Остров

Непроизвольная лирическая запись старой фантазии


Всё, что доступно глазам,
радует.
В линии каждой,
в неразберихе пятен
мир до того понятен,
точно,
придумав однажды,
я сотворил его сам.

(Геннадий Лысенко. Кн. «Счастье наизнанку».  2010.)


помнишь,
как мы мечтали
о нашем собственном уголке?
ты бы работал смотрителем звезд,
я бы тушила вулканы,
а вечерами
мы непременно бы
строили замки на мокром песке…

(Света! Или Пульсирующий Рыжий Голливуд - на стихи.ру)



     Иногда я взволновано и увлеченно рассматриваю собственную жизнь, которая  видится мне долгим  путешествием во времени. Бывает со мной: что-то - что за тридевять земель находилось от меня до этой минуты - неожиданно приближается! Например, остров, о котором стану сейчас рассказывать. 
     Солнце, выплывающее из моря и падающее в него - несколько дней подряд в далёком лете 1981 года… Над островом по имени Большой Пелис. Растянутый  природной силой  с запада на восток,  он напоминает мне кита, старающегося переплыть залив Петра Великого в  Японском море.
     Прикрыв за собой дверь моей комнаты, а потом глаза, иногда я оказываюсь на нём и слышу особенную музыку - конечно, Вечности! Воздушно-водную космическую сюиту всегда номер один.
     У Баха - третья, его знаменитая Air Suite 3 - продолжение той, которую слушают иногда под открытым небом  (на таком остове - готова подсказать я любому, настроенному сочинять космическую музыку).
     Я слушала  эту удивительную пра-музыку на Большом Пелисе! Находясь несколько дней в покое его бесконечного движения на восток.  В окружении снующих  тюленей,  побеленных птичьим помётом кекуров (выступающих из воды остроконечных скал, похожих на пальцы подводных драконов), бакланов и чаек, всего остального мира.  Какое же это особенное место, где остров всегда мигрирует на восход. Я всё рассматриваю его, закрывая глаза.
     Голова моя в таком  путешествии  перестаёт быть собственно головой - предназначенной для решения житейских проблем, и не заглядывает больше для контроля в какое-нибудь зеркало. Посмотреть на себя на моём острове нельзя - не во что. Всё там  - не сделанное, зеркал не увидишь. Море - слишком подвижное и озабочено только собой,  вздыхает даже в самую безветренную погоду, всё равно вздыхает о чём-то глубинном... - себя в таком не отыщешь, а только отражение неба в этой великой воде.
     Не на себя я смотрю на этом острове, а в себя. И делаю это не так, когда  время от времени болезненно вглядываюсь в собственный  хаос мыслей. А вдруг вижу в себе прекрасную пустоту и, словно,  просачивается она в гармонию мира.  Возможно это только в таком месте. 
     Конечно, я вижу Большой Пелис по-своему. Например, вижу его белый кварцевый песок, о нём знаю только я. Когда состоялась наша первая встреча, вдоль всего побережья, как ни ищи, нельзя было найти и крупинки. Потому что повсюду лежали зализанные морскими волнами серые камни. Но они никогда не оставляют на себе следов, разве что от мокрых ног - а такие уж очень быстро исчезают. Однажды по этой серой гальке ко мне спешил человек. И я шла ему навстречу. Только мы всё равно прошли мимо друг друга. И где он теперь, не знаю. А я... как видите, продолжаю иногда опускаться на белый песок моего прекрасного острова. Теперь там повсюду мои следы и время от времени я оставляю новые... Для этого мне и понадобился белый кварцевый песок, о котором так вовремя рассказала знакомая девочка, коренная островитянка, приехавшая учиться во Владивосток с острова Кунашир. Однажды она увидела такой на другом острове Курильской гряды - Итурупе. И я придумала, что всё побережье моего плывущего острова должно быть покрыто белым песком!
     Однажды моя подруга подарила мне написанную ею картину. Я ахнула, увидев, что на ней -  мой остров, плывущий на этот раз в мою сторону! Поняла это, потому что его, вытянутое уже к горизонту, тело на этой картине стремилось явно навстречу моему взгляду. Это означало, что остров, никогда не меняющий направление своей миграции на восток,  туда, где снова и снова начинается рассвет, в тот день перепутал направление. И, закрывшись в комнате, я снова разглядывала воду, тюленей, кекуры, бакланов и чаек... Чайки снова сбились в одну большую стаю и летели куда-то надо мной... Бакланы ныряли в воду, сложив перед самой водой стремительные крылья... Тюлени высовывали из воды головы, с любопытством разглядывая меня, как когда-то - в самом начале этого странного моего путешествия во времени...
     Про свою энтропию, иными словами периодический хаос в душе, я и до острова уже догадывалась - чего-то не хватало, чтобы сделать собственную жизнь веселее. Врождённого позитива? Слишком много было странного одиночества и помимо моей воли отторжения от гуляющей по головам моих сокурсников радости бытия. Нет, смеяться я, конечно, умела, не сильно-то выделялась в студенческой компании. Немало весёлого удержала моя память из  прошлого, из поездок на картошку или в заповедник. Но отрешённо бродить по каким-нибудь зарослям, вдруг отделившись от шумности и общности, тянуло так, что одиночество в такой прогулке становилось желаннее общего веселья моих товарищей.
     И вот тогда, благодаря самому счастливому, как я теперь понимаю, случаю, я оказалась на острове, в нечеловеческой тишине нового для меня мира - настолько громкой  от объявшей музыки Вселенной, где каждый звук дополнял остальные и где даже шорох моих собственных шагов становился частью этой музыки, что долгое время потом я просто не умела слышать ничего другого. 
     Теперь я могу вспоминать лучшее за всю мою жизнь одиночество и даже входить в него снова и снова.
     Вот и сегодня, закрыв дверь моей комнаты, я лежала  на белом песке и слушала глухие жалобы моря... Дождалась звёзд...