Прости

 Едешь? – Лариса вызывающе смотрела на меня,  облокотившись о  спинку кресла.
- Да!
- Какой же ты….
- Я не хочу туда, - тихо сказал я, - ты же знаешь…
- Ты идиот? – нервно спросила она.
- Да, - ответил я. – Прости.
Я взял сумку и вышел.
Уже у лифта я услышал, нет, почувствовал, как она плачет.

Возле икаруса  Валерка,  располневший и небритый,  припечатал меня к груди.
- Ты без Ларисы?
- Да.
- Это Герман! – представил Валерка.
Худощавый немец в очках интеллигентно улыбнулся.
- Очень приятно!
Я пожал ему руку и повернулся к Валерке.
 -  Кто это тебя  так откормил?  Зинка?
-  Да брось ты!  Она кроме омлета  ничего не умеет.  Это так…комок нервов!
Валерка осторожно надавил комок чуть ниже  пупка.
- Ну-ну! Верной дорогой идёте, товарищи!  - сказал я и достал из сумки бутылку.
- Уже? – захохотал Валерка, - ещё не сели даже.
- А чего ждать?
Я откупорил бутылку.
-  Ты нам там трезвый нужен – Валерка взял у меня из рук бутылку и с наслаждением отхлебнул.
- Не вопрос.
- А Лариса где? – спросил Валерка.
- Ты же знаешь,  она не катается.
- Я б свою уже давно научил.
- Такую научишь.
- Вообще-то ей больше повезло: вчера очередь на подъёмники обошла  Мавзолей Ленина в 85 году.
Я свистнул.
- Ты помнишь такие подробности?
- А ты?  Мы ж с тобой в ней стояли.  Я ту школьную экскёшн в жизни не забуду.
- Знаешь, у меня с некоторого времени провалы.
Я  подбросил снег носком ботинка.
- Всё в порядке? – Валерка внимательно смотрел на меня.
- Да, - сказал я и пошёл к автобусу.
Когда мы уже сидели внутри: Я, Валерка,  Герман в соседнем ряду, причём я специально сел к окну,  на что Валерка подозрительно спросил:
- Ты же не любишь у окна?
В ответ я загадочно улыбнулся.
Так вот, когда мы уже сидели внутри, я не выдержал и сказал:
- Валерка, извини, я наверное, не поеду…
- Что? – переспросил Валерка.
Мотор зарычал,  и дерево за окном наклонилось вправо.
- Я не могу, - беспомощно сказал я….
- Ты чего? - Валерка с недоумением смотрел на меня.
- Дай бутылку.
- Да там уже пусто. Сейчас!
Он достал и откупорил новую.
- Стакана нет!
- Ничего!
Я отхлебнул и упал в  кресло.
Чушь какая-то…всё это…

Она подошла ко мне и попросила снять ботинок.  Такая странная девушка с жёлтыми глазами.
  - Жмёт? – спросил я.
  - Мешает, - ответила она.
  - Кто Вам в прокате такие ботинки подобрал? Так же можно ногу покалечить.
Она стремительно спряталась мне за спину, а поскольку ботинок ей я уже снял,  то одна нога теперь у неё была босая.
  - Вы что? – спросил я.
  - Это Петька, - наш руководитель.  Ищет меня.
  - Ну,  так выйдите.
  - Он петь попросит.
  Петька – молодой крепкий парень скользнул по мне взглядом и, минуту поколебавшись,  двинулся в сторону очереди на трамвайчик.
  - Ну, вот, - девушка отскочила в сторону на одной ноге.
  - Бедные цапли, -  засмеялась она. – Я и не думала, что у них такая тяжёлая доля.
  - Где Ваши ботинки? – спросил я.
  - В рюкзаке.
Она скинула рюкзак, достала сапог и элегантно его натянула.
  - Вы певица? – спросил я.
  - Я не люблю корпоративы, - сказала она.
  - Здесь все поют Визбора, - улыбнулся я.
Петька, - прошептала она, - скорее!
И мы побежали.  До сих пор не могу понять,  как она обошла меня в своих сапогах.
Мы упали в сугроб,  и я спросил, умеет ли она кататься.
   - У меня нет ботинок, - ответила она. – Слушай,  я хочу сбежать вечером  и не против Визбора.   
   - А Петька?
   - А Петька просит про Белые розы.... Слушай, я дам тебе ключи…смотаешься ко мне,  принесёшь гитару?
   - Зачем? – опешил я.
   - Чтобы  петь Цоя, - сказала она.
В тот вечер мы пели не только Цоя.  Аня сидела на кровати в моей комнате в белых носках, в белой шапочке с бубоном и в перерывах между песнями откусывала большое красное яблоко,  которое я вытащил из пустого холодильника.  Единственное, что там было.
Пела она чудесно.  Скоро в моей каморке Папы Карло собралась вся база,  заполнив проход, коридор за дверью и лестницу этажом ниже.
Я никогда не пел в хоре.  Оказывается, это похоже на счастье. Тем более, что моего дивного баритона не было слышно.
   - Ну вот,  - сказала  она позже,  закуривая и глядя на звёздное полотно,  - ты спас меня от Петьки сегодня.  – Ты гений!
   - Да? – сказал я,  глядя на её затяжки и светлое в лунном сиянии лицо. – Это слишком ответственно.
   - может быть, - улыбнулась она, - знаешь, какая самая яркая звезда?
   - Сириус, - наморщив лоб, ответил я.
   - Я ж говорю: гений, - засмеялась она.

- Ты чего? – спросил Валерка.
- Я?
- Вы поссорились?
- Кто? – до меня, кажется, дошло, что обращаются ко мне.
- Очнись, - Валерка положил мне ладонь на плечо.
Я улыбнулся и сказал:
- Мы котёнка завели.  Стёпку.
- Котёнка? – захохотал Валерка. – Ты же не любишь кошек!
- Я?
- Слушай,  - Валерка внимательно на меня смотрел. – Лариса поймёт, - она у тебя мировая.
- С Новым годом! – сказал я и улыбнулся Герману. – А он по-русски понимает?
- Только два слова,   - сказал Валерка.
- О, кей! – сказал я громко. - Happy New Year!  – Я поднял бутылку вверх.
Мой английский на этом закончился, и я продолжил:
- Ты не подумай, что я алкоголик.  Я вообще не пью. Только по случаю.
И сделал ещё несколько глотков.
Герман испуганно улыбнулся.
- О, кей – я   допил остатки и подмигнул Валерке.  - Здесь нет слабаков.
- Посмотрим, - сказал Валерка.
«Здесь есть идиоты», - подумал  я  и закрыл глаза.

- Бросай курить, это вульгарно, - сказал  я Ларисе, с раздражением глядя, как она выдыхает сиреневый яд,   соблазнительная и прекрасная в свои неполных тридцать.
- Это единственное, что тебя  во мне не раздражало, - ответила она.
- Не обращай внимания.
- Не обращаю, - она бросила окурок на  бетонный пол балкона.  – Петь я уже не пытаюсь. – Но ты прав.
Она вышла, а я поднял окурок и раскрошил в пальцах затухающий конец.
- Прости, - крикнул я в бесконечность, прошёл через комнату и снял куртку.


- Прости, - сказала мне Аня,  выдыхая сиреневый дым, когда я,  нелепый и пыльный,  стоял возле памятника Карлу Марксу, глядя в её жёлтые глаза,  в шапочку с бубоном.
- У меня тогда украли куртку на вокзале, - говорил я, беспомощно сжимая руки в карманах.
- Ужасно, - улыбнулась  она.
- Там был твой адрес, телефон.
- Бывает.
- Я искал тебя,  я же не знал,  что ты тогда соврала фамилию.
- Только одну букву, - снова улыбнулась она.
- Зачем?
- Мне не нравилось её окончание.  Одна буква всё портила.
- Но я всё равно нашёл тебя, - сказал я, - жаль, что тогда ещё не было интернета… В Мурманске в бюро спасения 911 работали глухари.
- Жаль.
- Я не могу без тебя, - сказал я.
Она в третий раз улыбнулась и провела рукой по моей щеке.
- Я очень раза тебя видеть.
- Ты не понимаешь, - сказал я.
- Понимаю, - ответила она. – Я тебе очень благодарна.
- Я уже десять лет не могу, - сказал я.
- Это неправильно, - сказала она. – Так не должно быть.
- Почему? – спросил я.
- Человек должен помнить только свет.
- Это очень точно, - сказал я. - Но это не должно портить ему жизнь.
- Жизнь – это воспоминания, - у тебя есть больше, чем ты думаешь.
- Я не согласен, - сказал я.
- Ты удивительный, - сказал она. – Ты – моё лучшее воспоминание. У меня есть ещё два часа, в потом... потом я уйду.
Я схватил её за плечи.
- Я не отпущу тебя.
- Ты немного сумасшедший, - сказал она.
- Я люблю тебя, -  сказал я.
Она вырвалась и побежала.
- У меня ничего нет, кроме тебя, - закричал я. – Никого…
Она бежала ещё быстрее, чем тогда,  на каблуках по тонкому слою льда, расталкивая прохожих, а я лежал на животе и смотрел,  как она удаляется.
- Мужчина, Вы не ушиблись? – спросил чей-то голос.
- Я? - спросил кто-то чужой.
- Я?


И  тут объявили остановку.
- Я сейчас, - сказал я  Валерке.
- Что - уже?  - с удивлением спросил он.
- Да.
- Стареешь,  - улыбнулся Валерка  и  с наслаждением отхлебнул из горлышка.
Я вышел.  Обогнул здание автовокзала,  ряд ларьков, где под стеклом виднелись силуэты  бутылок с колой,   пачки сигарет и замёрзшие пирожки,  свернул на дорогу и пошёл,  точнее побежал по обочине, тяжело проваливаясь в грязный снег.   А когда из-за угла резко вывернула машина,  я отскочил в сторону,   споткнулся и покатился с откоса.
Я лежал внизу,  лицом к небу и смотрел на звёзды.  Звёзд не было. Но я  видел  Сириус - самую яркую звезду моей жизни.
Меня скрутило.  Я блевал любовью на  ложившийся снег, я беспомощно смотрел в сторону времени,  я покорно кивал, слушая счастливый голос Ларисы и ощущая её ладонь у себя на виске,  я  ничего не возразил Валерке,  который на слова  Германа  о моём странном исчезновении ответил,  что тот ни фига не понимает в жизни,  а я просто очень люблю свою жену.