Бродский находился где-то рядом

Вместо эпиграфа
4 мая 1961 года Президиум Верховного Совета СССР принял Указ "Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни",
С 1960 года в советской пропаганде иностранный термин "паразитический образ жизни" стал вытесняться русским термином "тунеядство" (согласно толковым словарям - жизнь за чужой счет, чужим трудом, паразитизм, безделье). Лица, не работавшие в течение четырех месяцев в году, подлежали уголовной ответственности, каждый гражданин СССР был обязан заниматься общественно полезным трудом на благо государства.
Статья 209 УК РСФСР ("тунеядство") могла применяться и к нежелательным элементам. Первой жертвой закона о тунеядстве еще в начале шестидесятых годов ХХ века был поэт Иосиф Бродский, отбывавший ссылку  в Архангельской области по приговору суда. Источник - ВИКИПЕДИЯ (свободная энциклопедия)
* * *
Указ «О борьбе с тунеядством» был нацелен не на «летунов», а на тех, кто вообще не работает, живет на нетрудовые доходы (мелкая спекуляция, проституция, нищенство), пьянствует, хулиганит.
Лев Лосев «Иосиф Бродский», серия ЖЗЛ, издательство «ТЕРРА», 2009 г.


               


                1
А ведь Бродский мог бы оказаться,
хоть и велика она – страна…
* * *
И у нас в деревне тунеядцы
пребывали в оны времена.
За нетрудовую честь и доблесть,
по суду,  на несколько годов
пачками в Архангельскую область
высылали их из городов,
не взирая, так сказать, на лица.
Публика… Что вспомнить я могу:
были тут красавицы-девицы
в половом расцвете и в соку,
были  так же дамы и за сорок.
Большинство, конечно же, мужчин.
Долго ещё в разных разговорах
вспоминался эпизод один…
Привезли в деревню спозаранок,
аккурат - на утренний  развод
партию накрашенных гражданок.
(В те года не пользовал  народ
наш губных помад, а так же прочих
прибамбасов, тех, что для красы).
Этих дам, заведомо порочных,
оглядел, потеребив усы,
председатель с низкого крылечка,
тяжело вздохнул, промолвил: «Ах…
А у вас, гражданочки, конечно.
не бывали никогда в руках -
вижу я – ни вилы, ни лопаты…»
И тогда одна их этих дам,
глядя нарочито виновато
на него, сказала: «Где уж нам,               
дяденька. Одни мужские члены       
и бывали…»  Пару фраз затем.      
И не покраснели разве стены
у конторы нашей утром тем.

                2

Да, ещё сказать, наверно, надо:
тунеядцы наши, то есть - те
были, в основном из Ленинграда
и из прибалтийских областей.
Если по фамилиям…  Смотрите,
много ли на Севере у нас,
например, таких: Шундакендите,
Стрекаловский или Карлавас?
Да и имена у них: Виола,
Августина, Софья, Эдуард.
А вселили тунеядцев в школу
старую. И был ещё расклад
вот такой: коль позволяла площадь
в сельских частных избах, то тогда
подселяли  к ним – чего бы проще? -
горожан -  на целые года.
Точно так же в Коношском  районе,
по соседству с нашим, подселён
в частный дом был и «поэт в законе»*,
а ведь мог бы он и в наш район…
«Туники» - так сокращённо  начал
звать приезжих деревенский люд.
И одна была у них задача
от властей: тяжёлый сельский труд
должен сделать был из тунеядцев
честных и порядочных людей.
Только так вот взять, перековаться,
если б за идею… Но идей,
кроме как разжиться алкоголем
не было  почти у большинства
горожан, а вот трудиться в поле
и в лесу, заготовлять дрова,
и на ферме, на работах прочих,
ну а их в деревне – пруд пруди
приходилось им, порой и ночью.
И вот ты попробуй,  не пойди
на работу – тут же участковый
сочинит донос – не по уму,
ну а там…  Народный суд по новой,
дальше - сизым голубем  – в тюрьму.
Ну а что творилось в старой школе…
Тунеядцы – люди без оков -
быстро приучили к алкоголю
наших деревенских мужиков.
И они не только спирт и водку
пили, хоть какой, а всё ж резон,
нет, у горожан пошёл в охотку
запросто «Тройной» одеколон.
Как не выходной, то в школе – пьянка,
дальше – больше: и по вечерам
начались веселье и гулянки,
и частенько пропадали там
местные женатые мужчины,
оторвавшись от своих семей.
Жёнки их отнюдь не без причины,
находя пропавших там мужей,
обзывали сгоряча  «****-ми»
Августин приезжих и Виол
А однажды с нами, пацанами,
случай вот такой произошёл…

    * "поэт в законе" - И. Бродский               

              3
Расскажу об этом по порядку:
в школе, вместе с теми же  людьми
проживала Ритка-тунеядка -
«девушка» лет  двадцати восьми.
Судя по известным всем приметам –
гладкая и сзади, и с боков -
именно она была предметом
страсти деревенских мужиков.
Числя за своими кобелями
их грехи и подлое враньё,
крыли непотребными словами
бабы наши чаще всех её.
И в деревне всем известно было
в каждой, ну а их полста, избе:
эта ленинградская «кобыла»
больше всех и есть на букву «б».
Знали это даже пацанята,
хоть и не вникали до конца
мы тогда, да это и понятно
в тайный смысл похабного словца.
И однажды в осень, когда лужи
(верно, это было в ноябре)
льдом зеркальным заковала стужа
мы по ним катались на дворе
бывшей школы: прыгаешь с разбега
с двадцати шагов, на скользкий лёд
(тот ноябрь стоял пока без снега)
и тебя, на каблуках, несёт
вдоль по луже –  весело и гладко!
Лужа же – размером с озерцо.
Ну а тут вдруг Ритка-тунеядка
вышла с папиросой на крыльцо.
И чего вдруг Выползову Вове
вздумалось девицу оскорблять?
Он возьми и выкрикни то слово,
что всем нам известно было – бл-ть.
Вова в нашей шобле – заводила,
атаман – на класс постарше нас.
Ритка это слово уловила,
оскорбилась Ритка, и тот час
выплюнув на землю папиросу
спрыгнула с высокого крыльца
мы же, быстро – дёру! – без вопросов!
Только вот  поверхность озерца
подвела меня: нога скользнула,
подвернулась, я свалился с ног,
и с разбега Ритка мне воткнула –
прям в лицо - резиновый сапог.
Мне казалось: я услышал чётко
как хрящи в носу моём хрустят…
А на носовой перегородке
делал операцию, спустя
тридцать с лишним лет, когда совсем уж
носом незамог - вообще! -  дышать.
Ну, а если начатую тему
в том же самом русле продолжать,
надобно сказать, что не хотела
Ритка сапожищем мне в лицо.
Ну а чем закончилось то дело?
Да, замолвил за меня «словцо»
брат Володьки Выползова – Венька,
(я ж рос беззащитным – без отца):
в тот же день стоял он на ступеньке-
верхней – того самого крыльца.
Ритка же с  колодца  шла  с водою,
еле-еле два  ведра несла.
Венька отобрал их и обои
вылил ей на голову – со зла
за меня, за нос за мой разбитый.
Так и обошлось всё – без ментов.
А могла бы оказаться Рита
и в ментовке. Я простить готов
всё числом ей задним и передним,
можно эту девушку понять:
что её и так достали сплетни,
а ещё тут будет оскорблять
всякая фуфаечная мелочь.
Мне же доктор «ухо-горло-нос»
перед тем, как скальпелю дать дело,
до наркоза, выдал вдруг вопрос:
«Сложный случай…  Надо ж постараться…
Батенька, да кто же вас – вот так?...»
Я ответил: «Были тунеядцы…»
И  - наркоз. И дальше - темнота


                4

Я, конечно, осуждать не вправе
тех людей, к тому же, как везде,
были исключения из правил:
у Клавдии Рябовой, в избе
поселились два интеллигента
муж с женой, и ей колхоз  платил
небольшие деньги – за аренду,
за супругов, сбившихся с пути
в Ленинграде - городе-герое,
ну а как – никто не знал про них.
Только отличались эти двое
выгодно  от «туников» других.
Игорь – муж  и жёнка - Валентина,
сельского не зная ремесла,
даже завели себе скотину -
Борьку – однорогого козла.
Однорогий, он и так приметный,
но, чтоб виден был издалека,
выкрасили краской разноцветной
бородёнку Борьке и бока.
И когда деревней шли супруги
и козёл цветной – за ними вслед,
человека не было в округе
чтоб не улыбнуться им во след.
Срок «тянули» Игорь с Валентиной
запросто, в  деревне – не в тюрьме.
Да вот повседневная рутина,
вечера глухие по зиме,
длинные, хоть помирай со скуки -
ну не всем же пить одеколон…
Игорь не на все, быть может, руки
мастер, только вдруг занялся он
делом  (не затем, чтобы  потрафить
деревенским, это - как сказать) -
рамки для семейных фотографий
он со скуки  начал вырезать.
Досок же в деревне,  что той грязи,
это же не Питер – лес кругом.
Ну и помаленечку, не сразу
чуть не каждый деревенский дом
обзавёлся рамками для фото,
для портретов близких и родных.
Игорь украшал свои работы
хитрыми узорами, а их
из пшеничной вырезал соломы,
и сажал на рамочки – на клей.
Помню, и у нас висели дома
два портрета, и сейчас – ей-ей,
я уверен, сохранились где-то
у кого-то – не пропало ж всё!
в эксклюзивных рамочках портреты -
рамки тунеядец Карасёв -
Игоря фамилия, (а отчеств
я не помню) делал от души.
Игорь с Валентиной, среди прочих
тунеядцев, мирно завершив
срок свой пребывания в деревне
отбыли обратно в Ленинград.
Клавдия же Рябова соседям
хвастала потом лет пять подряд
городской одёжкой – Карасёвы
не забыли  бабушку и ей
слали к разным праздникам обновы
почтой, а на Клавин юбилей
(помнили!) посылку апельсинов -
редкий фрукт в деревне в те года -
выслали. А в чём была причина
тунеядства их – так никогда
жители деревни не узнали.
Баба Клава хвасталась притом
«карточкой»: «Вот, поглядите, Валя
мне послала…» И на фото том
крупном – Карасёва Валентина
как царица – в шапке меховой,
в шубе долгополой соболиной,
прислонившись к дереву спиной,
во весь рот – заливисто – хохочет 
и, одетый в импортное всё,
тянется, обнять супругу хочет
бывший тунеядец Карасёв.

                5
Хоть в те годы был ещё мальчишкой,
но запомнить очень много смог
я про тунеядцев, даже слишком -
разве тот резиновый сапог
позабудешь… И ещё картину
«маслом», как умею, передам:
напились похлеще, чем скотина
тунеядцы в школе. И двух «дам»
распьянущих - Августу с Виолой
(что с народом делает вино!)
абсолютно, совершенно голых
опустили, распахнув окно
на траву под ним. А было это
днём, у всей деревни на виду
на двух женщин, пьяных и раздетых,
на их пожилую наготу
насмотрелись мужики  и бабы,
пацаны – бесплатное кино!
Несколько часов они – не слабо! –
спали на лужайке под окном
вот в таком вот виде непотребном…
Ладно, с тунеядством в те года
шла борьба, но на неё на гребне
выплеснули в сёла города,
в общем, далеко не самый лучший
контингент, деревне он – не в масть.
Бродский - это был особый случай,
кстати, он бы тоже мог попасть
к нам в деревню, к той же бабе Клаве,
Коноша – она подать рукой.
И деревню нашу мог прославить
и теперь бы на избе на той -
бабы Клавы -  так же красовалась
та мемориальная доска,
что в деревне Норенской. Но малость
промахнулся рок… Наверняка
целил к нам, но, видно спохватился,
вспомнил, что уже десяток лет,
как на этом месте народился
и растёт здесь будущий поэт -
я…  В одной деревне двум поэтам
двум мемориалам – видит Бог! –
по реестру сверху - места нету…
Я шучу, конечно… И итог
подвожу написанному выше:
слово «тунеядец», термин сам
как-то вдруг из лексикона вышел
нашего, такие словеса
большинством уже не говорятся -
кануть в Лету им пришла пора.
Ну а что за фрукты -  тунеядцы,
помнят люди лишь на Северах.
Ничего про них почти не знает
двадцать первый электронный век.
* * *
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.

                2011 г.