дьявол, ты меня помнишь?..

дьявол, ты меня помнишь? мы начинали игру
с отрыванья конечностей тем, кто был горд и глуп,
с сотен разрезанных нитей, вымоченных в поту,
скрученных под присягой, врезанных в веко, в губу
правосудия. мрамор нетлен как жесть, и поутру
та же роса остывает на банке шпрот, что и на растресканном лбу.
ты открываешь глаза, разрывая ресницами плоть полотна-
гобелена: обрыв, горизонт, река,
пастораль, сводимая в фокус морганием, сток дымка
через прострел височный, излом рассвета в зелёном цвете,
синеющий кровоподтёк чащобы. ты в ответе
за смерть даже этой фантазии, отпечатка на а4, длинной мили
дорожной ленты с кровавыми пятернями - думаешь, все забыли?
простили? святоши, увы, не прощают
и помнят лучше других. и знают -
тоже в разы серьёзнее, осмыслённей,
что белый цвет есть цвет снега, листвы - зелёный,
и ты, открывая глаза, появляясь на этот свет, совершаешь грех.
это ты виноват в потопах, в сожжении стрех,
в очертаньях узлов пирамид, пропускающих воду;
это ты, отзываясь миру, значишь свободу.
дьявол, я тоже тебя ненавидел. ты помнишь, какими мы были?
в углу кухни твоей подвешен рожок изобилья,
на пушистом ковре в этой скомканной внешним квартире
мне казалось, что мы - живые, что просто в мире
поменялись местами стороны шахматных досок,
потому что - ковра ворс сквозь пальцы, как раньше просо,
потому что периметр стен противоударный, занавески
пахнут травою скошенной, а неуместный
званию тёмной обители голубь голодный бился
день через день в окно. дьявол, ты застрелился,
я видел, ты справился на пять. научился бояться
и ненавидеть меня - дурака, паяца,
и прощать. знаешь, чтоб не сдаться,
нужно потратить всё и утратить всех.
я молчу с тобой обо всём, что вызывало бы смех,
не будь делом цепких лап - твоих и тех,
кого ты не пускаешь сюда, у кого не берёшь пистолет.
дьявол, я не прошу больше! ни букет,
ни дешёвый станок для перемотки нервов,
ни золотой нашивки "номера первого",
эта Фемида в саду под твоим балконом,
ограждённая старым штакетником, грудой лома,
перевязанная бечёвкой поперёк надлома,
поросшая мхом, так вот, она мне знакома.
мы виделись раньше, она колебалась как балерина,
её сносило легчайшим ветром, единым словом и даже видом
колонн марширующих, шёлка перчаток, акрилом
бреда витражного, она воспевала ноль
как единую истину, и говорила: боль -
это то, чему учатся, то, чего не существует,
и я верил, и стягивал обувь, и шёл напрямую
по долинам огня, по позвонкам адских тварей, я мог любую
укротить вещь касаньем, пока шёл за ней вслепую.
знаешь, дьявол, я был хороший солдат. она умирала
у меня на руках, говорила, что я похож на генерала,
и лгала, что увидимся. дальше не помню. лава,
перегонка тумана, звериные ямы, лавины,
топоры вдоль хребтов, приторный аромат апельсина,
выжигающий изнутри воздух, двойные вершины,
многократность обрывов, ведущих в прогорклые пасти..
и, очнувшись у ног твоих, сбросив напасти,
в тишине нервно-серой найдя её в каменном хламе,
я поверил почти, что тебя пришибёт божьей дланью
до того, как приставишь знобящее дуло к виску.
я не видел у смерти ни мантию, ни косу,
ни широкий оскал, ни дрожащие алчностью пальцы.
это всё делал ты. заставлял доверять, улыбаться,
низводил самосуд к обжиганию щёк горьким кофе,
доливал молоко и смеялся, и всё прятал морфий
по карманам плащей, всё старался под нос напевать,
чтоб неслышно. и я не хочу, не хочу воскресать.
панорама полей, грязный город, дурные расценки,
шорох крыс непременный у дальней и дырчатой стенки,
чёрно-бурая тьма, падших звёзд проносящихся стрелки,
мы привыкли не спать допоздна, рисовать по побелке,
играть в карты на смерть, наполнять регулярнее грелку,
спорить до хрипоты, завести Цербера или белку.
не хочу воскресать. поворот плоскокаменной трассы
за соседний забор: пристегнись, не меняй ритма брасса,
и на окнах домов, освещённых лишь плотным затишьем,
видя гниль и тоску, ищи с жизнью иные различья.
не хочу уходить. в этом мире вишнёвом и пьяном
у соседей порой возникает звук фортепиано,
а сквозняк по утрам пахнет пряником - остро и рьяно,
и ты делаешь кофе получше воды из-под крана.
это важно, ты знаешь. в саду высыхает Фемида
от росы кисловатой. волнуется видная нива.
ещё скользкий асфальт убывает в твоём направленьи,
и ты машешь рукой каждый раз, уходя в светотени.
я обычно не пью без тебя, но всё: чёртова птица,
распластавшаяся по стеклу, то, что вновь не спится,
то, что я умудрился в такую не-жизнь влюбиться -
с твоей подачи, - чёрт, как бы тут не спиться
от желанья тебя убить. заставить тебя поплатиться
и за это. за мирность в крови. за то, что ты сдохнешь скоро
от последнего выстрела, оставив мне плед, камин, пару книг про Бора.
когда уйдёшь.. мне не станет легче дышать по твоей милости,
гладить замшелый камень статуи, молить о справедливости,
мне не станет проще дышать пыльной гарью, запасаться спиртным впрок.
дьявол.. а, к чёрту. выигрыш мой - спускай курок.