Сказка
I
Пробираяся по лесу,
Тихо вкрадчиво ступая,
Поколено утопая
В снеге рыхлом и белёсом.
Обладающий смекалкой
И матёрными речами.
Дед мороз с огромной палкой
И котомкой за плечами
Шёл к заветнейшему месту.
Ориентируясь по кресту
Что, на склоне неба, светел.
Дед его давно приметил,
У макушек тёмных елей,
Выше всех они взлетели
И служили ориентиром,
Высясь над дремучем миром
II
Бородою окаймлённый:
Длинной, белой и лохматой,
Цветом снега – рыхлой ваты.
И тревогой пораженный:
Много дней блуждал, как сонный,
Он в чащобе с мрачным светом
И искал дорогу верно
По невидимым приметам,
Но дела его шли скверно.
Тот же лес, как будто, те же
Ели стройно возвышались,
В свод небесный упирались;
Тучи, что леса заснежив,
Плыли в небе, как живые.
Головы древ пиковые;
В снеге падающем скрылись,
Словно в тучи превратились.
Правда, взор одно смущало:
В чаще почему-то стало;
Даже старый дед приметил,
Что деревья вековые:
Всё невзрачны да кривые;
Редок лес, но всё ж не светел.
Как дороги чьи-то тропы
(признаки старой Европы)
Шириною с автобаны
Пролегали в лесе странном.
По бокам тропинок дольних
Плеши рваные зияли.
Люты ветры завывали –
Вот где было им раздолье.
Здесь прошла бригада танков
И сапёров спецотряды,
Всё взрывавшие здесь разом –
В лесе старом, непролазном.
Совершавшие ученья
И фигурное вождение
В ситуациях различных -
Приближенные к экстриму,
В местностях им непривычных.
Дед Морозу – пилигриму
Грезилось в сознанье мутном,
Думы думались такие,
В час, когда увидел утром
Те пейзажи неземные.
III
Всё обдумывая – взвесив,
Видит он, что пусто в лесе,
Что чего-то не хватает,
А чего – не понимает.
И прислушавшись тревожно,
И не веря, что возможно,
Лесу за год обеззверить –
Не хотел он в это верить.
Словно мор прошёл по лесу
Плотной дымчатой завесой,
Напрочь, зверя выбивая,
Поголовно исстребляя.
Снег оранжевого цвета
Дед приметил в лучах света.
Нету зверя в лесе тёмном:
Не мелькнёт там тень живая,
Не огласит зовом томным,
Рёвом трубным – тварь лесная.
Ни лося и не косули –
Словно вымерли - уснули.
Раньше бегали стадами,
Глядя смелыми глазами
На людей: они от века
Не боялись человека.
А сейчас, стоит затишье,
Что не пискнет даже мышью.
Лишь кабаний редкий след
Исчезает в топком снеге,
В одиночном быстром беге,
Толи есть он – толи нет.
Пробегали рядом волки,
Снег взбивая и иголки,
Человек для них угроза,
Испугались дед Мороза.
Все облезлые – в ошмётках
Шерсти нездоровой грубой.
Хриплый вой в замерзших глотках;
Ощетинясь, скаля зубы,
Рыскали голодной стаей,
Жертву долго вычисляя.
Им бы падалью разжиться,
Сил, не тратя поживиться.
Заячьи следы по лесу
Разбегались повсеместно.
То внезапно исчезали,
То обратно возникали,
С толку хищников сбивали.
С дичью так же плохо дело,
Можно крест поставить смело:
Прямо из-под ног взлетали
Разномастной птицы стаи,
Голоса их не пугали.
Гвалт и свит, частые трели
Круглый год в лесу звенели.
А сейчас одни синицы,
Да снегирь глядит сквозь ветки,
Спрятался, краснеет редко.
Да клесты возятся в шишках,
Даже филина не слышно.
Или дятла с дробью частой –
Замер лес в немом несчастье.
IV
Сразу не узнать чащобу:
Поредела, обмелела,
Захирела, оскудела.
Превращается в трущобу,
Словно - позабыта Богом,
Стала бедна и убога.
Где бывало елей стены
Непреступные стояли –
Там теперь лишь пни стонали,
Догнивая постепенно.
Да кустарника лепешник:
Бузина, шиповник колкий.
Разложившийся валежник
И гниющие иголки.
Волчья ягода – отрава,
Да запутанного хмеля,
Шишки блёклые висели,
Скрашивая вид корявый.
Бородой своей лохматой:
За иголки, как за крючья
На шиповнике колючем,
(Оставляя клочья ваты)
Дед цеплялся мимоходом,
Видя в этом зов природы.
V
Жарко лазать по сугробам –
Непроторенным дорогам.
Раскраснелся нараспашку -
Расстегнул даже рубашку.
Широченный очень длинный
Был на нём тулуп овчинный,
Ярко красный, так что можно,
Издали его заметить,
Как не шёл бы осторожно,
Не возможно не приметить.
Так и шёл тихо крадучись,
Лишнего, не сделав шагу,
Старой ветхой колымагой,
Тест, задавая на живучесть.
Опасаясь пней трухлявых,
Что попрятались под снегом,
Непредвиденной помехой.
Ноги в валенках дырявых
От ушибов сберегая,
Путь в сугробах пробивая,
Шёл, как зверь на старый запах.
Путаясь в еловых лапах,
В хмеле спутанном ползучем.
Да в шиповнике колючем,
Бородою поредевшей,
Позабавился с ним леший.
Проходя огромным кругом,
Путь свой, нечестью водим.
И предательски за ним
След – медвежьею услугой,
Протянулся широченный.
Так что с выси высоченной,
То есть прямо с самолёта,
Что давно кружил фанерой,
Вычисляя браконьеров,
Что валили лес без счёта
Заповедного владенья.
Без оглядки не стесняясь,
Круша ели вековые –
Благо ели не живые.
VI
Дед Мороз же должен к сроку
Выполнить задание смело.
Очень быстро и умело
Сложную пройти дорогу.
Но в лесу он заблудился,
Уж который час кружился,
По проторенному следу,
Правда сам того не ведал.
И когда заметил – круче
К югу взял по знакам скрытным,
Метил их в лесу дремучем,
Но на пнях их и не видно.
VII
С каждым годом все тревожней
Становилось и опасней,
Внучку оставлять во власти
Снежных бурь, ветров таёжных,
В родовом её имении,
В обессиленном забвении.
По рельефу формируя,
Тщательно все маскируя,
От людей постылых разных;
Слишком много развелось их,
Повсеместно ежечасно,
Лезут всё, куда не просят.
Было даже предложение
И доклад о новом месте,
На чрезвычайном съезде.
Вынесли на обсуждение
Первым пунктом дед Морозы.
И в предчувствии, угрозы,
Свойственной лишь человеку,
Порешили, что не к спеху:
В этот год еще возможно
Путь проделать осторожно.
Так один – из дед-Морозов,
Без излишеств и вопросов,
Удостаивался чести,
Путешествовать за внучкой.
С точки зрения научной
Путь проделать пешеходный,
Километров с 1000 двести,
За неделю всё ж возможно
По местам глухим таёжным,
Ради ночи новогодней.
Дабы в зимний день безликий
Все от мала - до велика,
Вновь поверили бы в сказку.
Их пускай одарит лаской,
Для людей сестра родная
Всё живое наделяя,
Красотой и добротою.
Что б веселью предавались
И снегуркой любовались.
Каждый год меняли деда,
Дабы не было обидно,
Черной завистью завидно.
Подготавливали с лета:
Изнуряя в тренировках,
Выбран будет самый ловкий.
А всего же дед Морозов:
(точного числа им нету)
Так как бродят все по свету,
Воплощая ночи грёзы.
Часто вовсе не приходят,
Кто на пенсию уходит,
Многие дела бросают,
Профиль на другой меняют
С прибылью на много выше,
В общем – говорю, что слышал.
VIII
В этот год, как исключение,
В силу разных обстоятельств
И дотошных разбирательств
О бесчинствах населения,
В той дали глуши таёжной
(Вариант самый надёжный),
Послан был за внучкой снежной,
Дед мороз, что раньше годом
Путь проделал пешим ходом,
В лес глухой – остались свежи
Все приметы на дороге,
В памяти в порядке строгом.
К месту, где спала спокойно,
Превратившись в лёд невольно –
С холодов – в избе-берлоге,
(Все туда ведут дороги)
Деда внучка дорогая,
Пробуждения ожидая.
Ну а до того момента,
Осенью, весной, и летом
И зимою с пробуждения,
Средь людей жила в волнении –
Как они, даря им счастье,
В ясный день и день ненастья.
Свет и доброту вселяя,
На дела их вдохновляя.
Ей избушку бурый мишка,
Каждый год из снега строил,
Без задержек и без сбоев,
(Благо снег летел с излишком).
Был натаскан он специально
К сложной жизни экстремальной.
И негласно к ней приставлен,
Там, охранником надёжным.
В сей работе очень сложной
Друг ей верный и помощник.
Сон ея хранил покорно,
У дверей держал дозор он,
Никого, не подпуская
рыком грозным и оскалом,
издали оповещая,
что не надо быть нахалом.
Из зверей, людишек разных
С поведением безобразным.
IX
Ну, так вот: следы людские
Слишком часто уж встречались.
Часа своего дождались
Люди разные лихие.
Даже в тех местах, где раньше
Никогда их не бывало,
Снега чистого не стало.
Дед шагал упорно дальше,
Ничего не понимая,
По сугробам леденящим,
В мыслях смутно представляя,
С чем столкнётся, в предстоящем.
Оставлял широкий – в метр
И глубокий, видный след.
Тщетно замести пытался
Видный след ветвями ели,
Чтобы люди не сумели,
Вычислить, кто ж здесь прокрался.
Что б не смог зверей любитель –
Или значит браконьер,
Ненасытный погубитель,
По следу идти с двустволкой,
Вертикального заряда,
(В предвкушении награды,
За свой труд тяжёлый долгий)
Заряжённой на медведя,
Скоро будет бурый съеден,
Думал он, что полз медведь
По сугробам очень жирный,
оставляя след обширный,
в поисках новой берлоги.
Снег гребли, как ласты ноги,
Навзничь голову закинув,
Словно шхуна дрейфовал он,
Средь снегов, жильё покинув.
Близкий звук лесоповала
Разбудил его детину.
Отожрался видно с лета,
На полях овса, гороха
И на мёда диких сотах
Он отъел большую репу.
«То-то будет мне пожива»
Думал он – но быть бы живу.
Налегке шёл с карабином,
И с оптическим прицелом,
С ним всегда к звериным спинам,
Мог подкрасться нагло смело.
X
Так искал дед в чудном лесе,
Долго - внучку снеговую,
Ледяную не живую,
В потаённом темном месте.
Но сама она не знала,
Что как только засыпала,
В лёд тот час же превращалась
И уже не возвращалась
В состояние живое.
изваяние ледяное,
Должен был влить силы сильной,
Дед Мороз, чтобы в мгновение,
Выбравшись из тьмы могильной,
Из холодного забвения,
Обратясь в красу живую,
В теплую и молодую,
Вновь дарила людям счастье,
В ясный день и вдень ненастья.
До момента погружения
В сон – немое наваждение,
В лед холодный; в тёмный месяц,
В час, когда замерзнет месяц,
От ветров, что хладом веют,
И морозы овладеют
миром над земным пространством,
сном звенящим непробудным;
в чистом ледяном убранстве,
сотворится это чудо.
XI
Волновался дед бессильно,
Не такой был лес как прежде.
И чем ближе подходил он
К месту, где ждала надежда,
Тем сильней его тревога
В мыслях всё одолевала,
Тем отчетливей дорога,
двухколейно пробегала.
Он боялся, что раскроют
Место тайное случайно.
Разломают и разроют
Зимний дом – нарушат тайну.
Люди разные лихие
За поживою слепые.
Или праздны человеки,
Бездуховные калеки,
Проводящие в веселие,
И, как правило, в безделье,
Дни свои себе во благо.
Могут беспардонно нагло,
Мимоходом поразрушить,
Чудо – хрупкое создание;
И обряд древний нарушить,
Он записан был в преданиях;
Что застыло под снегами,
С леденящими глазами.
XII
Словно чей-то злобный хохот
Вдруг в лесу раздался грохот.
Визг пилы и лязг моторов,
Треск и стон стволов дремучих,
Все отборных - самых лучших.
Словно вышла, буйна ссора,
И дрались друг с другом други,
Сея смерть по всей округе,
В лесе, как во поле бранном.
Бензопилы дружно рьяно
Завывали (с дизелями),
И подтачивали стволы
Сталезубыми цепями,
Стволы падали со стоном.
(Крик людей и звон железа)
Ветви быстро пообрезав
На тросу лебедкой мощной; тросом от
Как одно отмерив точно
По стандарту разрезали,
Как утверждено лесхозом;
Их тянули к лесовозам,
И на лесовозы клали.
А макушки, ветви, сучья,
Сразу же, как сор сжигали,
Задымляя лес колючий.
XIII
Полчаса стоял застывши
Дед Мороз с угрюмым видом.
Хоронясь под елью пышной,
Не пошёл путём пробитым.
Тот час выбрал путь случайный другой
И свернул с тропинки тайной,
Что лежала здесь когда-то,
(Нет её рожденья даты),
Меж величественных елей,
Только нынче ели съели,
Сгрызли вкорень бензопилы,
Пни торчат, на их могилах.
Среди пней затерлась где-то,
Дед, конечно, знал об этом,
Только он один заметил,
От недобрых глаз сокрытый
След, остывший не набитый,
Так же чист лежал и светел.
XIV
Пролетавший же над ними
Самолёт лесоохраны,
Не заметил рубки дикой;
Разные уродства раны
Оставляющей в природе.
Так юродивый в народе
Выставляет для показа
Раны в гнилостной заразе.
Но по дыму передали,
Видному за километры,
Что тайга горит – от ветра
Пламя растелилось в дали,
Пожирая много метров.
Но огонь идет ползучий,
И не стоит волноваться.
Пламя низкое, бросаться
На борьбу с ним - не тот случай.
Скоро и само погаснет,
Ведь сугробы не горят,
Сам же снег пламя и гасит,
Пни сухие лишь сгорят,
И опавшие иголки
Медленно краснея, тлеют,
Задымляя лес без толку,
Все без жару – не согреют.
XV
Покружив довольно шумно
Над горящими местами,
Напряжёнными глазами,
С видом удручённо умным,
Вдруг заметили кого-то
В окровавленной одежде.
Шел довольно быстро кто-то
С явной целью и надеждой,
В шапке странной, тоже в крови,
Да и нос краснел с ней вровень,
Видно светомаскировка –
Дёшева была уловка.
Чтобы пламенем казалось,
Якобы огонь ходячий:
Пламенем в тайге горящей.
Но в груди у них сжималась –
Боль, обида – не обманешь,
Нашу честь не испоганишь.
Глаз давно набит намётан
На различные уловки,
В смысле светомаскировки,
Даже с горнего полету,
Видим, всё не напрягаясь.
Шёл он быстро, спотыкаясь,
В Непролазную чащобу,
Где водились страшны звери,
По народным по поверьям.
Видели даже медведя
Как-то летом на опушке,
Промышлял какой-то снедью,
Обгрызал кустов верхушки,
Ел какие-то коренья.
Сам ободранный и тощий,
Но удрал через мгновенье:
Дух людской в траве цветущей,
Он почуял – помнил с детства,
Этот дух, спасаясь бегством.
XVI
А в руках держал он крепко
Очень длинное ружьище.
Знать стрелок он очень меткий,
В дуле толстом ветер свищет.
Вы такого не видали,
Разве что с мушкетом древним,
Оно схоже во сравнении,
Чтоб стрелять в зверей из дали.
За спиною же краснела,
Тенью не живой висела,
Освежёванная туша,
Загубил невинну душу,
Негодяй и изувер,
Точно, верно – браконьер!!!
Кабана сгубил как видно,
Стало им до слёз обидно,
Даже пар еще клубился,
Видно кровушки напился,
Да измазал нос и брови,
Обливаясь теплой кровью. Упиваясь
Шапку и тулуп овчинный
Облил он кровью невинной,
Исполняя ритуал:
Жертвы на общак закланье,
К богу выстрела послание;
Каждый изверг его знал.
XVII
Сразу же координаты
Передали по морзянке,
С часом, росписью и датой.
«Что в заснеженной делянке,
Меж зыбучие барханы,
Браконьер ведет движение
По прямому направлению,
Объявился он нежданно.
Краткость – сила выражения»
На ближайший пункт охраны
Заповедного владенья.
Тут же приняла сигналы
Местная группа захвата.
От безделья что страдала
В лесника холодной хате –
Что стояла в редколесье,
Место было всем известно.
Так что можно издалёка
Наблюдать за ней негласно.+
До назначенного строка
Самогонку распивали
И в забвение прибывали,
Дни безликие сливались.
Что-то их манило, звало
В лес – по скрытому сигналу
Как один, они бросались,
Изловить, пытаясь тщетно
Браконьеров в мрачном лесе.
Браконьер, как плод запретный,
Был для них, и в жажде мести,
Очень часто, с дури что ли,
То ли с пьяна, как бывает,
Этого никто не знает,
Получая действий волю,
Им казалось, что ловили,
Все ж кого-то – дико били,
Браконьера до кровищи.
И тащили дружно в хату,
В настроении поднятом.
«наш денёк, настал дружище»
С удалью той молодецкой
И суждением простецким,
Пьяным посвитом и криком.
С гордостью, что с их участием,
В лесе непролазном диком,
Дело важное свершилось,
Было то великим счастьем.
Новое поверье шилось,
Чтоб стереть из душ поверье
О бесстрашном браконьере –
Местном славном Робин Гуде,
Что извечно знали люди.
XIX
Там на цепь его сажали,
Битого – до полусмерти
(Хорошо, что не на вертел)
Радуясь, что задержали,
Наконец-то в пьяных муках
Изловили негодяя,
И все крепли сильно духом,
Тайну ловли познавая.
И бухали до упаду,
Обмывая как награду
Браконьера. Им казалось –
Жизнь для подвигов давалась
И они, все, если нужно,
Выйдут враз на подвиг дружно,
В исступлении очень праздном,
Непотребном и заразном.
А когда трезвели тяжко,
Очень долго – то дивились,
Как так странно приключилось:
Вспоминая день вчерашний,
Вместо злого браконьера
Был на цепь посажен свой же,
Весь избитый до предела,
И немного обморожен.
Состоящий на учете в
В местной партии зеленых,
Был он в городе в почёте.
И в делах лесных хвалёных
Принимавший вместе с ними,
С качествами деловыми,
Сам, активное участие,
В вылазке на браконьера.
не нужна ему карьера
И не гнался он за властью.
Но ползла молва по миру,
Был он как бы командиром,
Помогал во всём советом
И страдал всегда за это.
Так как шел один отдельно,
Впереди за сотню метров,
Пробираясь незаметно,
И рискуя тем смертельно.
Наводил координаты
Быстроходного движения.
Он считал себя солдатом.
Риск его оправдан мщением.
Лесу он поклялся в дружбе,
Нет в том лжи и нету фальши,
Просто он работал раньше,
На диспетчерской, на службе
Местного аэропорта.
Но однажды с видом гордым
Он свалился с башни лётной,
Кто толкнул иль оступился,
Чуть до смерти не разбился.
Стукнулся – жизнь стала краше,
Стал он воином бесстрашным.
Битым был он в каждом разе
При захвате – как в спецназе.
С легкостью и незлобливо,
С видом радостным – игриво.
XX
Так, рассказываю дальше.
В сказке нет ни слова фальши.
Долго рация трещала,
Захлебнувшейся морзянкой.
Вещем голосом вещала,
И в разгар дежурной пьянки,
С захмелевшими глазами,
Туго всё соображая,
По привычки как бывает,
С непотребными словами,
Похватавши ружья разом,
ОЗК, противогазы,
Выбежали на подворье.
И стреляли в небо метко,
С нетерпеньем и задором.
Посбивали с ёлок ветки;
Что-то вроде тренировки,
Для куражу и сноровки.
Полчаса определялись,
Всех собрать, как ни старались,
Не смогли – довлеет злостно,
В настроениях упадок.
Встали в боевой порядок
По ранжиру и по росту,
Передали, что выходят
С компасом и точной картой
(Пьяные и без азарта),
Сбор как в боевом походе,
Дружно к месту продвижения
Кровожадного злодея,
Для облавы и слежения.
И в наличии имея,
В совершенстве всем владея,
Как бывалые солдаты:
Пулемёты, автоматы,
Виды разного оружие,
Даже пушку если нужно,
Мины, разные гранаты,
Разного боезапасу,
От патронов до фугасов;
Ведь не зря отряд был назван –
Тигры леса, как в спецназе.
И в предчувствиях неясных,
Дел серьёзных, дел опасных,
При поимке браконьера,
В мыслях томных и тревожных,
Души их спасала вера,
От шагов неосторожных.
Искру в пламя превратила,
Что внутри бесстрашьем жила.
И по ходу продвижения,
Страха спало наваждение.
Правда время подводило,
Сумерки в лесу сгущались.
Приняв меру самогонки,
Не страшны им люди, волки,
Страхи вовсе рассосались.
Очень близко пробирался
Браконьер, от хаты старой,
Путь проделал он немалый,
Но конец ему – попался!
XXI
Дед же шёл очень упорно,
С нарастающей тревогой.
Посох был ему подмогой
Из смолы огнеупорной.
Ни сосновой не еловой,
А китайскою дешёвой.
Слыша выстрелы глухие,
Слыша посвисты лихие,
В стороне, где свято место;
Каждый должен, как известно
В профсоюзе дед Морозов,
Путь к нему вести раз в жизни,
Пользу принося Отчизне,
Одарить красой не спящей
Всех на праздник предстоящий.
И обресть благое чувство,
И предвидения искусство,
Просветления и прозрения,
В миг момента оживления.
Внучки ото снов звенящих,
Стать ей дедом настоящим.
И познать многовековый
Ритуал давно не новый.
Вместе с ней на Новый год
Дружно веселить народ.
XXII
Там в избушке снежной, скромной,
В балке тёмной затаенной,
Деда внучка дожидалась,
Времени уж не осталось.
И медведь сосал там лапу,
Охраняя тихой сапой.
Были сверху указания,
Дед Морозов наказания.
«Вы метели заметите
Землю тучными снегами,
Не жалея сил безбрежно,
Раскидайте снег небрежно.
И сравняйте вы с краями
Балку, где стоит избушка,
Навалите на макушку
Снега слой в четыре метра.
Вейте вьюги с диким смехом,вейте ветры
Чтобы разным человекам;
Если б кто и смог добраться,
Навсегда в снегах остался.
А вокруг избы плетнями
Ели намертво сплетитесь.
Иглами вы в кровь колитесь,
Чтобы зверь меж вас не каждый
Смог живым пробраться дважды,
Или человек с двустволкой
Не пробрался быстро ловко.
Таково было имение –
Родовое, внучки снежной.
Что рисовано безбрежно,
Очень точно, без сомнений,
Прямо в зале для собраний,
Где встречались дед Морозы.
Без усилий и стараний
Знали все его на память:
На стенах зимние ели,
Звезды в потолке горели;
Чтоб потом по миру славить.
И раз в год экзамен строго –
В конце осени сдавали,
Каждый должен знать дорогу
в неизведанные дали.
В день, когда настанут строки,
В путь отправиться далекий.
XXIV
Правда, дед Мороз все знал,
Каждый кустик подмечал.
По следам особым тайным,
По невиданным приметам,
(Вид у них необычайный)
Нарисованных в картине,
В знаках тайных и незримых,
Для простых глаз человека;
Мог пробраться быстро к месту,
Ориентируясь по кресту,
Каждый год и век от века.
Но чем ближе подходил он,
Тем все громче слышал грохот,
Праздный шум и дикий хохот.
Темную, чувствуя силу,
Слыша выстрелы и крики,
Мысленно рисуя лики,
Безобразные – с надеждой
Продвигаясь к балке снежной.
Всё быстрее к месту гонит
Чувство нервное и злое.
Не такой её он помнит,
Место внучки родовое.
В этот год совсем другая
Выросла пред ним картина,
Не узнал бы он, не зная,
Нарисованной картины
Одни пни вокруг торчали,
А сама же балка взрыта:
Тракторами, тягачами,
Словно женщина избита
Длиннохвостыми бичами.
Каждый день стволы стенали
Заповедного владения.
В беспределе обнаглели,
Контрабандой промышляя:
Ели – деловой и ценной,
Все по допинговым ценам,
Без числа в Китай сбывали.
XXV
А кострище поднималось,
Языками аж до неба,
В плясках и веселии слепо,
Люди буйно забавлялись
И вовсю палили в воздух,
Думая попасть по звездам.
Там же внучка ледяная –
Спящая – на пне стояла,
Недвижима и немая,
И под инеем сияла,
Хладом изнутри светилась.
А вокруг неё кружилось
Что-то вроде хоровода.
Думали, как быть, что делать
С раскрасавицею спящей,
Ледяной не настоящей,
Души их она не грела.
Рядом же медведь убитый,
Пулями, как сыр пробитый,
Возлежал у вездехода.
Толстой цепью был привязан
Он к нему; а перед казнью,
Не давая им прохода
В дом снегурки – отбивался,
Грызся злобно, зубы скаля,
Одного даже поранил,
Без ноги другой остался.
Долго из ружей палили,
По медведю, пока кровью
Не истек, и не остыли
Его очи; так порою -
Радость в людях умирает,
Вспыхнет вдруг и исчезает,
Тайной горечью до боли –
От прикосновенья воли.
Цепью обвязали толстой,
Медведя за задни ноги,
Выволочил из берлоги
Вездеход – довольно просто.
Видя это все с тревогой,
В подсознании тяжко-мутном,
Понял дед, верной дорогой,
Долго шёл в лесу «безлюдном».
XXVI
Над костром давно чадила,
Туша кабана сгорая,
И вертелась, как живая,
И шипела, голосила.
Спьяну уследить за тушей,
Не смогли, паля из ружей.
В час когда нашли снегурку,
И медведь там встал кауркой,
Никого не подпуская;
думали медведи – боги,
Жили в царственной берлоге.
То они соображали
Не изба то а берлога,
И когда в неё стреляли,
Всей толпой палили страстно,
То хотели за подмогой,
Видя, что стрельба напрасна,
Люд Послать – сдавали нервы,
Пуль кончалися резервы.
Долго эхо грохотало,
Разлеталась песня ружей,
Песней разум был остужен.
И когда затишье встало,
Увидали, в дымке витой,
Наш медведь лежит убитый.
Выволокли из берлоги,
Как казалось зверя-бога,
И глумилися за этим,
Что медведь был лишь медведем,
А не богом, так досадно,
И ногой ему кровавой,
Тыкали в морду злорадно,
Потеряв рассудок здравый.
Раненых же в тяжких муках,
Увезли на вездеходе.
Но молва в народе ходит,
О делах тех славных, жутких,
Как былинные сказания,
Наставления, наказания,
О герое том красивом,
Что в бою отважный сильный,
С силой тёмною сражался,
Ранен был, но не сдавался.
Вынесен он был друзьями
С поля боя под обстрелом.
И о том поступке смелом
Слушаем мы песни с вами.
Как снегурку увидали
Среди снеговых развалин,
Стали ею любоваться
Без раздумья и опаски.
Средь снегов стоит немая,
Эко диво, что за сказка,
Раскрасавица нагая.
XXVII
А когда палёным мясом
Завоняло – уж сгорела
Туша зверя: очерствела,
Вся обуглилась окрасом,
И тушить уж смысла нету.
Покручинились об этом,
Погрустили, протрезвели,
И от горя и потери,
Что еды им не досталось,
В усмерть вновь понапилися.
Сразу же взялись за дело,
Стали думать, что же делать
С мерзкой бабой ледяною,
Ослепившей их красою,
От которой все несчастья
Происходят с ними часто.
Не смотря, что лядяная
Недвижима и немая;
Да откуда было знать ей,
Не было еще той силы,
И волшебного заклятья,
Что лежит в мешке у деда;
Сразу б кровь застыла в жилах,
Позамёрзли бы от света,
Ледяного дуновения,
От её прикосновения.
XXVII
А они как на живою
На красу на ледяную,
Всё глазели обжигаясь,
О замерзший дух снегурки.
Обниматься с ней пытались,
Пьяно-смелые придурки.
Обкололись и отлезли,
Поостыли постепенно;
Ярко засверкали звезды,
К полночи уже наверно.
Так хотелось поглумиться,
Отомстить ей за потерю,
За несъеденного зверя,
Вдоволь мщения напиться.
Разорили и разбили
Дом – берлогу снеговую,
И с землёй вскоре сровняли.
А ледышку не живую,
Заплевали и лупили,
Прутьями, с злобным весельем,
И сигары все наглее
Об руки её тушили.
Знали что не вскрикнет даже,
Благо баба не живая,
Облик её был изгажен,
Красота-то не земная.
И хотели было руки
Для веселья и со скуки,
На душе им стало б легче,
Отпилить по самы плечи.
Чтоб была она похожа
На Милосскую Венеру,
Злоба их не знала меры.
Зависть жабою их гложет,
Взяли пилы – ну и что же:
Дружно дернули пружину,
Да попадали все носом –
Это дед Мороза посох
Стал дубасить их по спинам.
Не успели с черным делом,
Вот уж полночь пролетела
XXIX
Дед мороз одним лишь словом
Посох приводил в движение,
Видя всё это глумлений
Дикарей тупоголовых.
Тяжела была дубина,
Разом пронеслась по спинам.
И пока они валялись
С снегом грязным обнимались,
Дед обтёр снегурку снегом,
От тулупа теплым мехом,
Погань отодрал людскую ,
Вынул колбу ледяную;
В ней волшебный пар клубился,
силой затаённой вился,
Вроде жидкого азота,
Может быть еще чего-то.
XXX
В царстве ледяном и вечном,
Жизнь свою, ведя беспечно,
Приготовила колдунья,
Чаровница и вещунья,
Все его ингредиенты,
Считанные по рецепту.
Высланы из-за границы:
Это лёд Байкальский чистый,
Цвет зеркально серебристый,
Если верить чаровнице,
Привезен из Сингапура.
Прожигал он даже шкуры
Толстокожих бегемотов,
Что живут в кислых болотах.
Из Европы снег особый,
Качественный вышей пробы,
Даже в лютый зной не таял…
А кристаллы ледяные,
Что бормочут как живые –
Из народного Китая.
Ей одной рецепт известен,
Чудодейственного зелья,
В день и в час и в нужном месте,
Но не ради развлечения,
Но для дела, чтоб всерьёз,
Внучку оторвать от грёз.
Денег ей платили много,
Дабы не нарушить сроков,
Пробуждения ритуала,
Это всё колдунья знала.
И держали то в секрете,
Что прописано в бюджете –
По разделу: бабка – зелье.
Чтобы не было роптанья
На всеобщем на собрании,
Споров лишних и броженья.
XXXI
Тут же дед излили на внучку,
Колбы колдовские чары,
Крепко взял её за ручку,
И исчезло в клубах пара
Мимолётное видение,
И в одно и то ж мгновение,
Вышла, словно и не знала,
Что под снегом прозябала;
Из бесцветного тумана,
Дева краснная живая,
Уж в одежде не нагая
(это не эффект обмана).
Словом и прикосновением
Мишку – друга воскресила,
Бедного – вернулась сила,
Цепь порвал и стал тереться
О ноги лохматой мордой.
Отогрелось её сердце
И в осанке стройной гордой,
И сама того не зная,
Сила в ней жила большая,
Раздала всем по заслугам,
Для людей сестра подруга.
XXXII
Ну а что же браконьеры,
Живодеры, изуверы:
Поочухались схватили
Было ружья в полном страхе,
В деда яростно палили,
Так что дым завис а овраге
От сгорающих зарядов;
Пули пролетали рядом.
Был наш дед завороженный,
Словом от смерти спасённый,
Что нас тайно поджидает,
Где и как никто не знает.
Не стерпел он безобразия,
Шума дикого шального,
Поломал все ружья сразу,
Тайным и волшебным словом.
Сразу ружья разорвало,
Страшной - силой боль пронзила
Руки, словно изломало,
И обвисли они тяжко,
Словно тряпки – безнадёжно;
Так и кончилась бы сказка,
Если бы не шла тревожно,
По наводке с самолёта
С компасом и точной картой,
Смелая группа захвата,
Тяжкая у них работа.
XXXIII
Так для храбрости отпивши
По сто граммов самогона –
Из баклаг, и в час затишья,
После диких криков стонов.
С новой силой разразилась
Перестрелка в чаще хвойной.
Эхо грозно прокатилось
С елей снег сбивая больно.
Думалось им что разборки
Браконьер чинит на месте,
Там где высились на горке,
Ели под созвездьем креста.
Со своими же братьями,
Со злодеями ж такими,
Что на сходке местной зимней
По владению лесами,
В балке темной непролазной.
И расстреливали сразу,
Если было в ком сомнение,
Ссора ж вышла по разделу
Заповедного владения.
«Не допустим беспредела»!!!
XXXIV
Заповедные же люди,
Что стоят на страже леса –
Люди крепкого замеса.
Защищать, готовы грудью
Всех зверей – больших и малых,
И других различных тварей,
Что встречались здесь бывало.
На одном лесном гектаре
Раньше столько зверя жило,
Плотность к сотне доходила.
Что пока еще водились,
Спрятались и сохранились,
В кущах непролазных темных,
На пространстве сим огромном.
Поняли что крупный кто-то,
Наконец-то им попался,
Скрытно в лесе окопался,
Страстно губящий животных,
Там налево и направо.
Вот уж год в лесу большущем,
Им покоя не дающим,
Зверя бьет с расчётом здравым.
XXXV
Нет зверья и нечем хвастать:
Кабанов всего штук двадцать,
Да медведь один остался,
Где-то бедный затерялся,
В темном лесе, в лесе темном;
Записей уже два тома
Разных видов тварей всяких
Кои жили, не тужили.
По пятьсот листов подшили
В каждый том – даже собаки
Там записаны для дела -
Столько зверя перебито,
Браконьер не знал предела,
(Имена их не забыты…)
Сколь за все былое время
Не подверглось истреблению
И естественно убыло
Зверя хилого – как бремя,
Съедено волками жадно,
Пока тело не остыло,
Кои грызли их нещадно.
Ускользал он невидимкой
В неизвестном направление
Путая следы движения,
От слежения и поимки,
От назойливой погони.
Лишь валялись всё в агонии,
Недобитые живые,
Как свидетельства немые,
Повсеместно зверя туши,
Растекались крови лужи,
После буйного игрища,
Кровожадного разгула.
Солнце жгло и от жарищи
ветром смрадным, тленом дуло.
За неделю посчитали,
По две сотни выходило,
Всякой разной дичи твари.
Смрадным запахом душило;
Все работали в угаре
И закапывали тут же
Разложившиеся туши.
Ну а что еще годились
Для людского потребления,
Что без признаков растления,
То на бойню отвозили
Без тревоги и волнения.
Проводя по документам,
Как говяжьи – высшим сортом,
С чьей-то росписью затертой,
С выплатой какой-то ренты,
За использования луга.
Что с продажи деньги брали,
Сразу ж дружно пропивали,
Стресс снимали в тяжких муках.
XXXVI
Просто так для развлечения,
Для потравы и глумления,
Для забавы, истребления,
Без разбору зверя били.
Недобитыми живыми
Отсавляли на погибель,
Издевалися над ними.
XXVII
И в преддверии захвата
И рискованного дела,
В напряжении многократном,
Видно время их поспело,
И с волнением серьезным,
С обострёнными чувствами.
С браконьерскими делами –
Плохи шутки. И в тревожном
Настроении, приняв дозу –
Самогоном страх забили,
Лихо балку окружили.
Заложили в ружья порох,
И палили в каждый шорох.
Когда встало вдруг затишье,
Залпом выстрелили дружно,
Чтобы запугать как нужно,
Чтоб душа забилась мышью.
Закричали громко слышно
В мегафон децибеловый;
А кричал бритоголовый,
Многими не раз уж битый,
Бывший авиадиспетчер.
Ухватившись за винчестер.
Редкою пальбой прикрытый,
Состоявший на учете
В местной партии зеленых.
Только он один из оных:
Группы, что пришла сражаться,
Грамотно мог выражаться.
И за это все в обиде
Зубы на него точили
И не раз уж точно били.
XXXVIII
«Ты матёрый нам сдавайся,
Лучше с миром – не пытайся,
Нам противиться, а то
Вмиг уложим негодяя:
Окружили - расстреляем,
И забудем навсегда
Место гибели. И в том –
Отдадим зверям на корм,
Что еще живые бродят,
После твоего бесчинства,
Беспредела, лихоимства
В этом лесе на свободе.
XXXIX
Ни речей, ни сердца стука,
Тишина вокруг, ни звука:
Так затишье перед битвой
Для расплаты в час пробитый
С ворогом, стеною встанет,
Но затишье то, обманет.
Осторожно подходили,
К краю балки, как к обрыву,
Множество траншей прорыли,
Для страховки – быть бы живу.
Ничего не понимая,
Свежих пней не замечая,
Так и замерли у края,
Вниз с опаскою взирая.
Пьяная стоит орава,
По лесу идёт потрава,
Что ж такое здесь творится,
А знакомые всё лица.
40
Рожи сильно по разбиты,
Окровавлены в подтёках,
И кострище недалёко
Дым свивало в чёрный свиток,
Страшной тушей обгорелой
(Как урод – окоченелой).
Видно туша браконьера,
На общак принёс для братьев:
Надо было что-то дать им
Для всеобщего примера
И для продвижения дела.
Ну а дело прогорело!
Для него убить – раз плюнуть,
Беззащитное создание,
Может нож под сердце сунуть,
Иль для страха в назидание,
Подстрелить перед оравой,
Как бы нехотя, страдая –
Тварь живую – оставляя
Её в лесе, для потравы.
Трактора светили фарой,
Поле битвы освещая:
Ружья сломаны, разбиты
. Беспорядочно валялись
Браконьеры удивлялись,
Что же это за бандиты
Их настигли в этой балке;
Ветки, щепки, склянки, банки
И гора пустых бутылок
У ко стрища возвышалась;
В головах все помешалось,
Словно кто-то бил в затылок,
Деньги вдно снять хотели,
В благородном беспределе.
Где ж такому было видно
Раньше быть – до слёз обидно.
Вот что видели ребята –
Смелая группа захвата.
Что больше всего задело:
Там, в кровавом одеянии -
Он - ходил нагло и смело ,
Будто все эти деяния,
Не его совсем рук дела.
(По которому наводкой
Послана ориентировка)
Вызывающей походкой,
Напоказ демонстративно,
Словно ничего не зная,
И вообще не принимая
В этом, своего участия.
С бабой – очень молодою,
Что с красою и косою.
Не рисованной в картине ,
А в реальной жизни нашей,
Нам не встретить её краше.
Только в сказке старой дивной,
Да и то под новый год,
Когда сказка к нам придёт.
И медведь огромный – бурый,
С опаленной кем-то мордой,
Рядом терся, зубы скаля,
Подозрительно взирая
Не пришельцев незнакомых.
Что разворотили дом их.
41
И в решительной отваге,
Видя, что злодей попался;
Во глубинном том овраге
Затеряться он пытался,
И потом уйти бесследно.
Поспешили, чтоб не вышло,
Избежать ему расплаты,
Правосудия закона.
Дружно собрались к захвату,
И решительного гона –
Браконьера. Как на волка,
Зарядили все винтовки,
По сигналу от ракеты,
От сгорающей кометы,
(Перед битвой – перекрестились)
Стали быстро прыгать в балку,
И на лыжах покатились,
Там создав большую свалку.
Кубарем катились даже,
И при том дико визжали,
Да и замерли все в раже,
Где стояли и летели,
И катились и лежали,
Все кто был причастен к делу.
Это дед Мороз сверкая,
Грозно добрыми очами,
Ничего не понимая,
Очень громко прокричал им:
«Вы замрите все до срока,
В онемелом недвижении,
На земле и кто в падении,
Но когда уйдем далеко,
В путь негаданный не близкий,
Со снегуркою и мишкой,
Так – что сразу даже око,
Ваше мутное не сможет,
Различить нас в небе синем,
И ничто уж не встревожит,
Ваши головы – Бессилье
Вмиг спадет, тот час и снова
Вы окажетесь здоровы».
Времени зря не теряя,
Быстро широко ступая,
Взял снегурку он за руку,
(И медведь возле снегурки
Шел оглядывался скалясь,
Об обрубки пней цепляясь).
Быстро вмиг в пространстве слился,
С ночью тёмной потаённой,
Лишь созвездьем осветленный,
В небе звёздном испарился,
Образ двух людей неясный,
И лохматого создания.
И с момента мироздания
В небе тихом и прекрасном,
Засияли их созвездья.
Как в преданиях старых древних,
Сказочных и достоверных.
42
А они же - браконьеры,
(Так же и группа захвата),
В разных позах; чем богато,
Здесь у вас воображение,
Разместить их без движения,
В воздухе в снегу, на крышах
Тракторов, кого на лыжах,
Кто завис, а кто катился,
Кто об свежий пень разбился.
Очень долго растворялось,
Как им это паказалось,
То видение в небе мутном,
Оттого им стало жутко.
43
Онемевшее безмолвье
Поразило тяжко души,
Но тот час был сон разрушен,
Ожило вновь поголовье.
От жестокой долгой битвы
Повалились же все разом,
До полусмерти избиты.
В виде тяжком безобразном
Смелая ж группа захвата,
Выйдя из оцепенения,
Быстро приняла решение,
Со стрельбой и диким матом,
Бросились на них связали
(а знакомые все лица)
Многое они узнали,
Кто ходил в лес поживиться.
Враз связали их и к месту
Повели на опознание,
На проверку и дознание,
На причастность к браконьерству,
К месту жизни прозябания.
Дело правое вершится,
Есть теперь им чем гордиться,
И рассказывать в преданиях
И во всяких небылицах.
В сборах, дружеских попойках
О народе храбром стойком.
Что сразился, с великаном,
Со злодеем и тираном
Жившим в древнем страшном лесе.
И о подвиге во славу
Да бы дух поднять державный,
Сочинили много песен.
44
После праздников весёлых,
Новогодних долгожданных,
В городах больших и малых,
В деревнях и разных сёлах,
Было принято решение,
Дед Морозов всеми званых,
Срочно звать для обсуждения;
Нет уж больше не возможно,
Ждать – не стало мест таёжных,
Непролазных заповедных,
Где бы не был обнаружен
Человека запах вредный,
След, который там не нужен.
Где им внучки дом построить,
Чтоб жила там, как в берлоге,
Без опаски и тревоги.
Не пришлось им долго спорить:
Там где холод замер вечно,
Мерзнет след там человечий,
Можно дом построить смело,
Это – в Антарктиде белой.
Новую медведь избушку
Строит пусть в глубинах снежных,
Сон её, чтоб не нарушить,
И не разломать небрежно,
Хрупкий дом – пускай по крыше
Проезжая экстремалы,
Признак жизни не услышат,
Где сугроб встанет немалый.
Чтоб никто на самолёте
Иль на шаре при полёте,
Снежный дом и не заметил,
Снег не тронут, чист и светел.
Мишка пусть окрас изменит,
Шубу белую наденет,
В мех подобно глади снежной,
Обрядится он надежно.
И как прежде охраняет,
Нашу внучку – все он знает.
Каждый с этим был согласен,
Путь далёк – но безопасен.
10.12.2003
Свидетельство о публикации №111011303118