Серебряный конь

Степь. Весна. На водопое
В табуне резвятся двое –
Конь-вожак и молодица,
Вороная кобылица.
У него и масть и грива
Серебристого отлива,
На груди как кулаки
Налитые желваки.
А она – лозою гибкой,
Лёгкой таборною скрипкой
Вожака едва коснётся,
Вновь отпрянет и смеётся,
То галоп вокруг танцует,
Дразнит, ластится, волнует,
А цыганские глаза –
Жеребцам степным гроза.

Он сказал: «Умчимся в дали!
Так, чтоб ветры не догнали,
В тот лазоревый простор,
Где синеют цепи гор,
Где шелка травы немятой,
Где разлив цветов и мяты,
Как на той цыганской шали…»
Он позвал: «Умчимся в дали!»
- Нет, - она ему сказала, -
Не могу, я так устала…
Мой хозяин, мой наездник,
Он меня совсем заездил,
То всю ночь на мне проскачет,
То относится как к кляче –
Запрягая в тяжкий воз,
Поутру ведёт в обоз…
Не могу, я так устала, –
Так она ему сказала.
И легко боднув под брюхо,
Горячо шепнула в ухо:
- Здесь, к тому же, удальцы
Молодые жеребцы!

Крупом царственно вильнула,
Стройной ножкою лягнула
В грудь седого скакуна
На виду у табуна...
Конь один умчался в дали.
Много лет его видали
В дальнем вольном табуне…
Вот и всё о скакуне.

Вороная ж постарела,
Посерела, раздобрела,
Нарожала жеребят…
Временами, говорят,
Долго смотрит на закат,
Шевелит беззубым ртом,
Да гоняет мух хвостом.