Человек, который смеётся

По произведению В. Гюго
«Человек, который смеется»

    
 
  «Неизвестные люди»

(Компрачикосы)
Стоим мы у грани смертельной черты,
Пенятся волны, вздымаясь на скалы.
Ветер нас гонит в объятия тьмы,
Блеснул огонек маяка бледно-алый.
Рифы крушат старой урки борта,
Тяжесть на лицах, исступление взгляда.
Свинцовое небо – нам  мстят облака,
В плену мы у власти кромешного Ада.
Подвластные волнам, что подвластны царям,
Становятся жертвой их безрассудства.
В бездну ворота открываются нам,
Состояньем тревоги наполняются чувства.
Наслаждается шторм игрою причуд,
Призрачный мрак растворил путь к надежде,
Страхом смертельным свершается суд,
За все преступления,  что исполнены прежде. 
Казалось бы, вот, отступила волна,
Зловещий свой гнев сменил бог на милость,
Грозным безмолвием пришла тишина,
И сердце напряженно в ожидании забилось.
Когда смерть близка и глотаешь ты жизнь,
Словно бы воду, обессилев от  жажды.
От заблуждения себя удержи:   
От Мойры-судьбы не спасают надежды.
Они рушатся в прах по воле морей,
Поглотивших в пучину – не счесть кораблей.
Мы молим прощения, не вставая с колен:
Отпусти прегрешения нам Гуинплен.
Он брошен поспешно на мерзлой земле,
Отметка коварства на детском лице.
С подписью нашей вверяем признание,
Фляга прибьется к берегам Мироздания.
(Глаза правосудия на небе не спят,
Вчерашние волки превратились в ягнят)

( Один, битва со смертью)
Остался один я на мрачной земле,
Создателю в милость, в угоду судьбе.
Между бездною ночи и бездною волн,
Зимнею стужею  изнеможен.
Карабкаюсь к жизни по рваной скале,
В белесой, безмолвной, пугающей мгле.
Руками цепляюсь за ледышки-бугры,
Попадая в расщелины снежной горы.
Падая  в пропасть – в  ужасающий мрак,
Спасаюсь лишь тем, что держусь на кустах.
Собираю последние силы  в кулак,
Вырываюсь из смерти, что зажала в зубах.
Иду я в огромный сумрачный мир,
Навстречу «Ничто» – неимущих   кумир.
Природа не терпит никаких предпочтений,
Буря на суше началась без сомнений.
Призрак предстал у меня на пути –
Смерть там качалась на ржавой цепи.
Первая встреча на хмурой земле –
Бренное тело на каменистом холме.
Смолою обмазан тленный скелет,
Вороньё острым клювом оставляло в нем след.
Будто бы демоны в кричащей ночи,
С призраком бились за владенья свои.
Трепет пронзил с головы и до пят,
Ужас закрался в мальчишеский  взгляд,
Страшной картиной нарисовался мой путь,
Усталые ноги в неизвестность несут.

(Итог поединка)
Испытаньем природа наказала злодеев,
Подросток  прошел через страх бытия,
Компрачикосы спастись не сумели,
Мальчик же вышел из пасти огня.
Проверку он выдержал на сострадание:
Спасая себя, он спасал и создание.
Холод людей  страшней холода ночи:
Равнодушием черствым народ он  порочит. 
Только, познавшие смерти дыхание,
Способны к другому проявить понимание.
Волк и философ – бродяга Урсус,
У ребенка смогли возродить к жизни вкус.

 (Бег времени)   
Неудержимое время сквозь годы пройдет
 в чреде приземленных событий,
Наследников трона сменит народ –    
бессмертность тайн и открытий.
Суровые нравы безответственных лет, 
 стоит ли нам удивляться?
По совести каждый себе даст ответ:
 плакать ему, иль смеяться.
Сюжетом откроются маски имен,
 образы всех персонажей.
Изменились потомки с тех давних времен?
 А может, осталось все также?
Сцена безжалостно вскроет нарыв
 корысти, надменности власти.
И тот беспредельно глубокий разрыв,
 к народу своему безучастье.
 
«Основные персонажи»

( Урсус – бродяга и философ)
Волк не может быть лишь зверем, верным другом стал он мне,
Мной утрачено доверие к людям на глухой земле.
Дружба наша ненароком тянется не первый год,
С преданным ученым волком, балагурит мизантроп.
Жизнь фигляра на колесах в балагане по стране,
Нам работу дарит площадь с перекрестком наравне.
Люд желает забавляться в мрачных буднях серых дней.
Помогает им смеяться скоморох, паяц, плебей.
Стал философом от скуки, рассуждая сам с собою,
Человеческие муки плывут сюжетом предо мною.
Жадный ум всегда в движении, изучаю мир Сократа,
По стопам иду Пиндара и конечно Гиппократа.
Преимущество бродяги –  окунаешься в природу,
Где общественные дрязги льются сквозь святую воду. 
На подмостках балагана шут позирует толпе,
С маской явно шарлатана предрекает по руке.
Врачевание подвластно, лекарем слыву народным,
Шута вниманье не напрасно к творениям земли природным. 
Худощавы бренным телом скоморох и старый волк,
Мы живем бродяжьим делом, выпал нам свободы  рок.
Буря в гневе, вьюжит снег, белый сумрак, как в тумане,
Двум  созданиям ночлег дал  в дорожном балагане.
 
(Баркильфедро - откупорщик океанских бутылок)
Судьба ко мне несправедлива, при изворотливом уме,
Лакейство лишь она сулила – мне пресмыкаться при Дворе.
Заслуга тех, кому гнешь спину, что рождены не под луной.
Их долю – солнце  осветило, и рок – посеребрен   звездой.
Не восседать мне на Олимпе и власти не испить вина,
В моих руках зловещи нити, я сеть плету вам госпожа.
Я тень в тени и мрак во мраке, я призрак в плоти, но с  умом.
Рассудок с хитростью мой в браке, пускай я выгляжу шутом.
Ненависть нутро сжигает, но на лице  невинный пласт,
Раб лицемерия  играет, урок он мщенья преподаст.
В стремлении  мести – тверд  и пылок, ужасен ярости порыв,
Откупорщик морских бутылок в засаде временно застыл.
Тайный путь в апартаменты королевские манит,
Я там использую моменты, что герцогине навредит.

(герцогиня Джозиана)
Рождена я незаконно: самодержавный мой отец, 
Своим решением своевольно мне герцогский  дарил венец. 
Еще лежала в колыбели – родителем  обручена,
Мой нареченный  статен  в теле, красив лицом, влюблен в себя.
Природа явно благосклонна: ее подарок – красота,
Сила всех времен бесспорна в паре с остротой ума.
Тело – белоснежный мрамор, а волосы – копна  хлебов,
Сердца мужские под ногами, как свора искушенных псов.
Я лью вокруг очарованье,  и безупречна на стезе,
Предрассудки шлю  в изгнанье, с надменной строгостью к слуге.
Основа гордости – богатство, а неприступности – соблазн:
Готова окунуться в рабство, чтоб ощутить любви сарказм.
Природа в жизни шаловлива, когда причудой занята,
Цвет ночи  глаз один дарила, другой – в точь цвета бирюза.
Со счастьем горе в одном взгляде, смешались ненависть, любовь,
В жеманном, бархатном наряде я выше самых лестных слов.
Моя свобода – суть бесценна, как лучезарный тот цветок,
Что расцветает лишь всецело, когда не сорван стебелек.
Знатный род  мой – дама  Крови. Вровень лишь с самой Венерой,
Богиней стать не суждено мне,  так должна быть – королевой.

 (Скоморох Гуинплен)
Ко мне природа «даровита»: мое лицо – коварный смех,
Гримаса злой рукой отлита, себе на душу взявшей грех. 
Скорей, вмешательство Иуды, деянье  явно человека,
Для радостной, чтобы причуды бушевало море смеха.
Маска выдалась на славу для разгульного народа,
Поглотившего забаву, погружаясь в мир задора. 
Мои страдания и жалость, печаль, задумчивость, слеза,
Веселье только обострялось, смех не сходил, как штамп с лица.
Вопросом в тайне задаваясь: – Во мне ли кровь людского рода?!
На лесть и славу, озираясь – «Непревзойденного урода».
Природа лишь ваяла тело, достойно сотворили руки,
Гибкий стан крутил умело акробатические трюки.
Не смог проникнуть подлый нож в урода душу и сознанье,
Я в одинокий мир стал вхож, где предаюсь своим  мечтаньям.

( Дея)
Мой яркий мир темнее ночи, не проницает луч меня,
Мертвый взор, как  заколочен от света солнца и огня.
В плену у мрака я с рожденья, печаль и горечь на губах,
Ясные глаза забвенья угасли на моих слезах.
Из глубины далекой бездны ловлю движение природы,
Дыханье  ощущаю Темзы  и утренней зори восходы.
Я слышу, как растет трава, как листья шепчутся на дубе,
Какие лестные слова деревья говорят в округе.
На лучезарные цветы смотрю своим воображеньем,
Мой милый друг, твои черты я вижу только вдохновеньем.
То, что слепа – стеной  преграда   в бездыханной темноте,
В жизни лишь одна отрада – любовь  незримая к тебе.

«Что может выше быть любви?»

(Гуинплен и Дея)
Ужасный образ мой спасен, во тьме сплошной  невидим ею,
Чертами нимфы опьянен, боготворю безумно Дею.
Бледный облик оттенен темною косой волос,
Высокий гибкий стан сложен, как стебель шелковистых роз.
Она – звезда  на небосводе в непроницаемой ночи,
Что светит при любой погоде  и добротою льют лучи.
Мы  отвержены  для мира,  душа отчаянно  страдает,
Дея – для  поэта лира, любовь земную воплощает.
Слепа по воли проведенья, зловещий мрак набросил руки,
Нас обручили без сомненья нечеловеческие муки.

(Дея и Гуинплен)
Гуинплен, ты жизнь моя, из пасти смерти вырвал Дею,
Замерзший в бурю, без огня, не бросил в сумраке затею.
С тобою вижу небосводы и солнце яркое в ночи,
Мои незримые оковы на плечи мужества легли.
За меня готов сразиться ты с Гекатой – властью тьмы,
Сердце предано стучится  излученьем доброты.
Ты – опора  без сомненья в лабиринте заблужденья!
Та  бесспорная основа - жертвовать  собой готова!
Ты супруг мне, друг и  брат, сталь, закована в булат!
Голос твой, как свет в ночи, ты – архангел  воплоти!

(Гуинплен)
Сомненья тяготят меня, тебе признаться должен я,
что некрасив. Твоей любви, как сумрак утренней зори,
я недостоин,  лик ужасен…..

(Дея)
Я знаю то, что ты прекрасен! Моя любовь к тебе бескрайна!
Тебя боготворю я тайно, и, чтобы ни сказал ты мне,
Не меркнет мой огонь в душе!

 (Гуинплен)
Когда ты слышишь шум толпы,  точь ветер с проливным дождем,
Хочу, чтоб правду знала ты – смеются над моим лицом.
(Дея)
Ты в плену у заблуждения, коль скрыта истина от зрения…
Я умирала, ты Дею спас, пускай мой луч в глазах угас…
С тобою только вижу свет, ты солнце, небо, мой рассвет!
Моя рука в твоей руке,  нет счастья больше на земле!

(Урсус)
Слепой незримое увидит, его сознанье – яркий луч,
В получудовище завидит от полубога тайный ключ.
Ее душе не нужно глаз, чтоб в россыпи найти алмаз.
Можно ликом от природы душою угодить в уроды.
Судьба обоим удружила – страданиями породнила.
Бесспорно, нужно их женить. Что может выше быть любви?!
Осколок счастья заслужить сумели прожитым они!

«Гуинплен становится знаменитым»

(Гуинплен)
Мое уродство сеет смех, гримаса принесла «богатство»,
Неподражаемый успех дорогой зла уходит в детство. 
Тощий кошелек с деньгой, толпа спешит увидеть маску,
Сыплют дождевой водой су и шиллинги в припляску.
Я с раздражением смотрю, как надрывается от смеха,
На безликую толпу, мой страшный образ  ей потеха.

(Урсус)
Судьбою создана услуга – Гуинплен  стал знаменит,
Жестокость – той вины подруга,  изувечила твой лик.
Наш храм – театр на колесах, как поле для благих семян,
Балаган – дорожный  посох, он в обществе явит обман.
Интерлюдии фигляра скромны, похвальны, «ядовиты»,
На ярком небосводе  хмара – то  бедствия людей прикрыты.
Народный хаос возмущения воплощается  на сцене,
Для всеобщего забвения балагурим на арене.
Ликование толпы – победа светлого Завета,
Над силами зловещей тьмы, к радости для человека.

(Гуинплен)
Печать поставлена в судьбе, нещадный перст  быть скоморохом,
К аплодирующей толпе привыкаю ненароком.
На пике  бурного признания – феерия  на слуху,
Рекою льют рукоплескания за безобразную черту.   
От народного оскала  в одиночество шут рвется,
Молва мне имя приписала – «Человека,  кто смеется».

 «В пасти большого города»

(Урсус)
Лондон, как жерло вулкана, кипят здесь страсти неустанно.
Поставлю пьесы я на суд, чтоб оценил их местный люд.
«Победный хаос», непременно, разыграет наша сцена…

Интермедии пленили любопытную толпу,
Вызвал Гуинплен фурор, отдавая дань лицу.
Комедианты растерялись:  не  припомнятся примеры,
Кто признанием превзошел бы популярности барьеры.
Чужой успех тому вредит, кто ущемление видит в нем,
Рождает злобу и сулит  коварство  мести острием.

(герцогиня Джозиана)
Мрачна назойливость Двора:  интриги  склоки, зависть лесть,
Скучна унылая среда, лишь будоражит  во мне спесь.
Словно в золоченой клетке, пленением крыло томится,
Я разорву ажуры сетки, лететь на волю хочет птица.
Орлом подняться в облака и молнией сорваться вниз,
Чтоб ощутить безумство дна, овеял, чтоб презреньем бриз.
Молва, как миг неудержима, безответственно  несется,
Слух бежит неумолимый о человеке, кто смеется.
Во мне бушует нетерпение – разделить  с толпою мнение.
Спешу увидеть я сама причуд создания божества.
 
 (Гуинплен) 
Сила мужская блуждает по телу,
Лицами женщин не раз наслаждался,
Судьба даровала мне милую Дею,
Во всем остальном лишь  мечтам придавался…
Незнакомку увидел,  погрузился  в смятение:
Призрак, богиня или видение?
Впервые встречается, будто бы мне
Женщины образ на грешной Земле.


(Урсус)
Бродяжу,  не  помнится,  сколько уж лет,
С женскою плотью имел я свидание,
Существо предо мною излучает рассвет,
Он ровно ложится пурпурным сиянием.
Особа прекрасна неземной красотой:
Чрезмерная роскошь, выделяются формы.
Люд, ослепленный багряной зарей,
Ликовал на спектакле,  так бушуют лишь волны.

(Гуинплен)
Моя душа коснулась яда, глаз попал под искушение,
Я упивался своим взглядом, видя божие творение.
Ощутил грехопадение,  разогрелась  моя  плоть,
Одурманен вожделением, пусть простит меня господь.

(Урсус)
Богиня с Олимпа  снизошла к нам на Землю.
Она ослепительна! – к  ней одной слог приемлю.

(Гуинплен)
Легкомыслен, безрассуден, поддался  я на злые чары!
Пик горы тот непреступен!  У подножья – нет ей пары!…

(Урсус)
Та незнакомка – герцогиня! Она…. ведь больше, чем богиня!

(Дея)
Я чувствую, как злая тень заполонила мою душу,
Грядущее сулит мне день, который жизнь мою разрушит….
Я прошу Вас… никогда…. не пускать ее сюда….

(Урсус)
С отъездом герцогини страсти улеглись,
Любопытствовать к особе той опасно:
Слишком высоко от черни вознеслись,
Знати в королевстве все подвластно.
Гуинплен всецело Деей увлечен,
Соблазн, смятенье к незнакомке растворились.
Счастьем безоблачным  влюбленных  восхищен,
Дети своим чувствам покорились.
  (Гуинплен)
Вызывает тревогу мое нетерпение, смущенный дух возмужал,
К женской плоти зовет вожделение, в сети инстинкта попал.
Желаньем волнующим я укрощен, любовью наполнены грезы,
Страстью, пьянящей, мой разум пленен, влечением окутаны прозы.
Чувствую трепет на иссохших губах, Деи, касаясь руки,
Разбит искушением, теряюсь в словах, природа бушует внутри.
Я одурманен благоуханием цветов, хмельным  ароматом  весны,
Душа мне лепечет бессвязностью слов, телесной прося  теплоты.

«Яд искушения»

(Гуинплен)
Теряю разум в темноте, он затуманен  безрассудством,
Читаю еще раз,  в письме  она мне признается в чувствах.
Наверное, сошел  с ума, предвиделся мне призрак ночи,
Но внятно говорят слова, что любит и она меня хочет.
А может в торжестве опасность? Капкан, уловка герцогини?
Но на листе я вижу ясно – написано  там мое имя.

(Дея)
Спал ты тревожно, что-то приснилось?
Сердце беспокойно всю ночь твое билось. 

(Гуинплен, про себя)
Шторм во мне бушевал до утра,
Вскипала, парила морская волна.
Лишь Дея вошла и буря угасла,
Море улыбкой встречает прекрасной.
Призраки, что ослепили меня,
Покинули вмиг, не оставив следа.
От вожделения, чтоб душу сберечь,
Письмо, в мир соблазна, нужно бы  сжечь…

Милая Дея, не тревожься напрасно,
Сила ночная нам не подвластна…..

(Урсус)
Я блаженством наполнен, добрый день предвкушая,
Как дети воркуют, со стороны наблюдая.
Вершина поэзии – беседа влюбленных,
Мелодия сердца – поцелуй увлеченных.

(Дея)
А мне приснился сон весны:
Мы звери и  окрылены,
Летим в облаках с тобою вдвоем,
Ночь отступает, парим только днем.

(Гуинплен)
Звери с крылом? Может быть это  птица?

(Урсус)
Или же ангел на землю спустился.

(Гуинплен)
Как хороша! На тебя я смотрю.
Скажу без утайки: - «Восхищаюсь, люблю!»

(Дея)
Я счастлива тем, что имею тебя,
В хаосе мрака, в темени дня!

(Урсус)
Счастье сегодня – почти   преступленье,
Чувства скрывайте от глаз в «подземелье».
Лица сияют,  ну как светлячки!
Мир сей не жалует счастье в любви.

«Безумие судьбы»

(Урсус)
Я не только философ, но и провидец,
Предвещаю события, как очевидец.
Ветер ворвался к нам штормовой,
Умиротворенный нарушил покой:
Жезлоносец – демон  зла,
В нашу жизнь вошел с утра.
Жест  надменный и простой:
«Следуй человек за мной».
Увел Гуинплена, я хочу  проследить,
Причину ареста, чтоб уяснить.

(Гуинплен)
Я в полном неведении – трепет и страх,
Смеющийся ужас на иссохших губах.
В подземелье тюрьмы  пришел мой конвой,
Смерть там блуждала в темнице сырой.
Из царствия мрака щемящей тоской,
Стон доносился за каждой стеной.
На каменной, черной, холодной плите,
Тело мужское на обнаженной спине.
Хрип приглушенный донеся из тьмы,
Силы в пытаемом  были слышны…
Правда открывалась зловещая мне,
Лордом Кленчарли я рожден на земле.
Законный, единственный сын я барона,
Наследник владений его по закону.
Король меня продал, отнять, чтоб наследство,
Пергамент поведал о коварстве том честно.
Лик изувечен, чтобы  скрыть преступление,
Монархом отпущено соизволение.
Свидетельство это лишает меня чувств,
Затуманен рассудок, взгляд ужаса пуст.

 (Баркильфедро)
Я пришел «разбудить» Вас. Очнитесь милорд.
Живете Вы в «яме», где нищий народ.
Но Вы  дворянин знатнейшего рода,
Венчает чело Ваше  пэрства  корона.
Не скоморох – а  сенатор, богач,
По Вашей судьбе прошелся  палач…
Вы с принцами крови на ступени одной,
Дочь короля станет Вашей женой…
К правосудию морем доставлена фляга,
Обреченных признаньем пестрит в ней бумага.
Очная ставка в щекотливом сем деле,
По форме закон соблюсти, чтоб сумели.
Королевой на том дано повеление:
Тайну не выпустить из заточения.


(Баркильфедро торжествует)
Удачлив тот, кто терпелив, счастливый случай ждет награду,
На берег Англии прилив мне выбросил подарок – флягу.
Я был уже на грани срыва, унижен робостью юнца,
Судьба ко мне благоволила, исполнить, чтоб веленье зла.
Ярость, ненависть, коварство воспылали во мне снова,
За услужливость и «рабство» удар сравним с раскатом грома.
В моих руках ты Джозиана, исполнится желанье мщеньем,
По знатной герцогине рана пройдет безумным униженьем:
Гордыня сменится позором, свобода – браком  с шутом-уродом.
Со мной в союзе королева – сестра  ей в меру надоела.

( Гуинплен)
Мой перст судьбы во власти тьмы швырнул меня в пасть нищеты,
Но шаловливая волна – в своих причудах сатана,
Вырвала судьбу из плена, велит забыть мне Гуинплена.
Поруганная справедливость от высших сил дарила милость.
Милорд теперь я, пэр, маркиз, с вершины гор смотреть мне вниз.
Такая за ночь перемена – по  драме сей тоскует сцена.
А как же Дея, мой отец? Возможно ль жизни той конец?!..

(Урсус)
Теперь мне все ясно, на чем он попался,
Рассуждать о делах государства  пытался!
Мятежник бездельник, правдолюб  бунтовщик!
Совсем развязался твой острый язык!
В королевские можно соваться дела!
Помехой кому на плечах голова!
Теперь под замок, на галеры, в забой,
Язык обретет  в застенках покой!

Дею постигнет страшный удар!
Погаснет свеча, сожжет душу пожар!
Нет Гуинплена – теперь  мы никто,
Утеряно в нашей в цепочке  звено.
«Хаос» с арены  ворвался в обитель,
Не соберется назойливый зритель.
Комедии больше играть не придется,
Нет «Человека, который смеется!»

Стремленье фортуны во всем  гармонично,
Судьбами правит порою цинично:
В тюрьме Гуинплен, шериф его бог,
Для встречи с могильщиком у Деи предлог.

«Непорочная Гидра»

(Гуинплен)
Я, без всякого сомненья, опять во власти провиденья,
ЗАмком родовым пленен, словно в заточении в нем.
Свет зари проникнул в залы, солнце златом заиграло,
Дух мятежный потрясен, совесть обожгла огнем.
Как же Дея? Без меня – она  не проживет и дня!
Лорд теперь я, королева  в мою судьбу вмешалась смело.
У пэра Англии одна – только Дея мне жена!
Иных условий не приму, интриги, путы разорву!

Претит величественность стен, спешит на волю Гуинплен.
Из лабиринта коридоров к свободе путь ищу я взором.
Выход мне не поддается: играет, прячется, смеется…
Наважденье предо мной – вижу женщину нагой. 
Облит как истукан водою, власть теряю над собою.
Образ Фриды мне знаком, узнал  я герцогиню в нем!
Взгляд, прикованный цепями, ноги вкопаны столбами,
Трепет, страх и восхищение, разогретое влечение,
Молнии удар подобен, Афродите она вровень.
Сладострастье – западня, опьянило меня прочно,
Околдован феей я – красотою  непорочной:
Снег, не тронутый ногой, не увидит лишь слепой…
Плотью сковано сознание, сердца стук, как в наковальни.
Возбужденное дыхание разбудило то  создание.

(Джозиана)
Гуинплен! Конечно ты! Я вижу дьявола  черты!
Спешу обнять тебя скорей, страсть обжигает – Прометей!
Меня нашел, а я в изгнании, совсем одна в тиши ночной,
В томлении грезила свиданием, безумной встречи  жду с тобой...
В осанки вижу благородство, сложён ты телом как Эрот,
С гримасой дьявольскою сходство ровняет  безобразный рот.
Твое величие – уродство, мое падение – Алтарь.
Я нравам объявлю банкротство и в ссылку отошлю мораль.
Любовница или рабыня, наложница, фигляра вещь,
Топчи ногой  меня, я – глина, прикажешь – в грязь готова   лечь.
Твое лицо – клеймо богов, обезображено ударом,
Рукою огненной Тифон печать ту высекал катаром.
Я, исковеркана душой, богиню пробуждает Гидра,
Я в заблуждении  порой, ужился Цербер как, и Митра.
Моя душа с твоим лицом во власти бездны беспредельной,
Обоим мрак нам стал отцом во всей бескрайности Вселенной.
Моя любовь к тебе в презрении,  пристрастен хаос для меня,
Светило вылепи из тени, то  непременно  буду я.
Пусть мир узнает о позоре, преклонится сильнее люд,
Вершу я, как  по царской воле, Олимп богов – есть  мой приют.
Я тварь продажна и безумна, кольцом во мне  свилась змея,
С тобой теперь я неразлучна.  Люблю! Люблю! Люблю тебя!

(Гуиплен)
Я поражен! Я обезглавлен! Глухой рассудок не внимает,
Вожделением  раздавлен, Венеры образ покоряет. 
Миг сладострастья неминуем, ее отравлен поцелуем.

(Джозиана)
Письмо доставил мне лакей, прочесть хочу его скорей.
Но вижу что! – в послании этом, уравнены мы этикетом?!
Антракт прошел, сменилась сцена, теперь жена я Гуиплена?!
Была готова целовать уста безродного урода,
Безумство страсти даровать шуту во мраке небосвода.
Твое ничтожество из тени служило пищей для огня,
Теперь мы на одной ступени, я для тебя лишь дымка льда.
Виною случай  стал прорехи, но благосклонности не жди,
Здесь место только для   потехи, скорее, слышишь, уходи!

(Гуинплен)
Я полагал,  сюжет уж сложен, и пьеса кончится вот-вот,
Моя судьба прошла меж ножен, затем взметнулась до высот.
Мне повстречалась Галатея с душой Горгоны, я – глупец!
В зловещей  тьме терялась Дея,  и растворился в ней отец!
Я был опять в сетях обмана, в руках коварства, скрытой лжи,
В клещах порочного капкана – у Евы мрака без души.
Но наступило пробуждение,  гоню я прочь зло-наваждение….


«Палата лордов»

( Гуинплен)
Непрерывной чередой, волна спешит так за волной,
Судьба в события бросала, со мною, как жонглер, играла.
Не мог перевести дыхание, как наступало испытание.
В палату лордов я введен и властью пэра наделен.
Присягу дал во благо трону, так полагалось по закону…

(Лорды)
Тише милорды! Два дня идут прения,
Нашего ждут давно  одобрения:
Для престижа короны и мощи страны,
Увеличить налоги с народа должны.
Из вас каждый волен дать ответ на вопрос:
«Доволен»! «Недоволен»! Начните опрос!

  Принц, как командующий, в содержании достоин,
  В  надбавке в сто тысяч,  объявляю – доволен!

 Корона с нацией едины, об этом помнить мы должны,
 Даю согласие! Доволен! Для укрепления страны!

  В стране порядок наведен, народ уступчив и спокоен,
 Для дел великих принц рожден. Я, как и прежние, доволен!

( Гуинплен)
Я, недоволен! Почему?! Поведать обо всем  спешу!
Милорды! На вершине вы! Привилегией пьяны!
Над Вами солнце круглый год, богатство, власть есть ваш оплот!
Но у подножия горы – картина  мрачной нищеты:
Истерзанный живет народ, защиты, помощи он ждет.
Его печаль в моих устах, а голос мой – его  страдание.
Я речь держу, как адвокат, чтоб сделать честное признание:
Разрыв богатства с нищетой, поверьте, может быть опасно,
Народ живет во тьме ночной, забыл он, что бывает «ясно».
Солнца луч прикрыла хмара,  глаз завешен пеленой,
За фарисейство  ждет вас кара – суд не небесный, а земной.

(Лорды)
Вы кто такой!? Кто вас впустил!? Посмели, как открыть свой рот!?

( Гуинплен)
Предвечный путь наверх открыл, чтоб к вам пришел из бездны лорд!
Рожден в семье я дворянина, но по веленью короля
Похищен был, моя судьбина прошла сквозь ужас бытия!
Мой тяжкий рок – его насилье, а маска смеха – пытка рук,
Но я лишь символ изобилья народом пережитых мук!
Я воплощение уродства: мышленья, нрава и сердец,
С безжалостным, куда упорством, вливался горечи свинец!
Но луч растопит камень льда и забурлит вода потоком,
К вам переменится судьба, фортуна сменится злым роком!
Я повторю вердикт опять – я биллем этим не доволен!
Пока двулична будет знать, пока народ наш обездолен!

 (Лорды)
Палата ни лордов, а балаган, шут докучает наставлением нам.
Уберите урода! В заседании огрех – вокруг только слышен оглушительный смех!

 ( Гуинплен)
Да, я смешон, но  убежден,
Что за стеной лишь плач и  стон!
Народ изнывает от непосильных налогов,
Прислушайтесь к просьбам его хоть немного!
Пресыщенье короны – людская отрава,
Из червя дождевого вы растите удава!
Увлеченьем поборов в пользу знати и трона,
На погибель себе создаете дракона!
Опустите глаза и взгляните под ноги,
Вместо житной реки, там сплошные пороги.
На примере доступном хочу дать понять,
При крушении судна тонет нищий и знать.
Вы народ заключили, как будто в темницу.
Мрак лишь стеной у него на пути.
Но время придет, оголит он десницу!
Багрянец зари замаячит вдали!

(Лорды)
Что за чудовище  оскорбляет палату!?
В шею гоните урода, на плаху!

Пусть говорит, он меня забавляет,
Комедию шут перед нами играет.

Это безумие должно прекратиться!
Заседанье закрыто, прошу удалиться!

 ( Гуинплен)
Неумолимый рок судьбы  занес меня на пик вершины,
Где горькие вкусил плоды, где нравы рушатся в руины.
Я захлебнулся в море смеха, я разговаривал с глухими,
Разбит, как скорлупа ореха, я клоуном предстал пред ними.
Восторг  над демонским насильем – рубец явил им маскарад,
Протащен был, как бы под килем  в назиданье  за доклад.
Отравлен ядом обольщения – богатство, власть, и  Джозиана,
Итог всему – лишь  унижение, и лицемерие обмана.
Совесть мучит, жжет в груди, изгоем стал своей семьи,
Хочу немедленно бежать, родные лица отыскать.

«Печаль и море»

( Гуинплен)
Как озаренное сияние волк предстал передо мной,
Радостное испытание, захлестнувшее  волной.
Опора рухнувшей надежды, свет в могильном мраке тьмы,
Я ожил, ожил как прежде! Гомо даром стал судьбы!

(Урсус говорит сам с собой)
Незримая рука судьбы переменила путь фортуны,
Опять во власти нищеты, по воли волн играют струны.
Я прошу вас не шуметь, Дея спит, нельзя тревожить,
Она больна, и умереть при резком пробуждении может.
Кто на палубе? Потише… Я плачу за тишину,
Небо пусть меня услышит, за нее тебя молю.

(Дея, слабеющим голосом)
Этот мир не для него, надежды нет, в душе лишь мука,
Сердечной болью грудь свело,  настала ночь – то  с ним разлука.
Я помню прошлую весну, мы были счастливы вдвоем:
Погружалась я в листву, наслаждаясь соловьем.
Гуинплена больше нет, теперь  действительно  слепа,
Лишь с ним видала я рассвет и перьевые облака.
Зачем мне жить в бессмертной тьме? Не буду счастлива весной.
Хочу подняться я к звезде и повстречаться с ним душой.

 (Урсус)
Боже мой! Она в бреду! Дея! Доченька моя!
Не подымайся, я прошу! Волнение убьет тебя!

(Дея поет слабым голосом)
Сплошная ночь вокруг меня, глаза мои тянулись к свету,
С тобой мне виделась земля в цветении райском по Завету.
Зловещей панцирь черной тьмы разрушил девичьи мечты.
В плену у дьявольских теней я тщетно жду любви твоей.
Ушел. Во власти лишь Вселенной  нам встречу сделать непременной.
К тебе спешу я в мир иной, там обвенчаемся душой.

 ( Гуинплен)
Вернулся я к тебе с небес любовь моя, ты мой венец!
Моя звезда, мое дыханье, спешил к тебе я на свиданье!
Моя душа, супруга, вечность, не разлучит нас бесконечность!
Прости меня, твой навсегда, из плена вырвался сюда.
Дурное там, все позади, блаженство ждет нас впереди.
Я опьянен твоей красой, хочу тебя поцеловать.
Я стать прошу моей женой, нас море может обвенчать.

(Дея)
Как много сразу счастья мне,  хочу скорей его обнять,
Мы повстречались на земле, душе не нужно улетать.
Стучится сердце, боль в груди, во мне ты радость пробудил,
Что не могу перенести – душевных  не хватает  сил.
Как необычна эта жизнь! Она чудесна! Боль опять.
Меня ты будто воскресил! Ну что со мной? Хочу я спать.
Я вижу свет!!! Теперь я знаю, что  ухожу, я умираю.

(Урсус)
Она ушла, она не с нами! Восторгом ты ее убил.
Теперь на встрече с небесами, во власти божьей этот мир.

( Гуинплен)
Что случилось?! Как понять?! Открой глаза, не нужно спать!
Меня руками обними! Тебя люблю, не уходи! Тебя прошу, не уходи!
Я, изуродован лицом и изувечен проведеньем,
Тяжелый рок стал палачом, творцом наказан без сомненья.
К тебе иду, не отпускаю, венцом нам станут небеса,
Я бездне жизнь свою вверяю, чтоб целовать твои уста.

(Урсус)
Бог забирает, не советуясь с нами,
Чистейшей душой были оба создания,
Вылепил я их своими руками,
Но мир наш разрушил фигляра старания.
Искренность чувств у людей не в цене,
Лицемерие, коварство разыграла арена,
С Гомо остаться суждено видно мне,
В судьбе наступила опять перемена.

«Заключение»
Не грусти славный зритель, милый друг не печалься,
Доброты, коль ценитель, добротой наслаждайся.
Зло черных красок победим непременно,
Добротой нерушимой наполнится сцена.