условно съедобное

глаз не видишь, так по следам читай,
как зима по городу скачет гордо.
у тоски не личико гюльчатай,
а собачья морда.

тот, кто ночью тёмной тоску ласкал,
на руках немеющих боль баюкал,-
не забудет, хищный, тоски оскал,
как у старых кукол.

рассыпается дедушка, как крупа.
засыхает бабушка сдобной булкой.
а горшочек варит - бежит шурпа
вдоль по переулку.

и сидишь, набычившись, как бабай,
время карауля.
спи, зелёная, баю-бай. люли-люли.

*   *   *   *   *

...и будто цикады, но только, но только
к кому-то зовёт потревоженный зуммер
и эти минуты безумны,  безумны.
и горько.
и дети войны ли, цветов ли, цикуты,
пупками встречаясь, врастая в подкорку
друг другу, считают  минуты, минуты...
и горько.
и пепелац полетит с гравицаппой,
и рухнет на марсианских задворках.
не нужен скрипач, дядя Вова, пацакам
так горько.
пол-чатла - три спички  и пара затяжек
лети, разгоняйся, уайтхорсная тройка
по русским дорогам, за  язвенным стажем,
как горько.

на мёртвой машине, то ниже, то выше -
от свадебных маршей до глиняной горки-
от слышит - не слышит до дышит - не дышит
и
горько...