Gala

У меня есть строка, я ее разорву
и тебе покажу, что с ней стало.
В ней нарисую ту нашу мечту,
Которую ты рисовала.
Все сто сорок строк будут говорить
на понятном лишь нам языке.
Хочется, чтоб ты знала о том, что быть
без тебя стало мне тяжелей.
Окунулся в чувства, да с головой,
В те чувства, которыми ранее
играл так уверенно. Но, Боже мой,
Про огонь ведь знал все заранее.
Рискнул – и ты знаешь, я не жалею.
Мне довольно приятно сгорать
без остатка, без памяти. Страстью твоею
я казнил чужеродную страсть.
А ты слышала, как звенел колокол,
Когда мы возвели свой храм?
Времени было – три ночи. Ну, около...
Он звенел и вестил благо нам.
Как? Ты не знаешь, что за храм?
Я тебе объясню. Кто же, как
не я пояснение даст тем мечтам,
из которых сплели мы наш флаг,
Наш символ, наш герб, нашу святыню,
Нашу чистую, сочную веру.
Я тебе объясню. Понимаешь, отныне
можешь тронуть ты церкви стену.
Нашей церкви, подножьем которой
стали людные города,
В которых мы стали единой опорой
для небесного полотна.
Я твой раб, я монах, я твой приход!
Я твой мученик, я твой апостол.
Причасти меня, поцелуй жаркий лоб
и прости. Это так просто.
Для тебя это лишь часть литургии
по моим незабытым грехам.
Ты ведь можешь силой своей стихии
мои страсти прибить ко стенам.
На двадцати четырех квадратах
мы укрылись от шести миллиардов.
Они были нашей царской палатой,
Они были собранием бардов.
Они стали местом встречи друзей,
Это стало удачным знакомством.
Было сладко. И даже больней.
А ты знаешь, тогда за оконцем
продувал сумасшедший ветер,
Напоминая нам высоту,
этаж, и что мы на планете
сегодня одни воплотили судьбу.
Тяжесть желанного тела
придавила меня к постели,
Я был рядом, как ты хотела.
Все было смело на самом деле.
Слезы катились с щек,
Падали мне на плечо,
Никогда ни один человек
не был близок так мне еще.
Слезы впитались под кожу и стали
неотъемлемой частью меня.
Сейчас они только что сердце искали,
Чтоб коснуться и дать огня.
Я смягчен, я ослаб. Я хочу. Я силен!
Мне осталось лишь только узнать,
Какого быть единственным из имен,
Что ложатся с тобою в кровать.
Что встают с тобою утром,
Что приходят в твой вязкий сон.
Ты единственная как будто,
Я как будто тобою пленен.
И как будто лишился сна,
Будто часто смотрю в окно,
Вспоминая, как твоя спина
залечила рану мне под ребром.
Когда ты босыми ногами
топтала холодный пол,
Я пытался поймать глазами
то, зачем в этот мир пришел.
Мне казалось, что между штор
проскользнувший лунный поток
Разрешил моей жизни спор
в форме греческих ног.
Твои волосы пытались скрыть
от меня гладкий шеи гранит,
Никогда не думал, что быть
может так красиво, когда скользнул
свет из окна по груди, животу,
Когда души в отражении стекла,
Друг друга прощая, видят звезду
никому не нужную, как всегда.
Скажи, а ты правда считаешь,
Что нам с тобой повезло?
Знаю: когда ты глаза открываешь
на ум валится то, что дано.
И ты думаешь о грядущем дне,
Ты решаешь проблемы в уме.
Но тебе ведь становится лучше
при мысли о том, что везде,
В любое время, в любом городе
я живу день не без тебя?
Не без тебя пребываю в голоде,
Не без тебя я пью как свинья.
Не без тебя я ложусь в кровать,
Даже если ложусь без тебя.
Тебе же проще весь мир прощать,
Зная, что мир твой не без меня?
Хорошо, что тысячелетие,
Едва досчитав до десяти,
Погонять стало душу плетью и
пообещало оно мне спасти
от пошлого блеклого алгоритма,
материально-собачьего подлого ритма
наш ковчег благодарности, полный молитвы
к богу случайности. Победа без битвы
принесла нам трофей на подносе,
Покрытом слоем январского льда.
Трофей стал светиться в открытом вопросе:
Есть ли конец у этого дня?
С тех пор как ты погасила свет,
Я больше не видел привычно себя,
Ты оставила сумерки, полуночный бред
и голос свой, что тешит меня.
Ты мне пела и касалась щеки,
Я был вне пространства, вне времени.
И мне подумалось, что пастухи,
когда-то владея искусно свирелями,
Заставляли вот так же стадо
замолкать и подчиняться воле.
Знаешь, это было то, что надо:
Стать рабом твоим в своем подполье,
Оставаясь хозяином нашей доли,
Вынуждая тебя позабыть о боли.
Одиночество втиснув в евроокно,
Мы отсняли рождественское кино.
Жаль, что пленка кончилась быстро,
Пришлось прерваться. Лучше бы выстрел
заставил меня от тебя уйти,
А не чемодан, аэропорт, такси...
Через стекло запотевшее смотрю на крыши,
Они четче, чем ты. Они тебя ближе,
Но, весною умытый, будет город чист.
Ты – мой идеал. Я – твой идеалист.