TIFF

Я сидел. Стояли лампы наклоненные в углу.
Паутина тонкой лени серебрилась на висках.
Ты смотрела с фотографий. Херувим, поджав губу,
опускался на колени. И струилась тишина.
Перепутав день со светом, руки молча вознеслись
в два крыла. Качались звезды, отражаясь в зеркалах
обольщений. Тем, что где-то совпадения сплелись,
я обязан амальгаме. И улыбке на губах.
Пил шираз, зеленым сыром обостряя аромат
слив и дуба. Свечи хищно пили воск, дрожа огнем.
Ты смотрела с фотографий. Фиолетовый закат
исходил угрозой ласки. И Монтеня плавил том.
Бились крылья о пергамент ненаписанных стихов,
бились, сами понимая обобщений скрытый толк,
бились, словно вспоминая безразличие грехов,
дней, недель, площадной пыли и упавших облаков.
Ты смотрела с фотографий, казнью ласковой маня,
словно пепельных созвездий неземная глубина
поглотила души, веси, крылья, свечи, имена,
города, пески, столетья. И струилась тишина.
Я сидел. Стояли лампы, утомленные огнем.
Паутина тонкой тени серебрилась на глазах.
Мне приснилась фотографий амальгама. И подъем
в никуда. В пустую бездну. И хохочущий квазар.
Я сидел. Незрячей птицей догорал огонь свечи.
Губы, бедра, плечи, лица разнолико разбрелись
по стопиксельным осколкам. Ты бежала по ночи
ослепительным ребенком. Руки молча вознеслись
в два крыла.