Фантасмагории чувственности - раздел-

***

Звезда раскрывается
для меня в небе -
стрелы лотоса,
крылья кувшинки.
Чувство.

Пахнет апельсинами,
веточками туи,
капельками влаги
на коже матовой.
Чувство.

Черты неизбывности
скручены в кокон,
блестят лепестками
серебряных нитей.
Чувство.

Рабство желанное!
Неистовое!
Нирвана! Минута
страсти к Божественному!
Чувство.

Цвета игривость
прищурила сердце,
которое за-
любовалось собой.
Чувство.

И кажется: странная
непостижимая
гармония явилась
из безбрежности.
Чувство.


ТЫ

Губы твои потрескались от
жажды любить.
Желание притаилось в сердце,
как пугливая лань в укрытии:
опущенный взгляд шепчет о вожделении;
улыбка – магическое действо,
обнажающее терзанья влюблённости;
спонтанность управляет тобой,
как плазмоподобным сном
Властелин Вселенной,   .
и свет – в каждом движении юной мимики,
в каждом жесте отвлечённости,
а утончённости грани танцуют на
тайных мечтаньях твоей нежности.


ТАЙНА

Тайну вынашивая,
как ребёнка под сердцем,
вздыхает томно любви краюха.
Бесприютность. Тоска.
Космос в  руинах привязанности
и  бесподобной музыки.
Эта болезнь будто жаждет допинга
всепроникновенности и  всеслияния.
Имя её для меня означает
жгучую горечь и безысходность.
Желания плоть разрезана
на ленты стона,
вибрирующего в резонансе...
Вожделение тягуче и ненасытно,
как биополе страждущего,
живущего обречённостью.


НЕВОЗМОЖНОСТЬ

Безумьем обволакиваясь-
 туманом липким, густым и влажным -
бреду в обречённость, стеная и воя,
под шутку абсурда скалящегося –
как дерево если корнями вверх.
Перевёрнутый мир ломано комкаясь,
плывёт ниоткуда в молчанье несносном.
И будто – я. Но не я, в то же время,
а сгусток  бесформенный сложных чувств…
Отраженье моё – преломление муки
на лице, как вопрос без ответа.



***


Не жена я тебе, не любовница,
не невольница и не (тем более)
ангел с крылышками.
Почему?
Почему-то припомнился
лес пугающий, странный, вкрадчивый лес –
запахи, шорохи незнакомые
на тропе ночной, где гуляет луна...
Почему?
Почему-то припомнились
чушь, произносимая  в бреду;
голова по подушке кочующая;
стоны и вопли младенческие
по болезни « испуг».
Почему?
Почему-то припомнилась
заводь малая, но глубокая –
глянешь, и  отражаешься, как в зеркалах
если  их выставить напротив друг друга.
Почему?
Почему-то припомнилась
нервность губ, вздрагивающих в улыбке.
И  – одинокий смычок.
По скрипке он тонко скучает:
по звучанию, по её талии,
а быть может, (и вернее всего)
по её молчанию,
что пробегает морозом по коже,
теряясь где-то между лопаток,
где должны бы быть крылья,
трепещущие в сонме
воздушных течений –
легкие, как зонтики одуванчика,
но выносливые, и стойкие,
как теплынь апреля.


***

Трогай меня, как осенний
жёлто-молочный неон
трогает землю.

Гладь меня так,
как в разлуке влюблённый гладит
фотографию милой.

Ласкай меня так,
как  ласкает в душе
юноша  девушку.

Люби – пока не коснулась
старость рукой,
похожей на птичью лапку.


***

Желанье, подкравшись на цыпочках,
снова и снова
вливается тёплыми струйками
вешнего цвета...
Ему нипочём любые преграды –
пусть даже  тел наших.
Ему ни к чему захолустье
застенков предзимья.
И «мы не умрём» теперь
звучит актуально.
Жасмином пропахнет вся
им увлажнённая кожа,
томленьем, бессильем покроет
припухшие губы.
А сердце   притихшее - выплеск утра
над городом сонным, готовым
вот-вот пробудиться.
Желанье. Так же томит оно,
как и предчувствие
неразделенной любви,
страдания долгого...
Желанье. Чувствовать тонко
его всегда!
А может, не чувствовать даже,
а жить желанием.


ОБЕЩАНИЕ

Ты меня уводишь в невозможность,
едва коснувшись кончиками
прохладных пальцев.
Зарделось сердце. Стесняется нежности.
Тепло – как сиянье солнечное –
лучи во все стороны рассыпаются.
Забываю стыдливость угловатую.
Доверяюсь неведомому вечному.
Чувство с шёпота переходит на крик-
безумец в пустыне орущий. .
Миг. А проживаешь бесконечность,
расцвеченную опереньем какаду.
Глаза слепнут, как если б смотреть
долго, долго на  морскую гладь погожим днём...
На ощупь  чувство угадываю,
как слепой, читающий пальцами.