Без Васи

Самогон не брал. Как вода. Нервы – оголённые провода. В голове – пустота, в которой комком червей копошатся бессвязные обрывки мыслей.
Галина налила третий стакан, выпила залпом. Подавила тошноту, проглотив подступивший к горлу комок. Закусить не решилась. Один вид еды вызывал отвращение.
Выбила из пачки сигарету. Руки дрожали, отказываясь добыть огонь из зажигалки.
Хотелось разреветься, хотелось закричать во всё горло, бросить стакан в стену, сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от душившей изнутри боли. Но не было сил. Совсем.
И она сидела, уставившись на старые выгоревшие обои.
Одна. Она осталась совсем одна.
Сколько она мечтала об этом, но не ожидала, что будет так страшно и больно остаться одной. И сейчас она готова была испытать любые унижения. Она с радостью выслушала бы любые маты в свой адрес. С мазохическим удовольствием приняла бы побои. Даже такие, после которых неделю мочилась кровью и могла ходить, только держась за стену. Пусть вернётся всё обратно.
Ведь были же и другие моменты в жизни. Ведь иногда приносил цветы. Пусть сорванные у соседей в огороде. И называл зайкой. И игриво хлопал по заднице, проходя мимо. А как на аккордеоне играл – на любой свадьбе желанный гость. Пока не пропил инструмент. Но играл же.
Как же я теперь без него?
Галине казалось, что жизнь её повисла на волосинке, на паутинке. Тонкой, но прочной. И так и будет висеть между небом и землёй, бессмысленная и бестолковая. Никому не нужная.
В голове выли профессиональные плакальщицы. Протяжно, растягивая гласные, словно жилы тянут: «На коооогоооо ж ты нас поооокиииинул? Как же мы тепееерь беееез теееебяаааа?».
Она отхлебнула самогон прямо из горлышка, уронила голову на ладони в надежде забыться в ядовитых испарениях сивухи, но тщетно.
Всплыло имя – Вася, Вася, Вася, Вася…и снова завыли старухи, оплакивая покойника.
Галина сидела, отдав себя всю нахлынувшему горю. Пусть делает с ней, что захочет. Пусть. Всё равно, ему это когда-нибудь надоест, и оно уйдёт к другим, оставив её в покое. Одну. Горе изменит её, закалит, сделает сильнее. Мудрее. Она больше никогда не позволит кому-нибудь бить себя. Она бросит пить. Она устроится на работу. Купит новое платье и лак для ногтей. Пойдёт в парикмахерскую. Сделает ремонт. Познакомится с настоящим мужчиной. Нежным, надёжным и непьющим. И даже успеет родить ребёнка.
Внезапно всплывшая картинка радужных перспектив на мгновенье затмила боль утраты. Всего лишь на мир вспыхнула искоркой, зародив в Галиной душе огонёк надежды, что не всё ещё пропало. Что всё ещё впереди. И жизнь без этого придурка наладится. И будет не хуже, чем у Светки или у Варьки.
Эх, Васька, Васька, дурак ты! Алкаш ты тупой. Что же ты наделал? Ведь могли же жить как все! Да и жили же поначалу, пока не спился, пока из дома не вынес всё, что можно было пропить. Пока руку не поднял на жену.
Как давно это было.
Появилась злость на Василия за профуканные годы. Скотина! Самое золотое время протлело в топке несчастной семейной жизни. Где ты взялся на мою голову? Какие черти нас сосватали? За что меня так судьба наказала?
Галина ещё раз хлебнула из бутылки и встала решительно.
Так! Соберись – приказала себе. Что случилось – то случилось. Время вспять не повернёшь. И жить дальше нужно. И она будет жить!
И требуется для этого совсем немного.
Галя полезла в шифоньер. Долго рылась, вывернув на пол серое постельное бельё. Наконец, нашла большую клеёнчатую скатерть, которой накрывала стол по праздникам, в те древние времена, когда ещё приходили гости.
Расстелила на полу.
Вася оказался невероятно тяжёлым.
Галина долго ворочала труп, пока не уложила так, чтобы можно было завернуть. Об эту же скатерть вытерла окровавленный нож. Сняла с дивана, на котором лежал покойник, пропитанное красным покрывало, бросила поверх тела.
Диван придётся сжечь - поролон обивки сочился кровью.
Ничего, успокаивала себя Галина, новый куплю. Теперь сто диванов куплю. Дайте только с этим разобраться.
Она открыла кладовку, взяла лопату и пошла за хату рыть яму.
(C)goos