Автобус Рождествено - Ленинград

Теперь уж редко,разве что в музее,
Среди реликвий отзвучавшей старины,
Скучающие с "Кока-колой" ротозеи
Припомнят русский быт после войны.

Еще звезда над Оредежью ярко светит,
И спит земной, не просыпаясь, глобус,
А деревенский люд уже настырно метит
Стать первым в очереди на автобус.

Мороз трещит и к утру не уходит
В раздольные поля, за хмурый, в вате лес,
Но вот автобус старенький к Рождествено подходит
И люд, глядишь, в него уже залез.

Я помню это громыхающее, глохнувшее чудо,
Нас доставлявшее в не деревенский мир,
Нам улыбались блеск и нищета оттуда,
Петровский шик и сталинский ампир.

Ну, с богом, тронулись, закрылись двери,
Автобус ранний, ненадышенный, дрожит,
Распуганы в чащобах мерзнущие звери,
И чудо к городу при свете фар бежит.

Замерзли пальцы у серьезной кондуктрисы,
Под шапкой прядка ранней седины,
У женщины, как у кокетливой актрисы,
Глаза слегка сурьмой подведены.

Я понимал, я по России тряско еду,
И нет отечеству ни края, ни конца,
И так тянуло выпить за победу,
Меня, зеленого и буйного юнца.

Дрожит автобусное грузно тело,
Звенит оконное, промерзшее стекло,
Январь всерьез взялся за дело,
В глуши по грудь проселки замело,

Замерзли переезды, избы и скворечни,
Весь мир застыл в узорах ледяных,
Мороз усатый, старый грешник,
Поддал зиме под самый дых.

Мелькают рощи, балки, повороты,
Чернильный мрак летит вослед,
Я жизнь российскую люблю, ее заботы,
И верится, прекрасней нет

Разбитой, в наледи, заезженной дороги,
Замерзших кондуктрисы красных рук,
И глаз ее печально строгих
С налетом горечи безвременных разлук.

Нас так баюкают российские просторы,
Так разминают нам лежалые бока,
Что только глупых и космополитов уговоры
Сманили за рубеж пока.

Россия - край непуганых, мечтательных идиллий,
Шампанское и бутерброд с лососевой икрой!
Займись, коль хочешь, разведеньем лилий,
Или торговый дом за окружной открой.

О да, сегодня все почти - почти!- возможно,
А помню, после страшных лет войны,
Мы штопали при свечке осторожно
Единственные, драные штаны.

Так может и не надо тех воспоминаний?
Я,как поэт, для новой жизни не гожусь?
И в Интернет без знаков препинаний
Позволено клепать любую чушь?

Прощай, прощай, зачумленное время!
В подлунном мире всяк по-своему хорош,
Сегодня новое, обкуренное племя
Станцует голышом за медный грош...

Кропать панегирик хромому  мотосредству?
Спасать Россию разведеньем лилий?
Чудак, забыл, что по соседству
Открыт салон лихих автомобилей?

Да, да, грустить о чем? Родная колымага
Все так же бегает в родной глуши,
А абрамовичи - о, стерпит ли бумага! -
На яхты собирают барыши.

Но к теме, вот под говор деревенский,
Когда все разом про политику галдят,
Автобус, как ковчег вселенский,
Въезжает в предрассветный Ленинград.

Что тайны всех поэзий и находок мира
Пред тайной ленинградских площадей,
Покрытых тяжким трауром порфира,
И славой героических людей?!

Вот здесь у Пулково тянулись баррикады,
Здесь фронта линия кровавая прошла,
А здесь костлявая рука блокады
Меня случайно не нашла...

Запели тормозов изношенных колодки,
Под лысый вой истершейся резины,
И деревенские, смышленые молодки
Рванули за добычей в магазины.

О время голода, послевоенной муки,
Зачем ты было, бог мой,
Когда бессильно опускались руки
Перед ослепшей, грубой догмой?

Деревня город, отощавши, не кормила,
А город не лечил деревни раны,
И у высокого, кремлевского кормила
Толпились темные, упертые бараны.

Заря кровавая окрашивала своды неба,
И как по библии, сумняшеся ничтоже,
И город и деревня требовали хлеба,
Ну, и конечно, зрелищ тоже...

Земной вращался тяжко глобус,
Я только пробовал тревожить лиру,
И был развалина, наш старенький автобус,
Единственным мостом к большому миру.

Работали бесперебойно сталинские тройки,
ГУЛАГ, расстрелы, пытки, самооговоры,
И гоголевской не давали тройке
Рвануться в русские просторы.

Водитель отпустил молодкам вслед тираду,
Устало плюнул в предрассветной темноте,
А я навстречу Ленинграду
Шагнул как к сказочной мечте.

И как кружилась в упоеньи голова!
Плескалась, розовея, сонная Нева,
И рвались из груди горящие слова,
В крамольные сплетаясь кружева.

А грудь сжимала и безудержно давила
Приливами привычного, как голод страха,
Сомнений сумрачная, мертвенная сила,
И будущее тлело в недрах праха.

Но в призрачной закрытости холодного утра
Вдруг вспыхнуло видением в огне
Прозрение под царственной рукой Петра,
На злом и вздыбленном коне.

Теперь не только Деймосу и Фобосу
Поет хвалу моя космическая лира,
Я б памятник поставил старому автобусу,
Соединившему два разделенных мира.

Звезда над Оредежью, как и прежде, светит,
И над планетой в облаках - изящный аэробус,
А деревенский люд все так же бредит
Не прозевать с утра заезженный автобус...

И очень редко, разве только что в музее,
Среди обломков милой, отшумевшей старины,
Скучая, вспомнят молодые ротозеи,
На чем у русских держатся штаны...

     16.01. 2011 г. Москва