Часть четвертая - Хлебом кормила птиц

 ***
Не мое это было счастье,
Потому что мое не плачет,
Не зовет в ночи безутешно,
Не ломается пополам.
Не мое это было счастье,
Так легко прокричалось: «Здрасьте!».
Не мое это было счастье,
Своего никому не отдам.
Потому что пушисто и хрупко,
Как ворсинка на коже дракона,
Как игла с его жизнью бесценной,
В глубине мирового яйца.
Не зови ты меня бедою,
Не зови ключевою водою,
Не отдам я ключи от счастья
И тепла своего не отдам.
Потому что в ночи безутешно
Над чужим убивалась вдовою,
Сбрызнув слезной мертвой водою,
Разорвала напополам.

Откуда я

— Откуда я? — Из декабря,
Когда дорогу в грязь дробя,
Дождь капал, снег ронял себя
Мне под ноги, мрак волком выл,
Когда темнее всех светил
Луна, казалось, умерла.
И дождь, и снег, и вой, и мгла.
Я в этом месиве брела
Куда-то вдаль, на огонек,
Где кто-то также одинок
И где не спросят у меня

Откуда я?

 Памяти Машуни

Никто ни в чем не виноват.
Вдруг за весной случилась осень,
Попав под летний листопад,
Мы у судьбы прощенья просим.
Произошедший невпопад
За шаг не в такт, против теченья,
Никто ни в чем не виноват,
И не за что просить прощенья…
«Ах, если б да кабы могли
Вспять повернуть родную душу,
Отнять добычу у земли,
Ах, если бы Господь послушал…»
Но в теплых солнечных лучах
Купает крылья небо сине,
Там отступают смерть и страх,
И просьбы кажутся пустыми…

***
З. А. Громовой

Напекла маманя подорожников
И скатеркой жизнь мне развернула.
Не иду, а сами несут ноженьки,
А маманя бедная уснула.
Не минуешь тихого погоста,
Тесная предвечная светелка,
Где не важно — тонкий или толстый —
Все в плену у мирного поселка.
Каждый в пласт родной земли уложен
Теплыми вселенскими руками.
Я живу, я счастлив, вечно должен
Господу, Земле и доброй маме.

Сироты млечности

Мы землю, как кручу,
Штурмуем нахалом.
Умаявшись, мучим
Кайлом, самосвалом.
Под вспоротой веной
Кровь бьется, струясь,
Бальзамом целебным
Соленая грязь.
Где долу, где мору,
Поклонимся в пояс.
Уходит к другому
Заблудшая совесть.
«Земля неохватная», —
Ржут наглецы.
Как голь перекатная
Наши гольцы.
От помыслов грешных
Себя не хранили.
Растаяла нежность —
Мы землю убили.
Не люди, а Волки!
Мы сироты млечности…
И воют двустволки
По человечности…

Земля без людей
1
Как прекрасна земля без людей,
Как чиста, как по-детски невинна.
И не слышно нелепых вестей,
И любовь ее к небу взаимна.
Как причудливы склоны ветвей,
Как округлы и трепетны липы,
В стороне от кичливых идей,
Вдалеке от унылой молитвы,
Как прекрасна земля без людей!
2
Шел день шестой. Земля существовала.
Над полем, над изнеженной листвой
Сияло солнце, бережно сияло.
Душа к Земле просилась на постой.
Мол, ничего, что грубые одежды,
Что тело не пригодно для жилья,
На небе жить, на небе безмятежном,
Мол, это бытие без бытия.
Кричала, что молиться не устанет,
Текли с небес горючие ручьи.
Но голос был, что Род на Род восстанет.
Бог полем шел. Он полем шел ничьим…

 ***
Снежное сияние деревьев,
В облака закутанных берез.
Неразрывность утонченных звеньев
Закалил под градусом мороз.
Закрутил в седую паутину,
Заманил в тенета декабря.
Белою болотистою глиной
Залепил и реки, и моря...
На веревке мерзлая простынка
Бьется на прижимистом ветру.
А душа застыла, словно льдинка.
Наломавши дров, слезу утру.
Чет и нечет, словно черт и нечерт —
Белая и черная черта.
Скоротаю божий день и вечер,
И сойдет на землю чернота.
Затоплю спасительницу — печку,
Мой сверчок заплачет на шестке.
Из трубы взметнется к Богу свечка,
Жар с золой оставлю кочерге.

***
У меня будет крошечный мир,
Под окном, с голубою сиренью,
Я его залистаю до дыр,
Зачитаю, как стихотворенье,
Я его сберегу от потерь,
От разлук я его заколдую,
В этот мир запечатаю дверь,
Проживу свою жизнь, как чужую...

 * * *
Как лист зеленый пожелтеет день,
Наполнится усталостью и прелью.
И там, где слух разбужен был капелью,
Уснет мудрец под медный звон травы,
Желтеющей на поле васильковом.
И старый день звенеть не будет новым.
И старый дом быльем лишь порастет.
Засыпан снегом, в ноябре уснет.
Как пестрые несушки на насесте
Деревья оперенье из листвы теряют.
Перья — листья, перья вместе
Набьют подушки пышные зимы.
Все станут ждать, когда отверзнув слух,
Вдруг встрепенется солнечный петух,
Разбудит свой курятник оголтелый,
Лист развернется — клейкий, неумелый
И никогда не вспомнит прошлый день.

***
Из хрусталя цвела Земля Обетованная.
И в белом снеге словно затаясь,
Спала земля, любимая, желанная,
И смертная в душе ослабла связь.
Ты обжигаешь легкие мороженым,
Густым и дымным зноем голубым.
А снег лежит нетронутым, нехоженым,
Хрустящим, свежим, пышным, молодым.
Утонешь в этом море снега белого,
Умоешься застывшею росой.
Не тронешь — не оценишь мира целого
С по-детски не целованной красой.
Цветет земля, пресветлая головушка,
Под снежными ресницами смеясь,
Над ней еще гнезда не свил соловушка,
А смертная уже бессильна связь.

 ***
Прости, мой друг, ведь ты, к несчастью, дорог
Поэту, что с законом не в ладу —
Мне чуть за двадцать, вам — чуть-чуть за сорок,
В вас утонула на свою беду...
И пишутся затейливые вирши:
«Ваш огонек украсил мой ночлег...»
Люблю, грешна, меня простит Всевышний.
Что наша жизнь? — какой-то жалкий век.
Мой добрый друг, вам проще, вы сильнее,
А мне сегодня ночью не уснуть...
Вы — не Ромео, я — не Лорелея,
Мне право грустно сделалось чуть-чуть.
И обронила слово, как слезинку,
На волосы, что жарче янтаря.
Простите непутевую Маринку,
Я вас прощаю, проще говоря...

* * *
«Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда…»
А.С. Пушкин
Как беда нахлынет
Черною водой,
Станет на губах полынью,
Горькой лебедой.
Соберу в кружок я стаю
Резвых птиц,
Воробьишек привечаю
И синиц.
След петляет по дорожке
Не простой.
Я рукой посыплю крошки,
Милый мой.
Пусть развеют озорные,
Расклюют.
Все дела мои пустые,
Весь уют.
Божьим именем скликаю
В хоровод
Божьих птичек в Божью стаю
Круглый год.
Накормлю их без вопросов,
Милый мой,
Хлебом белым, чистым просом,
Чередой.
И отступит тьма седая
В тот же час,
Птичий щебет, Божья стая
Молит Господа за нас.

 ***
Город бьется в сетях золотой паутины,
Словно рыба об лед, словно сом в ледостав.
Шапку снега на брови из елей надвинув,
В снежной спячке забылся зимний лес.
Я устал:
От нелепой, бессменной борьбы с бездорожьем —
Сущий с круч Араратских наблюдает как сын —
Несмышленый балбес его, с грязною рожей,
Водит стайку машинок по дорогам крутым.
А по этим дорогам до Него не добраться,
Кто же горние тропы асфальтом мостит? —
Посреди перекрестка напиться, надраться,
Протрезветь… и останутся горечь и стыд.
Нет дороги прямей, чем стежок по равнине,
Снежной белой равниной, пешочком домой,
Там назначена встреча…
Мечтаю о сыне —
Он обещан мне в городе ранней весной…
А дорогу судьбы не проложит по карте
Мне библейский Сусанин — пророк Моисей.
Я бреду по дороге, я ищу, я на старте,
До Тебя бы добраться, до Тебя бы скорей…

***
Дойду до кромочки жилья
Версту с лихвою.
А в поле нету ни жнивья,
И волки воют.
Как много теплого огня
В глухой деревне.
Там встретят всякого меня,
Там голос древний
Гудит в чащобе за углом,
В лесу древесном.
Там поят белым молоком,
И хлебом пресным.
Там насыщают, не таясь,
За палисадом.
Там мало доброго меня,
Но и не надо.
Тепло и чисто от огня
В светелке тесной.
Там отпоют в распев меня,
И я воскресну.

 Русак

Алексею В.

Может, сказка топает за полем,
Да бежит по жниве русый заяц.
Ничего ты, миленький, не понял,
Ни брюнет, ни лысый, ни китаец…
Просто синеглазый мой мальчишка,
С юными случайными прыщами,
На лице синяк, а может, шишка,
Любим вас таких, таких прощаем.
Всех прощаем, где иных набраться,
Русый, мой русак, любимый заяц,
Станем спорить, драться, целоваться,
Ни брюнет, ни лысый, ни китаец…
Мой воитель — воин-охранитель,
Верный оградитель мой от страха,
Словно сказки русской светлый житель —
Русый чуб да красная рубаха.
Не рубаха — рыжая футболка,
Не кольчуга — камуфляжный китель,
Берцы, стрельбы, смена, самоволка —
Сердца беспардонный похититель.
Скупо вас рождают наши пашни,
Не хватает русого в природе.
Милый мой, ни пришлый, ни вчерашний,
Русый огонек в честном народе.

Мой город

Мускулистый, как все настоящее,
Город просто пристанище дал
Моему поколенью ледащему,
Что сходилось квартал на квартал.
Мы кололись паршивыми иглами,
Собирали в полях коноплю,
Обменявшись в постели бациллами,
Всем подряд говорили: «люблю».
Цепью звонко дрались и нунчаками,
Водку смело мешали с вином,
И ушли за железными траками,
Кто в Чечню, кто в кино за углом.
Кто-то прибыли в банке отращивал,
Кто-то полк поднимал под ружье...
Поколенье мое настоящее,
Ты ушло, словно детство мое.
Город, город, ты манишь нас пристально,
Все прощаешь отечески нам,
Только делит с тобою неискренно
Кто-то фарт, кто-то жизнь пополам.

 * * *
С кротостью помолюсь
И не коснусь плеча.
Тихо отравит грусть,
Не вызывай врача.
Горлом хлынула песнь,
То не вопль на Ти Ви.
Если что-то и есть —
Это Спас-на-Крови.
Спасу нет на глоток.
Лоскутом плащаниц
Кровоточит платок...
Хлебом кормила птиц.

* * *
(Под впечатлением от кинофильма
«Горячий снег»)

Бой принять,
Словно смерть принять,
Залпом смерть принять,
Как стакан
Зелена вина
И ничья вина,
Что на грудь легла,
А не пьян...