Лёгкая Марья Ивановна

Марья Ивановна спешила.  Пётр Кузьмич вот-вот придёт,  а у неё  курица доходит. Да ещё Верка языкатая под боком.   Марья Ивановна ничего против Верки не имела,  но не любила, когда без остановки и одно и то же.
   -  Маш,  и зачем тебе домработница? – щебетала  крашеная,  ухоженная Верка, поправляя крупный  браслет на правой руке.
Марья Ивановна расставляла приборы на столе. 
   - Нет,  ну правда! – не замолкала Верка. – Ты ей за что платишь?
   - Зоя Фёдоровна хороший человек, - сказала Марья Ивановна.
   - Маш! – воскликнула Верка.
   - Помогает мне, - сказала Марья Ивановна. 
   - Вот и пусть накрывает вместо тебя,  а ты, между прочим,  директорская жена.
   - Вер,  отойди, пожалуйста, - сказала Марья Ивановна.
Тихо сказала,  а в голосе сталь.
Верка отскочила,  а Марья Ивановна поставила на стол курицу.
Щёлкнул замок – Марья Ивановна метнулась в коридор.  Прильнула к мужу, помогла  снять пальто, достала домашние тапочки,  отразилась в зеркале и исчезла.  Из комнаты донеслись лёгкие поспешные шаги. Зеркало запомнило маленькую, несмотря на приличный возраст тонкую фигуру, скромно собранные на затылке волосы,  вдумчивый взгляд.   
Представительный Пётр Кузьмич вошёл  в комнату.  Марья Ивановна положила салфетку возле горячей тарелки борща.
      - Как собрание,  Петруша? – спросила она, присаживаясь на краешек стула.
 Пётр Кузьмич изобразил мину.
     - Халимов  выкинул, - вздохнул он, сел за стол  и подул на ложку.
Верка молча вышла.  Когда появлялся Пётр Кузьмич,  её речи сами собой заканчивались.  Верка спускалась и не понимала.  Не понимала.  При таком статусе раз в год на юг,  летом изредка на дачу,  каждый день обеды и переписка вечерами.  Нет,  чтобы в ресторан,  в театр,  на Бали…
И никуда её не вытянешь,  только и слышно, как Пётр Кузьмич то, как Пётр Кузьмич сё...
      - Как ты можешь это терпеть? – спросила она Марью Ивановну однажды в далёком году, когда они обе были ещё слишком молоды, чтобы думать.
      - О чём ты?  – удивилась  Марья Ивановна.
      - Ты все выходные дома, что за счастье?
      - А куда мне идти? – ещё больше удивилась Марья Ивановна.
      - Тьфу! – сказала Верка и затянулась пошикарнее,  - У тебя глаза красные!   
      - Пётруша учится, - задумчиво сказала Марья Ивановна. – Мы вчера такой чертёж  сделали,  я неделю с ним возилась.
      -  Ты соображаешь? – с восхищением спросила Верка.
      - Уже  да, -  взволнованно сказала Марья Ивановна, - я все учебники школьные прошла. И знаешь,  интересно! Я вот даже думала, почему мне в школе черчение не нравилось?  Странно…. Нет, не должен завалить, - она улыбнулась.
      - Ты или дурра  или святая, - сказала Верка.
Нет,  не понимала Верка.  Не понимала.
    
Пётр Кузьмич встал из-за стола. Марья Ивановна собирала посуду.
Пётр Кузьмич прошёл в коридор – Марья Ивановна метнулась вслед,  застегнула последнюю пуговицу на пальто, прильнула, расцвела.
      - Я сегодня поздно,  - сказал Пётр Кузьмич.
      Марья Ивановна  вздрогнула и,  опустив глаза, кивнула.
Пётр Кузьмич открыл дверь.
      - Немчинов звонил, - вспомнила Марья Ивановна, - говорит, у тебя телефон отключён. 
      - Если ещё раз появится, - помрачнел Пётр Кузьмич, дай ему мой рабочий. 
Марья Ивановна кивнула.
      - Я совсем поздно, - сказал Пётр Кузьмич.
      - Я порисую, - прошептала Марья Ивановна.
      - К Верке сходи, - сказал Пётр Кузьмич.
Повернулся и пошёл. 

Но к Верке она поехала не сразу.   Сначала в Торговый Центр:   присмотреть новый диван и шкаф-купе,  потом переговорить с риэлтором о покупке земли, потом забрать у портнихи новенький, подогнанный костюм,  потом заехать в супермаркет, отпустив водителя к детишкам…много дел,  успеть бы. 
 Верка позвонила сама и сказала, что поссорилась с благоверным и в образе. 
Марья Ивановна нашла её, заплаканную,  с полупустой бутылкой мартини и ей сделалось стыдно за своё счастье.
        - Вернётся он, - говорила она, гладя Верку по голове маленькой хрупкой рукой без роскошного маникюра.
        - На этот раз всё серьёзно, я чувствую, - твердила Верка, музыкально всхлипывая.
        - Ты и в прошлый раз так говорила,  - Марья Ивановна  прижала Верку к себе.
        - Удивляюсь я тебе, Маша, - тихо сказала Верка, вытирая глаза. – Сколько лет тебя знаю, а так и не поняла тебя.  Твой секрет не поняла…
        - Девять часов, - вздрогнула  Марья Ивановна, - Петруша сегодня поздно будет,  но от тебя долго.
        - Ты,  что,  без водителя?
        - Зачем человека держать, - сказала Марья Ивановна.
        - Маш…побудь ещё, а? – всхлипнула Верка.
Марья Ивановна улыбнулась.
        - Он вернётся, - убеждённо повторила она.
        - Откуда ты знаешь? – спросила Верка.
        - Человек всегда возвращается туда, где его любят,  – сказала Марья Ивановна. 
        - Маш…да неужели ты думаешь..- начала было Верка.
        - А ты любишь его, и он вернётся, - тихо сказал Марья Ивановна.
        - Маш…
        - что?
        - Неужели не видишь, что твой любимый Петруша..
      - Пётруша очень много работает, - оборвала её Марья Ивановна. – Да, у меня ещё дома дел много. Ну, давай, - она  поцеловала Верку, поправила узел на затылке,  встала, подхватила пакет из супермаркета.
       - Отпустила водителя и  с  покупками через весь город поедешь? – воскликнула Верка.
      - Да он лёгкий совсем,  там овсянка, - улыбнулась  Марья Ивановна.
      - Овсянка?
      - Ну да, закончилась, а у Петруши гастрит с молодости.
Марья Ивановна легко открыла дверь,  неслышно заскользила по ступенькам.
    Зарёванная Верка восхищённо и с недоумением смотрела ей вслед.

Дома Марья Ивановна бесшумно разделась  и достала из кладовки мольберт, холст и краски.  Она рисовала до утра на кухне под абажуром, поглядывая на открытую страницу книги с иллюстрацией к сказке  «Алиса в стране чудес».
Её  племяннице через два дня исполнялось девять лет.
        Утром Пётр Кузьмич не очень уверенно и от этого неожиданно тихо вошёл на кухню. Марья Ивановна склонилась над мольбертом. Её правая  рука неестественно висела над упавшей кистью для рисования,  а левая  лежала на мольберте рядом с шикарно выписанной белоснежной улыбкой Чеширского кота.  На столе рядом с мольбертом, завёрнутая в полотенце,   стояла тарелка ещё тёплой  овсяной  каши.
   - Лёгкая смерть - музыкально всхлипывая в трубку,  говорила Верка кому-то, -  так сказал  врач. Лёгкая.
         От Марьи Ивановны остался небольшой чемодан,  приличная коробка писем и десяток картин.  Некоторые из них Верка показала знакомым художникам.  Сказали: «автор, подающий надежды»  Одну Верка взяла себе.
Пётр Кузьмич привёл домой молодую, румяную, дебелую. Она ярко красила губы и делала красивый маникюр.  Пётр Кузьмич ездил на завод, где-то обедал,  не застёгивал нижнюю пуговицу на пальто  и, как говорили завистники,  перестал вписываться в натуру.