Поэтесса. 40-е годы
Бабелю
Что ж ты, киска моя, плохо поела?
Повторяла: «Она мало поела.»
А любил ее полковник-иуда,
А когда ей все опять надоело,
То пошла она опять на Лубянку
И рассказывала про Него, покуда
Ее душенька опять не полетела.
А он опять любил ее по пьянке,
Называя себя спьяну Мишелем.
А на этой, на проклятой Лубянке
В ВЧК-ЧК ей дали украшенье.
«Напишу-ка я здесь слово «Мишелька»,
Хотя Мишенька ни в чем не виноватый.
Получал он в магазинах снаряженье
И от голода ходил, словно ватный.
А теперь Мишель под прицелом,
Повели-вели куда-то на дворки...
Что ж вы, что ж вы, господа офицеры,
Что же вы не расстреляете Ольку?
Я, пожалуй, тут немного побуду.
«Что же, -- скажет Мишка, -- «мне не Воскресенье?»
А она опять с полковником-иудой
В новом домичке справляет новоселье.
Я, пожалуй, с ней немного побуду,
Посмотрю, как плачет у распятья.
А потом с полковником-иудой
Заберет мое шикарное платье.
Что ж не плачете по нам, вы, подонки?
Что же, в лагерь я пошла, ночью в лагерь.
А она в моей старой дубленке
Говорит себе: «А что пишет Бабель?
«Что он пишет, и нельзя ли своронить?
И нельзя ли Мишку Бабеля просто
Уничтожить, пока ем макароны,
Ну а он перелистает «Окна Роста»?»
Ах вы, милые мои лагерочки,
Лагеря да вы мои расписные.
И в Раю у Мишельки выйдут строчки.
Жаль, не знаю, Мишка, только какие.
10 ноября 2002 г.
Свидетельство о публикации №111012906295