Гекльберри Финн

Случилось так, что ранней, незаполненной вестями грустными, порою
Утратив в поисках любимого кота, свою соломенную шляпу,
Он на плоту в компании весёлого бармена из Кентуки,
Уставший, полупьяный, мятый,
Вверх по течению отправился, смотреть на львов, гуляющих в саване,
Через Атлантику лежал его не лёгкий путь.
Гекльберри Финн, мать твою, Гекльберри Финн,
Ты от роду не знаешь своих предков,
Поверь, там лигры, тигрольвы, и леопоны,
Лежат в траве, катаются на ветках.
Дай Джим на счастье трубку мне, терять я не привык, поверь,
И то, что кот мой белобрысый не вернулся из похода,
Меня терзает и позорит,  нужен зверь, мне нужен ласковый, жестокий зверь,
Для огорода.
Их плот мурлыкал, напевая песню листьев, журчал ручьями, прыгал по камням,
То, разгоняясь вскользь по гладкому настилу, то натыкаясь на преграды по утрам,
И в этом Финн нашёл себе усладу, он медленно задумался, курил, смотрел на окружающих животных, которые пришли на тихий водопой и с любопытством провожали кротким взглядом.
Как царь по джунглям он, воссев на трон, осматривал владения,  и раб его лежал и спал, и нет ему спасения.
Я сброшу Джима в реку, диким крокодилам, пока он спит, его лишу я жизни,
Так думал Финн и восторгался собственным явленьем, подобно яркому Нарциссу он восхвалял себя. Уж так и быть живи, о, раб презренный,
Джим спал, как малое дитя, не слыша этих глупых пений,
Его надежда, наконец, была близка,
Туда, где дом родной, где мать, отец, свобода, воскресенье!
Он вёл свой флот, замучила тоска.
-Финн, мать твою, Финн, осталось нам совсем не долго, как будешь изнывать от жажды,
Надень колпак, на родине моей печёт, а мы вошли в большие воды, здесь рыбы много  и прочей живности. Будь осторожен.
-Оставь пустое Джим, нам нужно подкрепиться, снимай одежду  и ныряй за пищей.
 -Но как, там же акулы, мне нужно обязательно увидеть маму.
- Ныряй,- и Финн бултыхнулся в прозрачный мир иллюзий.
Поджарив две трески и славно отобедав, друзья гребли всю ночь пока не стало больно,
За прошлые обиды, за нищету и рвань,
За гавань, всё же брошенную там в другой стране индейцев,
За Тома, и других детей с их вечно не смолкающим фальцетом,
И за многих других: евреев, индусов, европейцев.