Дым из-под ребра

(Пьеса для сгоревшего кинотеатра в двух неопределенных действиях с несколькими эпилогами)

Действующие лица:
Алистер Кроули, маг
Роджер Фрай, художник
Нина Хэмнетт, художница
Я, бездомный


I.Когда Роджер Фрай рисовал Нину Хэмнетт, это произошло. Я сидел на диване, поглощал чай и курил дешевую сигарету (первый раз за последние пол года). Роджер рисовал и иногда поглядывал в мою сторону: не произнесу ли я то слово, но я боялся Нины и сидел смирно, втупясь глазами в экран. Когда они оба переставали меня замечать, я тихонько подсматривал за Ниной (Роджер меня уже давно не интересовал): она была в черной кофте, на руке блестел браслет, подаренный Кроули. Через пять минут мне стало жарко, и я вышел в уборную, споткнувшись по дороге о разбросанные кругом бутылки из-под выпивки и еще какие-то непонятные вещи. Я знал, что скоро должен прийти (со своими друзьями и еще парочкой женщин) тот, кого я так ждал сегодня. Собственно только ради него я терплю эту своеобразную парочку. Нет, они мне нравились, но я уже давно хотел уехать в поисках славы, воплотить несколько своих проектов, - только для этого нужны были хоть какие-то средства. У меня же их не было вообще.
Однажды я случайно зашел в бар, где тусуется местная богема, и почувствовал себя там в родной стихии. Тогда-то Нина и Роджер заметили меня. У меня в тот вечер было сверх всякой меры хорошее настроение, а у них были деньги. Мы отлично провели вечер, а потом и ночь (недавно меня уволили с работы и выгнали со съемной квартиры: я преподавал хореографию в одной местной школе, и полюбил свою ученицу; естественно, когда я нанимался, то увеличил свой возраст, вот они и оклеветали меня.) Когда мои новые знакомые узнали, что я беден и живу на улице, то взяли к себе, но с условием, что я буду у них убираться. Они были художниками, а я мечтал стать режиссером, сниматься в кино и танцевать в каком-нибудь провинциальном кабаре (травести), время от времени давая уроки.
Выходя из уборной, я решил, что неплохо было бы раздобыть немного опиума, как вдруг сильный сквозняк распахнул хлипкое окно, так что я аж подскочил от неожиданности. Стекло рассыпалось по полу, как тысячи маленьких светлячков. Я плюнул, ударил ногой об порог и сильно ушибся. Дальше все было как во сне. Откуда-то издалека звучали блюзовые мелодии  вперемешку с ситаром.  Когда я вошел в гостиную, по ковру ползал Роджер и пытался рычать, Нина изображала кошку, прогибая спину то вверх, то вниз. Я громко закричал и кинулся щекотать их обоих. Мы так и валялись по полу, как бешеные животные, хрюкая от смеха. Дышать было нечем, живот разболелся от непрерывного хохота.
Алистер вошел неслышно, сел на диван, где я несколькими минутами ранее предавался размышлениям, и закурил мою последнюю сигарету. Он был один. У меня страшно кололо в боку, потому что я напоролся на кисть Роджера, что была к тому же вся в краске и перепачкала мою футболку. Мне показалось немного странным то, что никто даже не подумал поприветствовать гостя. Я выбрался из рук хихикающей и уже уставшей Нины, постарался придать лицу как можно более непринужденный вид и поздоровался с Кроули. Мы с ним не были хорошо знакомы (виделись только раз в том самом баре, где я выступал со своими небольшими номерами и познакомился с Роджером и Ниной). Тем не менее, начали разговор как хорошие приятели.
В комнате, не смотря на всеобщую разруху, стояло фортепиано (настроенное мной), но играли на нем редко, и оно уже изрядно покрылось пылью. Я попробовал сымпровизировать на тему вальса Мефисто ("Sempre piano, leggiero e fantastico"), но получилось ужасно нескладно, и я пожалел, что потерял партитуру в этом вечном бардаке.
Вдруг я громко рассмеялся, вспомнив, как однажды сравнивал просмотр фильма со стаканом сока. (И думал, что смогу повлиять на этот мир, что нужен ему; а сейчас сижу за грязным фортепиано с дешевой выпивкой и плоскими банально-грубоватыми мыслишками, что подобны тараканам. Ха-ха, тра-та-та.… А счастлив ли я? Счастлив хоть кто-то из нас по-настоящему?..)
Глухой треск вырвал меня из оцепенения. Я вспомнил, что где-то умирают родители (на другой части континента), и время бежит как струйка крови из виска самоубийцы, и я гнию как яблоко, упавшее с дерева. И всем нет дела до того, как я веду себя, как чувствую, как ощущаю и отображаю окружающий мир. И что на конце сигареты дымится одиночество, и что искренность экзальтирует на уровне шепота, а я разучился пользоваться глазами, предпочитая уши. Трещала горящая бумага в углу комнаты. Трещало по швам мое сознание и болело ребро. Я чувствовал, что начинаю засыпать под эти мерные звуки. Что там горело – мне было безразлично…
II. Проснулся я под вечер. Алистер уже ушел, и я расстроился, что так и не смог с ним договорить. Придется остаться здесь еще как минимум на месяц. Этой весной так долго и скорбно умирают вишни, что я забыл, когда в последний раз смотрел в зеркало. Я поднялся с дивана, на котором еще недавно сидел мой таинственный визави, и решил исправить это недоразумение с зеркалом. Роджера и Нины не было дома. Наверное, пошли развлекаться на последние деньги от продажи Нининых картин, и решили меня не будить. По полу валялись куски исписанной бумаги. Я поднял один и узнал свой почерк. Двинувшись по бумажному следу, я очутился в углу, том самом, откуда слышал треск горящей бумаги.
Это были мои сценарии, записи, ноты, вся тетрадь была порвана и сожжена! От нее осталась только кучка пепла и маленькие клочки, которые не попали в огонь. У меня непроизвольно из глаз закапали слёзы, настоящие, крупные, обжигающие. Я побежал к зеркалу, чтобы посмотреть на себя и навсегда запомнить это выражение скорби. По дороге я вспомнил о том, что забыл тогда сказать Роджеру, каких слов он дожидался от меня: я остаточно решил уехать. А у Алистера я хотел попросить денег на билет. Даже если мне придется снова вернуться на улицу, я уйду отсюда. И, собрав крупицы своих произведений, взяв пачку сигарет, спички и немного денег, я вышел во двор. Впереди ждет новая жизнь, я стану знаменитым. И тогда еще раз увижу своих друзей, чтобы сказать им всё, что забыл сказать сегодня. А сейчас – вперед, вперед, надо найти свободную свалку или заброшенный дом, чтобы было, где заночевать и … (остальная часть текста сожжена)


Теперь я стар, и публикую этот текст, спустя годы, не меняя в нем ни слова. Меня постоянно преследуют видения моего прошлого. Оформляя свои работы, я чувствую, как во мне что-то умирает, чтобы родиться в иных местах в более совершенной форме.… Этот кусочек моей жизни был спасен от огня волей случая, и, наверное, поэтому я нашел его, разбирая старые вещи... Я всё выбросил из дома. Я слышал о Кафке, который предпочел бы сжечь свои сочинения – без сожаления. Он был не прав только в одном:  (наверное, он не читал Булгакова!) - это за него сделают другие…. Зачем утруждаться, если можно спокойно выкурить сигарету и позволить судьбе решать за тебя (подыграть самому себе, ты ведь всегда ей это позволял). 


Идет дождь из конфет, как в известной сказке. И кто-то снова уходит из дома, чтобы стать верным слугой своих снов…