Третья Война

Люди, увы, так часто
Не замечают смысла
Каждого данного дня.


1

Ты главный на этом празднике жизни?
Я утром дождливым всегда стучу в твою  дверь,
Чтобы просить начать представление сызнова,
С меньшим количеством закономерных потерь.

Каждый обязан встретить  рассвет настоящим,
Ибо боль никогда не проходит даром,
Если судьба кого-то застала спящим,
Он проснётся, омытый словес нектаром

Твоей бесконечной книги про всё.
Я в защиту скажу, что никто почти не засёк
Тонких магнитных сюжетных линий
Тихий горячий ток.


2

Зачем из сердца вырвана верность?
Муки мытарств познать врагу не желаю.
Нужно быть маленьким, не расплескав трёхмерный
Голос крови. Хрупко на ветер лаю.

Голуби, птицы беззубой жалости,
Точат клювы о белые кости мои.
Вдруг вспорхнут, повинуясь ребячьей шалости,
Крыльями правя нежной плоти слои.

3

Переливаясь в склянке вселенской восьмёрки,
От мягкого сгиба до тонкого жерла,
Хочу объять  одну простую песчинку,
Пустив свою суть на рост гигантского перла.

Все, словно клетки одной улитки
Ежесекундно, без сна и устали,
Распространяют слизь в попытке
Втиснуться в горло прозрачной стали.

Но то, что взрастить удалось во чреве,
Совсем не похоже на то, о чём ты сказал "я есть".
Улитка не мыслит миф о девственной плеве,
Желудком почуять силясь  благую весть.

Здесь нет давно ни правых, ни виноватых.
Женщины прячут полные слёз глаза,
Себя и своих детей отдавая в солдаты
Жизни, чуя сердцем: идёт гроза.

4

Кто-нибудь, самый лучший и самый добрый,
Встреть меня ранним, уже не дождливым утром.
Здесь  отпрянут глаза неистовой кобры,
Танцем манящей в житейскую Кама Сутру.

Новая нежная память о вечном прошлом,
Коснись меня своим золотым крылом.
Даже отъявленный гад  всё равно хороший,
Нужно дать ему ключ, и грехи – на слом.

Вера моя не может быть разделённой,
Если я не исторгну мерзость нутра наружу.
Кто-нибудь, в море горя по гроб влюблённый,
Встреться мне на пути, согрей мою стужу.

Раненый волк, от крови собственной пьяный,
Нежась в отчаяньи, вдруг покидает шкуру,
Чтобы увидеть охотников за бурьяном,
Долгой тенью направивших пулю – дуру

Между двух распахнутых настежь окон,
Прямо в небо любви, в зеницу рассвета,
Чтобы душа, истекая клюквенным соком,
Точно знала: обратного хода нету.

5

Листья мягко шуршат, и воздух прозрачен.
Скоро в путь позовёт нетленная флейта
Всех, кому суровый удел предназначен.
Будет злиться на сонных солдат ефрейтор.

Будет хлеб на троих горячить как водка,
Сталь в ладонях, смысл струня, застрекочет.
Эй, давайте построим большую лодку
Тем, кто жить по любви с собою не хочет.

Я не боюсь, но мне за детей обидно:
Всё могло быть иначе – радужно, ярко.
Вынь каравай из печи, которым не стыдно
Всех одним накормить. Свеча без огарка,

Свет без тени, роды без боли – правда?
Рай елейный. Сладкая клейковина.
Воздух чист и листья шуршат, а завтра
Хлынет новой страшной чумы лавина.

6

Скепсис – оружие бедных на душу зайцев,
Намалевавших портрет идеальной капусты,
Образ Охотника по вечерам на пяльцах
Вышивших. Племя пушных прокрустов,

Вечно галдящее про «хорошо» и «плохо».
Кто-то убил себя, разделяясь на грани.
Ну а я - такая зловредная кроха,
Я не спрошу. Мне не кого. Все на грани.

Ты не судил, ты видел печать на лицах,
Истиной твёрдой крещёный, прикрас не мнящий.
Белой зарёй распустись на моих ресницах,
Встреть меня. Разве не сказано: «Да обрящет…?»

7

Косила траву, и вдруг под косу – гнездо.
Странно: сослепу ль судьбы  сошлись?
И всё, что будет после, объяло «до».
Пять крошечных жизней, пять горошинок – брысь…

Но вот ведь, не выправив крылья, искры взлетели ввысь.
Смелей за косу держись:
От первой тягучей do
 До ласково ждущей ci
Траву сомнений коси,
Свей, не боясь, гнездо
И лишь об одном проси:
Всё, что случится после,
Пусть будет светлей, чем до.