Артюр Рембо. Приседания

Полдневный час; в кишках почувствовав укол,
Таращится монах в келейное оконце;
Сияя, как песком начищенный котёл,
Ему потухший взгляд дурманит злое солнце;
И головная боль, и так живот тяжёл...

Ему не по себе – не греет одеяло;
Сползает с койки прочь, в коленях дрожь сильна;
Пожадничал старик за трапезой немало –
Да мал ночной горшок для грузного гузна;
Рубаху бы задрать повыше не мешало!

Дрожа, едва присел; ступнями в камень врос,
И пальцы на ногах заледенели резко;
На стёклах – желтизна, их выцветил мороз;
Он фыркает, кривясь от солнечного блеска –
Пасхального яйца алей бугристый нос.

Он вытянул к огню дрожащую десницу;
Отвисшая губа; тепло зудит в паху;
Штаны раскалены; назойливая птица
Тревожит изнутри больную требуху;
Он хочет закурить, да трубка не дымится.

Вокруг царит развал – убогий старый хлам,
Лохмотьями кичась, храпит на грязном брюхе;
Скрипучие скамьи по мусорным углам
Укрылись, как в траве огромные лягухи;
Буфет, оголодав, рвёт пасть напополам.

И тошнотворный смрад, как тинное болото,
Всю келью затопил, и в черепе – труха;
Щетиной заросла щека, мокра от пота;
И ходит ходуном скамья – не без греха,
И бьёт по кадыку тяжёлая икота.

А вечером, когда накроет сад луна –
На розовом снегу рисуясь тенью серой,
Присядет задница, огнём окаймлена,
И любопытный нос, притянутый Венерой,
Уткнётся в синь небес, не ведающих дна.

ACCROUPISSEMENTS

Bien tard, quand il se sent l'estomac ecoeure,
Le frere Milotus, un oeil a la lucarne
D'ou le soleil, clair comme un chaudron recure,
Lui darde une migraine et fait son regard darne,
Deplace dans les draps son ventre de cure.

Il se demene sous sa couverture grise
Et descend, ses genoux a son ventre tremblant,
Effare comme un vieux qui mangerait sa prise;
Car il lui faut, le poing a l'anse d'un pot blanc,
A ses reins largement retrousser sa chemise!

Or, il s'est accroupi, frileux, les doigts de pied
Replies, grelottant au clair soleil qui plaque
Des jaunes de brioche aux vitres de papier;
Et le nez du bonhomme ou s'allume la laque
Renifle aux rayons, tel qu'un charnel polypier.

Le bonhomme mijote au feu, bras tordus, lippe
Au ventre: il sent glisser ses cuisses dans le feu,
Et ses chausses roussir, et s'eteindre sa pipe;
Quelque chose comme un oiseau remue un peu
A son ventre serein comme un monceau de tripe!

Autour, dort un fouillis de meuble abrutis
Dans des haillons de crasse et sur de sales ventres;
Des escabeaux, crapauds etranges, sont blottis
Aux coins noirs: des buffets ont des gueules de chantres
Qu'entr'ouvre un sommeil plein d'horribles appetits.

L'ecoeurante chaleur gorge la chambre etroite;
Le cerveau du bonhomme est bourre de chiffons.
Il ecoute les poils pousser dans sa peau moite,
Et, parfois, en hoquets fort gravement bouffons
S'echappe, secouant son escabeau qui boite.

Et le soir, aux rayons de lune, qui lui font
Aux contours du cul des bavures de lumiere,
Une ombre avec details s'accroupit, sur un fond
De neige rose ainsi qu'une rose tremiere...
Fantasque, un nez poursuit Venus au ciel profond.