Пятнадцать лет

Уныло, молча, в тишине,
Кусая локти до крови,
Сидел парнишка на постели,
В мыслях все себя бранил.

«Зачем же я того подонка
Ударил палкой по лицу,
Сейчас не нервничал бы сильно,
Что его череп треснул вдруг.

Хотя, ведь если б не ударил,
То отстранили бы меня,
Сказали б: «Ты никчемный парень,
Мы обойдемся без тебя».

А так, я имя защитил
И отстоял свое признанье,
Наверно, лучше бы убил,
Но было б жестче наказанье.

В тот день я абсолютно прав,
А тот подонок был нахален,
Ударив палкой по лицу,
Потом его я бил ногами.

Конечно, может, я жесток,
Но был я бит пред этой драмой
И он кричал, плюясь слюной,
Что каждого покроет срамом.

А после, подойдя ко мне,
Сказал: «Пойдем-ка, разберемся,
Тут малолетки не нужны,
Давай идем и подеремся».

Договоров не заключив,
Иль я его, ну, или он,
Я действовал наверняка,
Ударив палкой напролом».

Настал тот день, когда был суд,
Все собрались в огромном зале,
Для парня в стороне приют,
С железной клеткой, под замками.

А по бокам стоял конвой,
С металлом в лицах, а в руках
По автомату. Боже мой,
Опустошенье, где же страх?

А страха нет в глазах у парня,
Будто он не понимает,
В черной мантии «Палач»,
Который судьбы всем ломает.

Ему тогда пятнадцать лет
Всего то было от рожденья,
А тот, с пробитой головой,
Уже был совершеннолетним.

И вот все встали, приговор,
Судья твердит стальное слово:
«Осужден на два года он».
Молчал, потом сказал: «Условно».

Лишь дома парень осознал,
Что мог сидеть в тюрьме несчастной,
В эту ночь он крепко спал.
Такой вот знаю случай частный.

Потом ему врачи сказали,
Тот, с пробитой головой
Не сможет долго жить на свете,
До тридцати и на покой.

Пробитый череп у виска
И сломанная снизу челюсть
Лишившаяся трех зубов,
С губой зашитой – это прелесть.

А паренек, который бил,
Живой, здоровый, все по чину,
Жизнь преподнесла урок,
Характер крепче закалила.