Судьба-бродяга

Я в родниках родных  святой водой умоюсь,
Калиной горькой разум в чувства приведу,
И у погоста, поклонившись в пояс,
Смахнув слезу, в тревожный мир уйду.
Вернусь, иль нет, загадывать не буду,
Начертанное, свыше мне – пройду.
И может где-то, в тридевятом поле,
 Жар-птицу счастья я свою найду.
А может быть - и нет. По злобной воле,
Заставит зубы мне сломать судьба,
И в этом самом, три - каком - то поле,
Я просто-напросто сойду с ума.
Или еще: каким-нибудь Ланцкнехтом,
Я воевать пойду за чей-то трон,
И жизнь мою, как медную копейку,
Поставит кто-то на кровавый кон.
И вот свершилось то, о чем мечтал:
Стою я в этом, рас - каком - то поле,
А «птица счастья» с жадностью клюет,
Останки чьей-то  свыше данной доли…
Зачем я здесь, с чьего это ума?
Судьба, ты, что ж опять наворотила!?
Та с удивлением в ответ - привет!
Ты захотел, вот я и «подфартила».
Все как мечтал; про поле и про птиц,
Войну, как ты просил, и жар поймала.
Калины только горькой не проси,
Ее еще тебе не наломала.
Святой воды я тоже не нашла,
Чтоб отсудить твой разум воспаленный.
Она течет в далеких родниках,
Где ты в любви был на земле рожденный.
Там, где в безвестье, горько плачет мать,
Года разлук в седую прядь вплетая,
Где сад, посаженный тобой - шумит,
Цветами белыми весною расцветая.
Судьба умолкла, монолог прервав.
-А в прочем, жизнь твоя, и как ты хочешь,
Но все же, душу пожалей свою,
Она уже в изнеможении хлопочет.

Как тень из прошлого, я снова у погоста.
Поклоны в пояс бью святым крестам,
И с глаз, бесстыжесть смыв, слезою горькой,
С больной душой иду к родным местам.
Простит, и укорять не будет мама,
И, с возвращеньем, скажет белый сад.
И аист, на гнезде защелкав клювом,
По-птичьи скажет мне, что очень рад.

Я в родниках родных святой водой умоюсь,
И на горе бродягам всем поставлю крест.
И будет душу мне лечить больную,
Бальзамом льющий с колоколен благовест…