Трое

Все судили расчётливо, строго,
Всё гадали: уйдёт, не уйдёт,
И она из запрета-острога
Безутешная  вышла на лёд.
Собрались посмотреть  эти страсти,
Как у пасти большой полыньи
Разбивается женское счастье,
Как кончаются скорбные дни.
Мужики по-другому глазели,
Больно девка была хороша,
И глазами бесстыдно раздели,
Лишь одетой осталась душа.
Ну, а бабы...на то они бабы.
Раздвоили свой злобный язык,
Так шипели, что спящие жабы
Услыхали надорванный крик.
А она обвела тёплым взглядом
Возбуждённую эту толпу,
Как лесная царевна, наяда,
Как подарок седому волхву.
Улыбнулась  и в воду шагнула,
Тонкий лёд обозначил лишь треск,
И почётным застыл караулом,
Онемевший по берегу лес.
Задохнулась толпа, задрожала,
Силясь, что-то кому-то сказать,
А по снегу, сбиваясь, бежала,
Обезумев, несчастная мать.
Растолкала  стоявших   руками,
И с размаху сама в полынью,
Потому что она пред  богами
Отмолила кровинку свою.
Потому что когда-то ей тоже
Безответной, с разбитой судьбой,
Помогал всепрощающий Боже
Не остаться на свете одной.
И как будто поставленной точкой
Стала жизнь наполняться её,
Родила  одинокая дочку -
Разноцветное счастье своё.
Ах, красавица! – молвили люди,
И откуда таких вот берут?
Эти брови и плечи и груди,
Знать красавец отец был и плут.
Знать ходила одна на дорогу,
Как от стада, отбившись,  овца,
Осудили ни капли не дрогнув,
И её и девчонки отца.
Мать всю жизнь эти сплетни терпела,
Ну, а дочь не стерпела одну,
Потому-то обмякшее тело,
Обречённо спускалось ко дну.
Точно мать, всю в себе повторила,
Полюбила, так он разлюбил,
И чадило печали кадило,
А насмешник на лёд выводил.

Только мать и могла дотянуться,
Из последних невиданных сил,
Чтоб две жизни заставить вернуться
На дарованный свет, что не мил.
Ухватила. Что мочи толкнула,
Дочку-доченьку, жертву молвы,
И толпа свои руки тянула,
Да и не было больше толпы.
 
И народ расступился. От боли
Ледяные слипались глаза.
Уходили спасённые трое
По снегам.
От людей.
В небеса.