Тот жизни ритм...

Тот жизни ритм, что мне полвека нужен был,
Заметно ослабел, огонь в душе остыл.
Удаче свойственное мироощущенье
Исчезло вдруг. И нет за это мне прощенья.

Чтоб поддержать огня костра напор
Нельзя не убирать из костровища сор.
Когда его становится в углях горящих много,
Костёр затухнет сам. Нам не дано другого.

И для того, чтоб разобрать в душе завал,
Замедлен жизни ритм. Привал мне Богом дан.
Не захотелось мне играть с судьбою в чёт-нечёт,
Решил, полвека проживя, начать я вновь отсчёт.

И треугольник, новой жизни основанье,
Заложен мною был по старым нормам  мирозданья,
Тремя китами (за грех сравнения прощения прошу, Бог с ним).
Для нас с тобою ими стали Париж, Обуховка,  Иерусалим.

Прошедшей жизнью  для меня ответ был дан
В судьбе моей, что значит Иордан.
И в пятьдесят, приняв в душе Христа заветы,
На многие вопросы для себя уж этим дал ответы.

Но даже нам, столь значимые и желанные,
Иерусалим, Господня Гроба храм и воды Иорданные,
Опорою надёжной могут стать,
Коль снизойдёт на нас Обуховского храма благодать.

И вот Париж, Монмартр, Святого Сердца храм,
В Рождественском сиянии Нотр-Дам.
И состоянье жизни полноты
Вновь ощутить смогу я, коль со мною ты.

Как тридцать лет назад, должно ж так статься,
На улицах твоих, Париж, пришлось и нам обняться.
И думалось, что нам не суждено  до старости  расстаться,
И лишь Париж то место на земле, где это чудо может состояться.

Салютовал Париж объятьям двух седых людей
Клаксонами авто, на плоскостях с ладонью схожих площадей.
Стал третию  Париж опорой нам,
Как храм в Обуховке, Иерусалим и Иордан.

        Париж.                24 декабря 1994 года.