Последний приют человека...
кладбища уют неживой.
Здесь дед мой почти что полвека –
в союзе с землёй и травой.
Кусты раздвигаю руками.
Тропинка травой заросла.
На сердце (а сердце – не камень!)
печаль мировая легла.
На лавочку сяду несмело
в кладбищенской вечной тиши,
налью ему рюмочку белой –
в помин православной души.
Прими, чтобы душу согрела,
достигшую горних высот...
Твой внук уже в возрасте зрелом,
а водочку, деда, не пьёт.
Не в счастье приходим, а в горе
коснуться душою души...
Так выпей, раб божий Григорий,
как прежде до дна осуши.
Гармошку возьми и до срока
красивую песнь заведи:
– Раскинулось море широко!.. –
на то оно море, поди!
А нам, обломавшим в полёте
непрочные наши крыла,
в борениях духа и плоти –
хотя бы толику тепла.
В разладе с душою и телом,
бредущему сквозь бурелом,
куда мне со словом и делом,
с проклятым моим ремеслом?
С покоем обыденным в ссоре,
я жить не умею легко...
– Раскинулось Чёрное море!.. –
уж слишком оно велико!
Луна загорелась, как плошка.
Полночная птица кричит...
Молчит под землею гармошка,
и водочка слишком горчит.
26 октября 1997
Свидетельство о публикации №111012307556