Блюз Матроскина

Матроскин тихо сознавал момент больного единства:
На дне у рюмки расположен самый сочный яд.
Есть время его вылизать – хрюкающее свинство -
Вечный средний возраст, ни вперёд, ни назад.

Он улыбается, бездомный, детям по темницам;
У остальных выкипело добытое им молоко.
Люди были без соли, теперь даже без водицы.
И с человеком-вопросом им не так-то легко.

Бредёт Матроскин, поучая и даря всем цветочки –
Принимают лишь те, кто переискал,
Чьи клубки мозга распутываются в ночь-полночку,
И в чьей шкуре все та же печаль гордых скал.

И серо-синие полоски в нагрузку дару слова,
И прагматизм – игрушка подсознательной высоты…
И хвост отрублен косметически
                (с воплем последней киски: «Клево!»)      
С тех пор – притворство человеком, о морях немечты.

От «ктотама» пользы мало, пользу в склюв воронам.
Да к тому же все, кто «там», не растворятся в его «здесь».
Помните, был мальчик, дядя всем? …..   похоронный
Марш мрачнел в его честь за ловкача юную спесь.

Может, помнит кто лай вислоухой собаки?
Так ничего и не видали, кроме рыка и ушей.
Усатый, сам того не зная, гниет в сельском мраке
С теми же шапкой и ружьем, не погоняемый взашей.

Матроскин лихо сознавал момент сквозного единства:
У пули в профиль, без сомненья, самый строгий взгляд…
Но вновь Матроскин остается в единичном меньшИнстве
За самый длинный средний возраст ожидать наград.