И ничего нельзя остановить...

                *  *  *

Город расплавленным душит асфальтом
И невозможностью в смоге летать.
Птица проделала в воздухе сальто,
Начали нервно крыла трепетать.
На небоскрёб налетела с размаху,
Брошенным камнем  на землю легла,
Оба крыла  положила  на плаху –
Там, где сгущалась от выхлопов мгла.
 
                *  *  *
 
И жизнь нельзя остановить.
Проходим  мы,
Но время вечно.
И бога нечего гневить
Лишь тем, что жили не беспечно,
Что всё пытались ухватить
Звезду, летевшую  на осень,
Что успевала осветить
И нас, и вас…
И свет тот носим
В   заблудших  душах,
В суете
Зовущим собственное эхо…
И  видим тут же в темноте
Лес рук,
Чья цель – флажок успеха.
 
                *  *  *

Равнодушная катит река – 
Год за годом
Плывут пароходы.
Устаёт, затекает  рука,
Силясь ветки пригнуть с небосвода.
Их  ломает от  сочных плодов,
Что увидело цепкое око.
Где те ветки, что  ниже  голов,
Где  июль, где не столь одиноко?
Я всё та же:
Ещё молода.
Я не верю, что солнце – к  закату…
Каждый год – возвращаюсь  сюда,
Только годы идут без возврата.
Смело  яблони в небо растут,
Оплетая веранду ветвями.
Облаков оживает лоскут,
Словно  парус, надутый ветрами.
Лишь  за кромку озёр  унесло
Столько близких, стоявших стеною.
Под верандою сгнило весло
От воды, подкатившей весною…
 
ВОЗВРАЩЕНИЕ К РЕКЕ

Так нежно река обняла –
И  стало всё вовсе неважно.

В цейтноте весь  год прожила
Хиреющей крысой бумажной.
Шуршала страницами всласть.
Хрустели картонные крошки.
Могла в мышеловку попасть.
И злобно маячили кошки –
Как фосфор горели глаза
Из тёмного куба прихожей…
Но жили внутри голоса,
Что делали враз непохожей
На прочих, съедобных на вид.
(Шли строки, судьбой осиянны…)

 
…От летней свободы знобит,
И больше не строятся планы.
Безвольно смотреть, и смотреть,
Как пчёлы нектар собирают.
И знать, что цветам облететь,
Хоть пойма реки зарастает
Всё гуще, и гуще…
И ты
Шипами изранила ноги.
Всё лучше скрывают кусты
Родные до боли дороги.
 
                *  *  *

Так быстро молодость прошла!
Так незаметно усвистела!
Самой себе теперь смешна,
Что так  счастливой быть хотела.
Всё тот же воздух
И тоска.
И сосны вечно зеленеют.
И горстку серого песка
Всё между пальцев руки веют,
Пересыпают…
Ноги – мнут…
Как по доске стиральной бродишь,
И с пятки – кожи стёрт   лоскут –
И боль унять к воде уходишь:
Вода былая  утекла:
И ты в другой остудишь ноги.
Всё изумрудней, глубже мгла,
Всё незаметнее тревоги.

 

 
                *  *  *

А ветер – будто из пустыни,
Сухой и душный,
Сушит пот.

Дремлю на призрачной равнине,
Где ни ухабов, ни высот.
Сижу – и знаю:  ненадолго –
Вновь покажусь сухим  листком.
Кукушка от жары умолкла
И не тоскует ни о ком.
Набрали в рот воды лягушки
И не пиликают сверчки,
Лишь хороводы водят мушки…
Смотрю сквозь чёрные очки
На мир,
Что ярок так,
Что слёзы
Горохом сыплются из глаз.
Нарыв от маленькой занозы
Болит,  – и токал он не раз…
Но для чего-то ту занозу
Упрямо в сердце берегла.
С жарой пришли сухие грозы.
Леса горели – и дотла.
И дым удушливый и едкий
Туманом солнце прикрывал.
И высох вьюн на той беседке,
Что тот  настырно обвивал.
 

            *  *  *

Дым ест глаза,
Сгущаясь над водою…
И,  как в тумане, растворился луг.
Тебя не вижу…
Брежу вновь строкою,
Сплетаю вязь,
Как труженик-паук.
Горят дома.
Всё гуще дым пожара.
И ничего нельзя остановить.
Стрекозы,  одуревши от угара,
Спускаются  на озеро попить.
Горят леса.
Огонь прибит грозою.
Но в двух шагах не вижу ничего.
И  промываю глаз  своей   слезою.
И понимаю: не сказать всего.
Как ни плети из строчек паутину –
В неё не попадётся  важный шмель.
Не проявить знакомую картину,
Сгущаются предчувствия потерь.   
 
                *  *  *

Бессмысленно руки устало тянуть –
Чужую звезду никогда не приблизить.
Рассыпаны по небу звёзды, как ртуть,
Что капельки яда –
Не надо бы видеть.
Мерцают холодной своей белизной,
В июльской ночи, как роса,  испаряясь.
Вновь мир поражает своей кривизной,
И та кривизна так близка нам – на зависть!
И всё-таки мы отразились не так,
И снова не поняли близкую душу.
И луч от звезды прячем в потный кулак,
Боясь, что   вдруг  выскользнет мигом наружу.
 
                *  *  *

Жизнь прошла так быстро и нелепо,
С верой: будет счастье впереди.
Слушалась советов добрых слепо.
Времени, казалось, пруд пруди,
Чтобы   жизнь сложилась,
Как мечталось…
Выйду в августовский звездопад.
Тьма желаний всё-таки осталась  –
Выбирать придётся наугад…
Лунный свет
Опять тревожит душу,
Словно чёрный кот из темноты.
Я пока ещё не очень трушу,
Чуя холод вечной мерзлоты.
Дыбом шерсть,
Вся выгнулась дугою.
Веер искр –
Бенгальским бьёт огнём.
Млечный путь
Течёт большой рекою
И мельчает суетливым днём.
 
                *  *  *

Показалось:
Выловил звезду,
Воду зачерпнув ковшом ладоней,
Побывав в горячечном бреду
В безмятежном заспанном затоне.
Показалось:
В жизни будет свет –
Ровный, ослепляющий, бездонный,
Проявивший  женский силуэт
В жизни,
Где достаток выпал скромный.
Показалось,
Что звезде мерцать
Даже в  неприкаянности быта,
Чтоб тихонько счастьем обрастать,
Позабыть разбитое корыто.
Думалось,
Что можно  зарядить
Жизни бег,
Как  фосфорные стрелки.
Только надо
Сильно полюбить,
А не думать об обычной   грелке.

Воду к дому бережно донёс –
Не ушла меж пальцев по дороге.
Лишь звезда оплавилась, как воск –
Долго он  топтался на пороге.


               
                *  *  *

Было лето нещадно щедр;.
Пах асфальтом и плавился город.
От добра вновь искал он добро,
Был душою   по-прежнему молод.
Как капустница,
Белый волан
Над землёю порхал от ракеток.
Груз страстей запирался в чулан.
Шевелились листочки средь веток –
То вот этот, а то вот – другой…
Шевеление это страшило:
Куст как будто был весь неживой,
Шевельнуть веткой не было силы. –
Шевеленье  безвольным  листком,
Задышавшим вдруг жизнью отдельной,
Словно ветер подкрался ползком,
Разрушая мир полный и цельный.
И хотелось летать, как волан,
Отражаясь от сетки  упрямо,
И не помнить, что лет караван,
Всё идёт по пескам окаянным.
Он смотрел на парящий волан,
Отбивая ракеткой подачу,
А в душе  назревал ураган,
Что сметёт жизнь любимой в придачу.
 
        *  *  *

Плутали в фантазиях, в мире химер,
Боялись друг в друге лицо обнаружить.
И, кажется, славили хилый барьер,
Который  воздвигли невзрослые души.

За маски попрятались: всё хорошо.
Сужается жизнь – ах, подобье воронки!
Всё уже и уже… Да так и пошло:
Всё уже и уже… И осыпь по кромке.

Одно остаётся: из лета уйти.
Тревожный напев колокольного гула –
Предвестник того, что размыты пути
И северным ветром со снегом подуло.


 
               *  *  *

Заел конвейер быта и труда.
Здесь изменить немногое мы в силах.
Манила недоступностью звезда.
Зачем мерцала для таких бескрылых?
Был омут неба озера черней,
Что отражало звёзды, их качая.
Кувшинки, как головки тонких змей,
В оцепененье чутком замирая,
Так охраняли отраженье то! –
Не погрузить его в ковши ладоней.
…Моя звезда, кажись мне золотой,
Пока лицом не выцветешь в бездолье!

…Усталость, служба, ссоры, суета.
Назад не тянет даже оглянуться.
В затылок смотрит олово-звезда.
И, как от пули, хочется пригнуться.

 
                *  *  *

Пути к обратной жизни нет.
И никогда уже не будет.
И сквозь листву (хоть розов свет!)
Осенний день выходит в люди.
К ветрам – столь розовый закат:
Они несут тоску и тучи,
Шагать по жизни наугад
Нельзя им, выбрав спуск покруче.
А там овраг –
И тишина…
Там – глина,
Попросту – опока…
Там палка крепкая нужна:
Спускаться долго, одиноко,
Чтоб не скатиться вниз на дно,
Переломав остатки крыльев.
…А то, что свыше им дано,
Всё разлетится, к счастью, пылью.


 

               *  *  *

Как странно: молодость прошла.
Смотри ей вслед – не остановишь.
...Я счастье в опыте нашла:
С ним в дряхлой лодке не утонешь.
Зачем хотеть чуть выше стать –
Чтоб россыпь звёзд похитить с неба?
Смысл жизни всё искать, искать,
А не черстветь, как ломтик хлеба?
Хоть корка льда с реки сошла,
Гребу с трудом – на середине.
На воздух вёсла подняла –
И обомлела: вёсла в тине!..
 

                *  *  *

Осыпается грунт под ногами.
Волны дюн,
Сплошь зыбучий песок.
И за воздух хватаясь руками,
Ищешь взглядом мираж тех дорог,
По которым так в юности бредил,
И казалось: уж даже нашёл.
Ветер дунул – и мир обесцветил.
Лишь песчаная буря, как шёлк,
Липнет к телу
И ластится грозно.
И не видишь дороги назад.
Иногда возвращаться  не поздно.
И бредёшь сквозь песок наугад.
 
            *  *  *

Какая-то  горькая мякоть
У ягод,  созревших на  вид.
Не стоит о пройденном плакать.
Забудется всё, отболит.
Все ягоды, словно рябина,
Горчат.
(Хоть   ударил б мороз!)
От лета сухого кручина…
Нет соков,
Чтоб двинуться в рост.
Нет соков –
Не будет и силы.
Как выстрел, сломалась ветла.
Лениво сад вычистят пилы,
Чтоб сжечь всё под зи;му  дотла.
Что возраст?
Ведь горечь рябины
До первого только снежка.
И гнут несогбенные спины
Для милого сердцу дружка.
 
        *  *  *

Ну  продержись, тепло, хоть чуть!
Дай насладиться ветра лаской,
Что продолжает дуть и дуть,
Грозя обрушиться развязкой.
…Так было…
В душную грозу
Осокорь –
В три руки обхвата –
Сломался  в небе на весу:
И половина сада смята…
Осокорь рос годами в синь,
И набирали силу корни.
И на него  –  кто взгляд ни кинь –
Потом его годами помнил:
Он мощь вселял, былинный  дух,
Казался глыбой вековою.
…Когда скрипел,
То  чуткий слух
Не озадачился бедою.
Вот так и мы:
Стремимся ввысь,
Как чёлку с глаз,
Смахнём печали.
Но молодцом – как ни держись,
Ты не удержишь  жизнь в начале.


                *  *  *

Равнодушно лето отпылало.
Для всего отпущен в жизни срок.
Не на крыльях поздних чувств летала,
А плела из строчек я венок.
Но цветы засушенные были
И ломались,  помню по сей час.
Вечер, задыхавшийся от пыли,
Повторялся снова и не раз.
Солнце высоко ещё стояло:
Будто бы полночная  луна,
Что, как в полнолуние сияла…
Не мешала   дыма пелена
От лесов, горящих, словно хворост,
Целый месяц, каждый день-деньской.
На пригорке выгорела поросль.
А в венок вплетался сухостой.