Снег

            

В грязном снегу,
посреди города,
спотыкаясь и падая
мучился человек.
И не понятны и жутки были нам, прохожим, его движения.

Когда дорога разорвет меня
и я расплавлюсь в визге шин…
и за душой сомкнутся облака…
но кто заметит, что я был?
Я, - человек,
                в глазах моих –
              темно,
эй, кто-нибудь, кто рядом есть!
Я весь в снегу,
                в снегу моё лицо,
разве не видите, - я слеп.
Всё снег и снег, куда я не ступлю,
куда нас, господи, несет, но где же вы,
кого я так люблю?
Вы где-то здесь, в ушанках и пальто.
Вы видите, вы видите меня,
но всё спешите,– каждый о своём.
Я чувствую: шевелится толпа
то равнодушием, а то плевком.
Я голыми руками шарю снег,
о, дай мне, Бог, прозрение,
         на миг! 
Всего страшнее этот нервный смех
в моё лицо,
                из-за чужой спины…
 Вот трость и футляр. Это Вы выронили? Возьмите. Что здесь, - скрипка?
 Спасибо, добрый человек. Вчера я шел… здесь дорога…я шел к храму, сегодня снег…и я, я не знаю…здесь было…
      Бывает, что ж, Вы будто бы пьяны…
       Я? слеп... Я слеп!
               
Когда молчанье разорвёт струна,
и зал покинут суета и тлен,
в вас оживает, вдруг, душа,
и отражается Шопен!
И я веду вас, позабыв про все,
и я учу вас видеть эту боль,
когда не в силах утереть лицо,
испачканное снегом и золой!
И счастлив я, и сердце жжет напев:
я вырвал вас из суеты!
Последний такт и в зале вспыхнет свет…
о, как я ненавижу этот миг!
Вы снова расползетесь по домам,
а я, выстукивая тростью путь,
шепчу
          конечно странные слова:
о, Господи, соедини нас
                как-нибудь!
Всё снег и снег колючий и сухой
и страшно мне, не за себя, - за нас!
Когда мы вдруг становимся толпой…
Всё снег и снег
           колючий и сухой!
Всё снег и снег…
В грязном снегу, посреди города, сидел человек. Человек плакал.
                И непонятны были нам, прохожим, его слёзы.

восьмидесятые г.