видимо, я брежу

Открываю конспекты — учу, учу..
И — вот с вами такое вообще бывает?
Это все пошло от моих причуд.
Или уж от чего — не знаю.
И когда сигаретный туманит смог
Мои выдохи сонные, тяжкие вдохи,
Мне улыбается ласково Блок —
Тот самый трагический тенор эпохи.
Мне знаком его способ иного письма —
Познание мира через любовь.
Я живу так, наверное, и сама.
Из-за угла появляется Гумилев,
Спокойно-тревожный, замедлив шаг,
Читает мне про жирафа и Чад,
А сзади идет, тяжела дыша,
Анна Ахматова. Скинув шаль,
Она садится и говорит,
Что в комнате душно — открыть окно.
А потом еще долго про алфавит
И про поэзию долго, но
Она и сама как великий стих,
Поэтому просто сижу у ног.
И я бы долго еще про стиль,
Но в комнату входит внезапно Блок —
Говорит, что «черную розу послал» —
Мы смеемся. «Бросил к ее ногам!».
И тут законно на пьедестал
Гений шествует — Мандельштам.
Он кивает, готикой весь объят.
У меня дыхание на нуле.
Он расскажет про свой больной Ленинград
С интертекстуальностью во главе.
Вдруг резкий стук — в небольшой тревоге
Я поворачиваюсь по-сталински:
Открывается дверь — и на пороге
Стоит Иннокентий Анненский.
Он улыбается — все радушно
Его принимают. Разговор продолжается.
Я напрягаю уши и душу:
Среди гениев так тяжело расслабиться.
Леонид Андреев заходит в дверь
И садится, не открывая рот.
Я смотрю и понимаю его теперь —
Он молчит: Иуда Искариот.
Я иду на кухню, чтоб выпить чаю,
И слова восторга слетают с губ.
Вижу: за столом в ледяной печали
Сидит себе Федор Сологуб.
Я его спросила о «Мелком бесе» —
Он многозначительно промолчал.
При моем неуклюжем подчас интересе
Не хватает чувственных что ли начал.
Пытаюсь стихи прочитать несмело,
Приближение чувствуя катаклизм.
Слава богу! Я вижу Андрея Белого —
Он сейчас мне расскажет про символизм.
Только в глаза смотреть ему стыдно,
Ибо так и не осилила «Петербург».
Прости меня, ангел чистый, невинный,
Голубоглазый, солнечный демиург!
Я совсем поднимаюсь за облака.
Все уже в сборе почти и только
По какой-то причине не достает пока
Громкого голоса Максима Горького.
Но и он с опозданием появляется,
Открыв мне тайну Луки и Сатина.
Божежмой, чего только ни случается,
Когда ночью готовишься к экзамену))