Тринадцать гвоздей в гроб безразличия

                Несмешной бред для отъявленных рационалистов

Гвоздь первый

Красивая девушка, я сорву ваше лицо!
Сорвал…  -  под ним скрывалась смерть.

Гвоздь второй

В одну из лунных ночей, имя которым – безымянность,
мой мозг брел по полуосвещенной подушке.
Вдруг навстречу ему ринулось нечто.
Когда нечто скрылось за дальним стулом, мозг шепотом пропищал:
О, Боже, это была двухметровая старуха в саване!
Дальше продолжать?
Все, замолкаю!

Гвоздь третий

Вчера я переходил Загадочное Авеню,
да так и потерялся по пути к постели.

Гвоздь четвертый

У меня зазвонил телефон. Я страдальчески простонал: Але!
Шел третий час ночи, я пил кофе и был чистым слухом.
На другом конце провода проклокотали:
Вас беспокоят кладбищенские черти, здесь дует ветер и нам скучно!
На хулиганский выпад я спокойно снизошел:
Передайте Макару Петровичу, что бы он, (на линии затрещали помехи и
я закричал) закусывал Столичную свежей горбушей!
А мне и так хорошо! – ответил голос Петра Макаровича и дали отбой.
 Из этой истории я сделал один вывод: Не стоит разбрасывать номер
домашнего телефона по погостам муниципальных кладбищ.

Гвоздь пятый

Два часа назад я страстно вознамерился написать завораживающий макабр.
Искал его всюду и даже обращался к духам всех стихий помочь мне в этом вопросе.
В кататонической мольбе я разбил лоб об алтарь приступа, и вот тогда из моего лба
вытек долгожданный макабр.

Гвоздь шестой

Идет отряд, шагают в ряд
Тринадцать синеньких ребят
Тринадцать черненьких котят
Из рук ребят лакают яд
Приспущен флаг, притих отряд
Котята больше не пищат.

Гвоздь седьмой

Тридцатого декабря я совершал деловое паломничество в столицу.
С галантным видом посетил один из новогодних огоньков, где весело проводил уходящий
год в компании пышногрудой телеведущей.
-Вы весь вечер поедаете меня своими глазами! – отточено затевала флирт синеглазка
-Не я один, даже вон тот фазан занимается тем же, – умело парировал я
-Такова моя участь, с четырнадцати лет я привлекаю голодные взгляды… - вздыхала она
-Знаете что, пройдет пара – тройка лет и время съест вас целиком, так что, нам мужчинам,
ничего не останется…
-Вы мерзавец и провинциальный хам! -  расцвела гневом синеглазка-
Быстро расскажи о себе что – нибудь хорошее и убирайся к черту! - закручивался пружиной флирт
-Начну с того, что с восемнадцати лет я пью кровь течных девственниц…
-Замолчи! (заминка) Продолжай… - был томный шепот
-Так вот, нечасто, примерно два раза в неделю я лакомлюсь крайней плотью убиенных
младенцев…
-Какая гадость, меня сейчас вырвет! – простонала синеглазка
-Спешу вас успокоить, почти все младенцы родом из Африки, бедняги!
Они бы все ровно поубивали друг друга… или в крайнем случаи зачахли от голода!
-Ты так галантен! Давай развлечемся! – постановила растроганная телеведущая. И было так.
Она была так горяча… прямо как жар из печки, горяча как ритуальное кострище…
под воздействием этого пламени я стал чистым и пушистым, сменил фамилию,
и уехал в далекую страну. Завтра начну писать мемуары, а пока поиграю с ее черепом.

Гвоздь восьмой

Без малого пять месяцев тому назад я стал причиной исчезновения целого городского квартала.
Вот как это было. Стоял прелестный августовский вечер. Двор окутывала сновиденческая дымка,
в которой птицы убаюкивающе пели, а малые дети играли в золотистом песочке.
Вдруг среди елейного гула раздался странный треск.  В этот момент я сидел на скамейке:
Какого черта так прорвало!? – было моей реакцией. Собаки неодобрительно завыли в сторону
 многоквартирного дома, где мы жили, и я понял – тут дело неладное.
Реактивной тенью бросился я к дверям дома, вознесся на свой этаж, и увидел…
трех гигантских варанов, рыщущих в потеках крови и доедающих маразматичную соседку.
В адской панике бегал я по гнетущим этажам опустевшего дома, где так и не нашел признаков
человеческой жизни – все были мертвы.
Ко времени, когда вараны сумели истребить весь квартал, его закрыли и посчитали пропащим.
Я оказался на улице, где был лишен средств к прежнему существованию. Потом наступила зима,
когда в одну из особо морозных ночей я уснул на желтоватой простыне старенького сугроба.
Проснувшись в дымке августовских сумерек, я сел на скамейку и трижды ударил в ладоши,
таким образом, став причиной катастрофических бедствий.

Гвоздь девятый

На благодатном среднегорье Новой Зеландии паслось стадо овец.
Однажды один баран отбился от стада и забрел в пещеру странного вида.
Повсюду там росли фиолетовые коренья, и воздух флюоресцировал от светящегося потолка.
Мгновенно из стены выскочил химик, с потолка раздался физик, вдвоем они пробасили:
Все это – ерунда, да, да! – и тихо скрылись в небытье.
Баран до этого происшествия мирно жующий коренья, опрометью ускакал из лона крикливой
пещерки.
Вскоре изможденный баран вернулся в стадо. Он был болен, тощ и его лихорадило.
В его тогда еще примитивном мозгу стала пробиваться неотступная протомысль, которая
привела к изменениям в корреляции овечьего сознания. Изъясняясь понятным языком, животное
взыскало «смысла» и озаботилось понятием «пользы». Баран искал применения своей персоне,
пока не встретил симпатичную овечку…  но здесь его закололи и подали зажаренным мне на
ужин. Я тогда в пятый раз огибал по диагонали мир, и гостил в горном шале у профессуры.
В тот достопамятный вечер барашек был мне премного полезен и сослужил превеликую службу.
Звезды на пару с горным ветерком спели мне породистую колыбельную, и я уснул сном младенца
в своей кроватке с пологом. Вдруг посреди ночи кто-то лягнул меня в лоб. Я с ужасом открыл
глаза… и увидел освежеванного барана, лежащего подле подушки. От испуга я закричал
Здравствуйте! и скатился на ковровый пол. Баран принялся бить меня ножкой, при этом не
уставая поблеивать: Пишии, пишии!
Плача схватил я перо… но выскочивший из шкафа математик угрожающе пробасил:
Все это ерунда, да, да! – и тихо удалился в шкаф.
С тех пор за перья не хватаюсь, держусь спокойно, и сны мне не снятся.

Гвоздь десятый

По водам Фонтанки плыла смиренно лодочка. В ней двое принимали пред обедом аперитив.
Стоял двадцать пятый год, и знамя алое крепчало. В лодочке качались двое: Первый франт
высокий, по фамилии Фонаревский, бросал грозный взгляд и кепку. Второй пониже,
с разгильдяйской улыбищей, назывался Ениным. Оба попыхивали трубкой и говорили горячо
о слоге. Секундно гладь речная разверзлась, и из воды в лодку взгромоздилось нечто
в ныряльном костюме. Когда костюм был снят, выяснилось, что в роли нечто выступал
молодой поэт - авангардист Шармс. Сидели три литератора в лодке и взглядом измеряли
проходивший по Фонтанке бабс. Вдруг литератор Шармс монотонно заречитативил:
-Пока средь рыб я плавал, со мной катарсис проистек
Смерть страшную пророчу… куда вы?
-Наутек!
-Не убежать, клещи стальные
-Но мы умны, и молодые
-Ведет на гения охоту
-Не поддадимся сумасброду!
-Бежать, писать, писать, не жить
-В стране огромной не тужить…
-Не надо, лучше яду!
-Обрежем крылья шелкопряду.
И было с разностями так.
Фонтанка по- прежнему – Фонтанка, а трех литераторов и след простыл. Впрочем, остались
следы на бумаге, но это не важно.
Важно то, что, сегодня я съел три яблока… улавливаете параллель? Нет?! – Ну и Шармс с вами!

Гвоздь одиннадцатый

Вчера сгоряча сказал ты при всех,
Что я размазня и дурак
Я все записал и принял твой смех,
С обиды уйдя на чердак.

Когда рок – тетраптих сломался о звуки,
Кто им продавал героин?
Все, парень, разбейся о рифы разлуки,
Я в чай Ей подсыпал стрихнин!

Ты думаешь, дома тебя кто-то ждет? -
Я их окрестил во крови…
Ты бледен сегодня, и рвота гнетет
То действует порча, умри!

Гвоздь двенадцатый

Сек за полем конокрада
Разудалистый казак
Вор, судья – одна личина
Зачерпнувший бьет черпак.

Я на днях состроил козни,
А сегодня я казнен!
Козни строил ради блага,
Шпагой благостной пронзен!

Гвоздь тринадцатый

……………………………………………………………………………………………

Гроб

Угасали отрокИ, угасали, пока не угасли. Гвоздь ржавый остался,
лебедь по небу метался, а маэстро зычно пел.