь прощать —
Только что-то не всем прощается.
Душу надо бы очищать,
Да вот что-то не очищается.
Не любивших меня прощу:
Коли нелюба, что ж тут... Верно ведь?
И обидевшим отпущу:
Я сама обижала первая.
И предавшему я скажу:
“Бог с тобою! Прости и ты меня!”
В длань предавшую положу
Свой последний, заветный гривенник.
Перед исповедью святой
Всем-то всем поклонюсь низехонько.
...Что ж ты, ворог лукавый мой!
Ты хоть здесь-то не стой близехонько!

ПЕСНЯ

"Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идет,
На нем защитна гимнастерка —
Она с ума меня сведет".
                Песня послевоенных лет

Притронулась печаль,
Легла на лоб ладонью...
Зима. Снега. Февраль.
Промерзший подоконник.
Три бабы у стола
Сомкнули три стакана,
И песня потекла
Тревожаще и странно.
Три бабы — три вдовы,
Три малых рта — на брата,
И песня — на троих
Про одного солдата.
Не песня — бабий крик,
Чуть хриплостью притертый,
Не песня — бабий миг,
Как эта водка, горький.
Не песня, а смола,
Не песня — хлеб с плевелом...
И я из-под стола,
Забытая, ревела.
Притронулась печаль,
Легла на лоб ладонью...
Опять снега, февраль,
Холодный подоконник.
Девчонки наугад
Мотив несут вдоль улиц.
...Их не было, когда
У них отцы вернулись.

***

Дошаяла, истаяла, истлела,
Сошла заря на самый бренный свет,
И тот истек. И тот сошел на "нет".
И тьмой из тьмы мое сгустилось тело.
...До света в заоконье я глядела,
И первая к утру минула вечность лет,
Что без тебя в ту ночь прожить успела.

СУДЬБА

И стерпеться-то стерпелось,
Да слюбиться — не сбылось,
На чужом плече не пелось,
И на ручке — не спалось.
Голубиною судьбиной
Не случилось ворковать,
Не с желанным — с нелюбимым
Получилось вековать.
И над крышею скрипучей
Цветом яблонь не мело —
То черным чернели тучи,
То бураны — напролом.
...Лишь когда рукой коснулась,
Чтоб глаза закрыть навек,
Не сама — рука очнулась:
"Ох, родимый человек..."

***

Лицо затуманенное
Из тумана крою —
Выкраиваю.
Березой,
Накренившейся на краю
Кручи каменной,
Тебя у тебя вымаливаю.
Речку ли я прошу
Речью запретною
Сонного
Завораживать,
Ветру ли я шуршу —
Тебя, ветреного,
Из плена приветливого
Шорохами заоконными
Выпроваживать...
Не березой бы мне,
А лебедью!
Кликни — не обернусь!
...Отплывает лицо,
Колеблясь, —
Веткой
Не дотянусь.

***

Раз увидишь — не забудешь!
На поляне, меж берез, —
Незабудки, незабудки,
Колокольчики вразброс.
Венчик — крохотное небо:
В цвет небес земля плыла,
И кузнечик — был и не был —
Бил во все колокола.
Колокольчики качались,
Шмель священником гудел...
...Некто Светлый Свой удел
Облетал. И в миг прощальный
Незабудочно очами
На поляну поглядел.

СКАЗКА ПРО ОКУТУ С ТОГО СВЕТА (Из книги "Студёный день")

Жили-были старик со старухой. Один у них был сынок - Доронюшка, и тот помер. Вот встала старуха утричком поране, сварила шти крапивны, кашу перлову, испекла пирог гороховой...
- Садись, старик, завтрикать...
- Да я чо-то пока не проголодался... Пойду в поле, пороблю сперва. Потом приду, поем...
Вот ушёл старик в поле, а в двери - шасть - пройдоха один. Бродяжка один с большой дороги! До того грязен да оборван - страсть!
Старуха и спрашивает:
- Ой, батюшко, штой-то ты грязной такой? И лопатина-то у тебя вся изорвана... Уж ты - не окута ли с того света?
- И как только ты дозналась, баушка! До чо жо востра! Верно ведь, окута я с того света!
Старуха так и вскинулась:
- Ой, батюшко, дак не видал ли ты там сыночка мово Доронюшку?
- Как не видать! Видал, конешно!
- А чо жо он там поделыват?
- Ой, баушка! Ведь он свиней по оврагам да по буеракам пасёт. Весь поизносился, поизорвался!
- Дак не передашь ли ты ему гостинчик от родителёв, да справу каку?
- Как не передать дружку дорогому! Мы ведь с им вместе свиней-то пасём!
Заревела старуха, кинулась дорогому гостю на стол собирать. И шти крапивны выставила, и кашу - весь горшок, и пирог, горячий ишшо, - из печи вынула: ешь, гостенёк!
Наелся окута, напился. Всё приел, что на столе было. Только на гороховой пирог силы уж не хватило. Дак он пирог-от в тряпицу завернул. С собой, дескать, возьму, унесу для Доронюшки. А старуха тем времём сундук распахнула, бросила на радостях на пол празднишну вышиту скатёрку, котора нечаянно под руку попала, - и давай из сундука на скатёрку всяко добро складывать:
- Вот Доронюшке - онученьки, вот - рубашечку, вот - порточки, а вот - лапоточки...
Цельной узол добра в скатёрочку навязала. Окута узол за плечи закинул - и был таков!
Тут и старик с поля явился:
- Ну, давай, старуха, собирай на стол! Я, знать-то, проголодался!
- Дак ничо уж нетути, батюшко!
- Как, нетути? А куды всё подевалося? Неуж одна съела?
- Ну-к ты и скажешь, родной! Нешто я без тебя эстоль съела бы? Это у нас гостенёк дорогой был - окута с того света. Он вместе с нашим Доронюшкой на том свете по оврагам да по буеракам свиней пасёт. Голодной был шибко, дак я всё ему и скормила.
У старика от такой новости в животе уркнуло-буркнуло, ну, стерпел, не стал ругать старуху. Только глядит, а сундук, в котором всё добро домашно складено, пошто-то настежь разинутый стоит.
- А чо это у тебя, старуха, сундук-от - полый?
- Ну-к, сказывал окута, что Доронюшка-то наш весь поизносился, да поизорвался, дак я ему выслала онученьки, да рубашечку, да порточки, да лопаточки...
Старик только головой покачал. Вышел из избы вон, пал на лошадь, да гнать. Долго ли, скоро ли - догонил окуту с узлом:
- Стой, парень, ломай вицу!
- Не могу. Я кокушки боюсь...
Слез старик с коня, пошёл сам в лес берёзову вицу ломать, штоб было чем окуту драть. А окута - не будь дураком, пал на лошадь - да гнать!
Старик кричит:
- Стой, парень! Стой! А кокушка-то! Кокушка!
- А, теперь - хоть с избушку кокушка - и то не боюсь!
Только старик его и видел. Пришёл длмлй пеши. Старуха спрашивает:
- Старик, а лошадь-те где?
- Дак окуте отдал. Што ли, тебе Доронюшка-то - сынок, а мне - пасынок?



http://magazines.russ.ru/ural/2001/7/buin.html
http://magazines.russ.ru/ural/2005/5/pob3.html
http://magazines.russ.ru/ural/2006/10/bu7.html
http://magazines.russ.ru/ural/2007/8/bu11.html