Долг интеллигента

                Светлой памяти Василия Михайловича Истомина.

 Василий Михайлович Истомин приезжал в наши края почти каждый год, потому что здесь была его Родина, жили его родители, и прошло его детство. И ежегодно он давал концерт для односельчан.
Я помню, как впервые побывала на таком концерте. Это было в 80-х годах.
Мы с мамой пришли вовремя, но на дверях клуба висел замок, и поэтому мы зашли к знакомым. Артист оказался там. Он ожидал, когда соберутся зрители, а они, как всегда, не торопились.
Концерт начался только через полчаса. В тёмном, холодном зале сидело человек двадцать, в основном – женщины. Время от времени в зал заскакивало ребятьё и мелькали парни постарше. Их хватало ненадолго, и они быстро уходили, хлопая отлетающими затёрханными дверями.
Артист, казалось, не замечал этого, углублённый в свой рассказ. Он говорил об истории нашего края и песенного жанра в нём, о тех, у кого он записывал старинные песни и кому посвятил свою книгу.
- Моя судьба сложилась так, что я, к сожалению, живу не там, где родился. Но корни мои здесь. И я считаю, что мой долг, долг интеллигента в первом колене, рассказать о своей малой родине, о том, что я видел и в чём сам принимал участие.
Те из вас, кто постарше, наверное, помнят, как раньше уходили в армию. Ну вот, ещё в 59-м году…Я почему помню? У меня уже в то время была в руках гармошка. Я был гармонист, и мужики брали, значит, скамейку и несли меня, а я играл.
Гармонистов тогда было много, и праздника без гармошки не было. На вечеринки меня брали, гулять. То есть, конечно, гуляли-то парни постарше, а я допускался с гармонью. Вот тогда я и запомнил многие песни…
А потом уже, став взрослым, записывал и здесь, и в Вологодской области. Здесь записывал у тринадцати женщин-песенниц. Теперь в живых из них осталось только три;…
Василий Михайлович рассказывал, сидя за маленьким жёлтым столиком, изрядно расшатанным, как я знала по опыту. На столе лежала рукопись его книги (впоследствии она была напечатана под названием «Моё родное Кеноречье») и рядом с ней гитара.
Через некоторое время он взял в руки гитару и запел. Я ожидала сильной стилизации песни, слащавой фальши и опошления. Но всё было по- другому. Да, он пел
не совсем так, как те бабушки, которых и я слышала. Но это всё же была народная песня, наша, русская.
- Привязала жена мужа ко сырому дубу
Ай ли ай ли ай люшеньки ко сырому дубу,
От сырого от дубочка сама гулять пошла,
Ай ли ай ли ай люшеньки сама гулять пошла.
Проходила прогуляла ровно три денёчка
Ай ли ай ли ай люшеньки ровно три денёчка…

Сильный и свободный голос легко преодолевал трудности акустики, созданные строителями клуба. Артист пел песню за песней, глубокая печаль сменялась мягким юмором, безудержная тоска – искренним весельем.
- Ой снежки белые пушистые ой да
Призакрыли все наши поля.
Ой призакрыли все наши поля.
Одного толи поля не покрыли ой
Поля, полюшка только моего…

…А старые двери всё хлопали и хлопали, и курчавые юнцы гордо несли к выходу свои одинаковые головы.  Музыкант, не поворачиваясь к ним, продолжал петь.
- А эту песню любила моя мама, - сказал он и мягко и грустно улыбнулся.
А я внезапно вспомнила их дом, скамеечку возле него, а на скамейке – нас, юных фольклористов, пришедших за песнями, и Анастасию Дмитриевну, мать музыканта, шумливую, говоркую, весёлую.
Когда мы явились к ней, она топила баню, и мы слушали её песни прямо на улице.
А ещё я вспомнила почему-то рассказ Анастасии Дмитриевны о городской свадьбе сына и о том, как ей не понравилось тёщино угощение:
- А я купила в магазине  двенадцать буханок хлеба, принесла, да и на стол им вывалила: нате, чего с куска-то есть?
…А теперь её уже не было на свете, она умерла этим летом…

- Ну, вот и всё. Кто хочет побольше узнать о песнях, можете взять эту книгу, хранится она в школе, - и Василий Михайлович, снова открыв рукопись, прочитал посвящение:
- Землякам от автора рукописи, с целью ознакомить всех интересующихся историей родного края. Пусть потомки узнают, что их предки были прекрасными людьми.               
                27 августа 1987 года. Василий Истомин.



                **************

Дня через два, по договорённости, мы с мамой пришли к нему в гости.
До нашего прихода он лежал на диване и, когда мы появились, смущённый, вскочил и куда-то надолго ушёл.  Потом, вернувшись с мокрой взлохмаченной головой, принялся греть чай и неловкими руками носить на стол красные в белый горошек чашки.
В доме пахло запустением и отсутствием женской руки. Мягко постукивали часы с узорчатым рисунком, светлела в левом углу большая старинная икона…
Чай вскипел. Музыкант, близоруко наклоняясь, налил всем чаю и, наконец, сел.
Я попросила его рассказать о себе. Он застеснялся, замахал руками:
- Да ну, да что я о себе скажу? - как-то вдруг, рывками, заговорил о своей книге, которую никак не может издать, о детстве:
- Мы раньше дома к каждому празднику концерты устраивали. Галина (сестра) у нас была за конферансье. Придёт вся деревня, а во всей-то деревне две фамилии – Истомины да Зыковы – она выйдет и объявляет:
- Такая-то песня, исполняет или аккомпанирует… Васька Истомин.
И Василий Михайлович, замысловато тряхнув головой, смущённо засмеялся.
Разговор мало-помалу налаживался, хотя музыкант, сильно стесняясь, то становился не очень естественным, то до предела простым.
- Раньше люди, конечно, были добрее. Могли милостыню подать. Вот мама моя, бывало, начнёт печь. Калачи печёт, сделает штук сорок-пятьдесят. Я говорю: «Мама, зачем столько? Мы же не съедим». Нет, ей было надо. Вот такие люди были.
- Я вот вчера, честно говоря, попробовал с гармошкой пройтись по Пилюгиной . Ну, там вчера Макарий был. Так на меня все выскочили посмотреть. Как, откуда гармошка? – долгий смущённый смех.
- Вот у меня дочь Ленка, ей 15 лет. Попросила недавно 10 рублей. Спрашиваю: зачем? – На «Ласковый май». Ну, дал я ей 10 рублей, а самому интересно стало: ко мне, музыканту-профессионалу, билет на концерт не столько стоит, а тут люди без образования всякого. Обидно даже немного…
- Вот на концерте моём во время песен молодые выходили. Я думаю: ну, выйди ты, когда я говорю, подожди до перерыва. Нет, им обязательно почему-то на песне надо.
И в дверях, когда мы уже уходили:
- А я вот своей дочери так и не могу ничего передать…

После, когда мы шагали по длинной пыльной дороге, я, вспоминая узкую сухощавую фигуру артиста и его смущённый смех, думала о том, что этот человек, наверное, не очень счастлив, несмотря на консерваторское образование и дипломы международных конкурсов. И мне почему-то казалось, что он больше всего на свете хотел бы вернуть то время, когда на деревенской улице играла гармошка, толпился народ, а его – мальчишку-гармониста – несли на плечах взрослые мужики…



На снимке родная деревня В.М.Истомина.