Никаких Орхидей

*****

В кафе «Никаких Орхидей»,
в трёх домах от Льва Гумилёва,
столько разных смешных людей,
что невольно снова и снова

улыбаешься как дурак,
бесхитростно и бескорыстно,
вспоминая, что было вчера
точно также… и ныне, и присно.

В кафе «Никаких Орхидей»,
на Коломенской возле аптеки,
ощущаешь, что боле нигде
так уютно не будет вовеки.

Ты спросишь меня «почему?»
Я в ответ почешу в затылке:
знаешь, я и сам не пойму…
Может, стоит на дне бутылки

поискать долгожданный ответ?
Может, там зарыта собака?
Я скажу тебе твёрдое НЕТ!
Ничего там нет, кроме мрака.

А здесь в «Никаких Орхидей»
тёплый свет струится по стенам,
и какой бы ты ни был злодей,
оттаешь душой постепенно.

Выпьешь рюмочку (или две),
закуришь табак душистый,
и почувствуешь, что в голове –
белым-бело и пушисто.

Оглядишься – почти что Paris…
Вот поэты читают бойко,
и ласкает гитару Борис,
и Татьяна-Нико за стойкой.

А напротив тебя сидит
добродушный Начальник Камчатки…
Не захочется этот вид
портить чем-нибудь, вроде перчатки,

брошенной негодяю в мурло
в ожиданьи дебоша с кровью.
Лучше выпьем всем гадам назло,
и наполним сердца любовью!

И тогда загремит рок’н’ролл
для балалайки с баяном,
и сержант порвёт протокол,
и прикинется тоже пьяным…

Будем вместе хрипеть let It Be
на мотив аргентинского танго,
и воспримем как знак Судьбы
то, что ныне мы здесь обитаем…

Разбежимся, – и все при своих…
Но безудержно встретимся снова
в кафе «Орхидей Никаких»,
в трёх домах от Льва Гумилёва.

23 ноября 2010


*****
Татьяне «Нико» Путиловской

Элегантная хозяйка маленького кафе
устало закуривает длинную сигарету…
А посетитель всклокоченный, изрядно подшофе,
шумно требует продолженья банкета.

У стойки роняет жемчужные слёзы в опустевший бокал
звёздочка кабельного телеканала.
Её сегодня уволили, и сказали, что «на века»,
за то, что продюсеру лысо-пузатому отказала.

Её утешить пытается фотограф сессией-блиц,
интерьер озаряя сполохами магниевой вспышки.
А посетитель всклокоченный бессильно валится ниц
перед хозяйкой, поскольку всё-таки выпил лишку.

Его на морозец выводит небритый секьюрити-мэн
и с удовольствием выписывает смачный пендель.
В углу терзает гитару бывший великий спортсмен,
а ныне всеми забытый и безымянный крендель.

Хозяйка маленького кафе изящно поднимает фужер
и, пригубив чинзано, улыбается вечным клиентам.
Она для того и старалась, чтоб здесь оказавшись, уже
никуда уходить не хотелось. Время течёт кинолентой,

и некоторые забавные эпизоды оказывают влиянье
не только на местных барфлаев, но и на поэзию с прозой…
Хозяйку когда-то давным-давно написал Модильяни.
Но она сбежала с холста и пришла босиком по морозу

в маленькое тёплое кафе в огромном холодном порту
на берегу мелководного, грязного, скучного моря.
В тесном подвальчике душном она создала атмосферу ту,
что позволяет не только дышать, но и забыть слово «горе».

Наплевав на личную жизнь, она приходит сюда каждый вечер
и становится Музой, Мадонной, Феей, которых так мало у нас.
Следит, чтоб на каждом столике не гасли уютные свечи,
чтобы тапёр сумасшедший наяривал жгучий джаз,

чтобы не дуло из форточки завсегдатаям в спины,
и чтоб – никаких орхидей отныне вовеки, и точка.
…чтобы угрюмый старик в очках винтажным пером гусиным
успел дописать до конца вот эту самую строчку.

8 декабря 2010

*****

Татьяне «Нико» Путиловской

Это вам не притча и не басня.
При свете ночи и во мраке дня
я не видел этой женщины прекрасней,
но она – не видела меня.

Для неё я был – один из тыщи,
посетитель за столом в углу,
потребитель кофе, водки, пищи,
оставлявший слякоть на полу

от своих нечищеных ботинок,
в драных джинсах (Господи, прости!),
ладно, что – не пьяная скотина,
но, вообще-то, - заурядный тип.

Рядовой боец богемы местной.
В каждом клубе их – полным-полно.
Персонажик малоинтересный,
хоть и разбирается в кино.

А она – единственная в мире,
ей подобий даже днём с огнём
не найдёшь ни в Польше, ни в Алжире,
ни в заморском Яблоке Большом.

Хороша она зимой и летом!
В этих стенах и вне этих стен!
Для неё писал Шекспир сонеты
и сонаты сочинял Шопен.

Даже Пушкин клялся ей (по слухам)
верным быть до гробовой доски.
И её Бердслей с Альфонсом Мухой
рисовали наперегонки.

Кто я перед этими титанами?
Мелкий петроградский муравей.
Но не перестану неустанно
я кропать свои канцоны ей.

Потом что вся она – Песнь Песней,
тёплым светом  изнутри горя.
Я не видел этой женщины небесней
и чудесней, честно говоря.

Пускай мой удел – пребывать в Нигде,
ощущая себя ничтожнейшей сошкой…
Самое главное – НИКАКИХ ОРХИДЕЙ!!!
Они перед Нею – пошлость.

05 декабря 2010 г.

*****

Татьяне «Нико» Путиловской

Одиночество – это заснеженная, простуженная зима
в нарисованном городе на берегу Маркизовой Лужи.
Полустёрты метелью в вечернем пейзаже улицы и дома,
полувычтен из местности ты, так как здесь никому не нужен.
В продувной подворотне утопишь печаль в дешёвом портвейне,
и бредёшь наобум, напевая что-то о лете и велосипеде…
...с удивлением вдруг обнаружишь себя в оранжевой тихой кофейне
За столиком в дальнем углу под портретом манерной леди.
Граммофон скрипучий выплёвывает старинный фокстрот.
Бармен загадочно улыбается, и становится чуть теплее…
И хозяйка в маленьком чёрном платье, словно вот-вот
элегантно сошла с хрестоматийной гравюры Бердслея.
Она подходит, касается тонкими пальцами твоего плеча,
турецкую длинную сигарету закуривает чинно,
и говорит тепло (словно горит свеча)
густым хрипловатым сопрано: «Пожалуйте, капуччино!»
Эти простые слова тебя повергают в нешуточный шок.
Судорожно соображаешь, на каком оказался свете.
В этом продрогшем городе не может быть так хорошо
изгою и пасынку, заблудившему на равнодушной планете.
Смотришь вокруг ошарашено, щиплешь себя за бедро…
Нет, ты ещё не умер, и всё здесь – на самом деле:
капуччино в чашке, Женщина - в чёрном платье, скрипучий фокстрот…
…и щемящая грусть, разлитая в твоём полупризрачном теле.
Ты искал это место и эту Женщину много лет
в экзотических странах на дальнем краю Ойкумены.
А они оказались рядом, по соседству, на той же земле,
на которую ты возвращался всегда, из всех твоих забубенных
странствий во славу Отчизны, в коих подрастерял себя,
но не обрёл ни пристанища, ни Мадонны.
Сегодня ты пьёшь капуччино, о бездарных годах скорбя,
но знаешь твёрдо, что готов украсть с небосклона
ради этой Женщины в чёрном платье самую яростную из звёзд.
Пусть теперь горит для неё одной, и не будет страшно в ночной метели.
Главное – не говорить ни слова, что не разрушить мост,
намеченный между нами ласковой акварелью.
Потому – допьёшь свой кофе и сухо кивнёшь: «Благодарю, мадам!»
Она в ответ улыбнётся, сверкнув воронёным бездонным глазом.
Выйдешь на снежную улицу и поймёшь, что уже навсегда
отравлен этой прекрасной, безнадёжной заразой.
Это – твоя награда за годы блужданий впотьмах,
за одинокие ночи, июльский зной и февральскую стужу.
Стало быть, стоило жить. И не дай тебе Боже сойти с ума
от этого беспардонного счастья!.. которое так тебе нужно,
которое необходимо!.. ибо только здесь возможны объятья
и поцелуи, что заставляют забыть про изыски искусства и литературы,
от той фантастической Женщины в маленьком чёрном платье,
что словно вот-вот сошла с бердслеевской хрестоматийной гравюры.

30 ноября 2010 г.


ЖЕСТОКИЙ РОМАНС

Борису OL Баркашу

Ох, не надо, Борис! Ох, не надо…
Не терзай гитарной струны.
Время смотрит тяжёлым взглядом.
Время требует тишины.

Ох, не надо, Борис! Ох, не надо…
Не тревожь ты меня, не тревожь.
Время давит нас без пощады
и вонзает под сердце нож.

Вот такое оно сегодня.
Не такое, как было вчера.
Словно вырвались из преисподней
все гулаговские мусора.

И опять – улыбки натужны,
и опять в телевизорах – ложь.
Ох, не нужно, Борис! Ох, не нужно…
Не вернёшь ничего, не вернёшь.

Мы когда-то мечтали в начале
про катарсис, который – везде.
Но ружьё не стреляет в финале,
и гитара висит на гвозде,

и по кухням – испуганный шёпот,
а по улицам – флаги и звон…
И рыдает единственный кто-то,
но послушно молчит миллион.

А на струнах – несвежая плесень.
Скромно умер гитарный Бог.
И на глотки неправильных песен
наступает свинцовый сапог.

А стаканы наполнены ядом
и расстреляны все миражи.
Ох, не надо, Борис! Ох, не надо…
Всем на свете хочется жить.

Только разве это житуха?
Разве это подходит для нас?
Из стены прорастает ухо,
с потолка наблюдает глаз.

А вокруг – маршируют строем,
дружно благодаря Судьбу,
получая Звезду Героя
за свою удалую ходьбу…

Значит, Боря, всё-таки – НАДО!
Наплевать на тепло и уют.
Ты споёшь свою злую балладу.
Ты споёшь!.. Пусть потом убьют.

2 декабря 2010


*****
Дмитрию, бармену «НикО»

Вот и вернулись мы из похода,
и нам усталость не одолеть…
Да и по паспорту – такие годы,
что лучше в зеркало не смотреть,

что лучше пялиться в телевизор,
ругать погоду, науку, власть.
Твой лучший друг – аптечный провизор,
и гороскопы – последняя страсть.

И заунывно о чём-то шепчет
карга с косою из-за плеча…
А ну-ка, тёзка, налей покрепче –
убить печаль!

Давай, наполни бокал ностальгией
по тем, былинным уже, временам,
когда мы были совсем другие,
когда другие равнялись по нам.

Давай глотнём веселящей влаги
с примесью яростного огня.
Уж не такие мы бедолаги,
чтобы какая-нибудь фигня

вроде трамвайного хамства, или
указа правительства нас смогла
переломить, как не переломили
в прошлом лихие наши дела.

То есть, есть ещё порох в пороховницах,
и достаточен прочности нашей порог,
чтоб по-прежнему слышать,
как на рассвете птицы
распевают Rock Around O’Clock.

И холодный душ бытовой тухловатой прозы
остудить не смог наш бунтарский пыл.
Как хороши, как свежи были розы,
от коих нам достались лишь шипы!..

В общем, тают печали в туманной дымке…
А нам покедова рано на слом.
Мы ещё поживём немножко, брательник Димка!
Мы ещё отчаянно поживём!

1 декабря 2010

*****
Толику «Начальнику Камчатки» Соколкову

Мы дурные смолим сигареты
и бодяжную водку пьём.
А вокруг происходит свето –
преставление. Даже днём.

Ежедневно брюхом на доты
нас швыряет счастливых вполне.
Мы с тобою – штрафная рота
на самой позорной войне.

Мы с тобою их баррикады,
помянув про чью-то там мать,
ежедневно громим без пощады…
Потому что – чего нам терять?

Мы и так уже всё потеряли:
зубы, волосы, зрение, слух…
И не вспомнить, что было в начале:
то ли курица, то ли петух?

То ли выпивка, то ли рвота…
То ли Тьма, то ли Божий Свет…
Мы с тобою – штрафная рота
на войне, где героев нет,

полководцы – сплошь идиоты,
каждый третий солдат – дундук…
Только наша штрафная рота
и жива в этом тяжком бреду.

Потому что в заветной фляжке
ещё плещется коньячок,
маркитантки срамные ляжки
будоражат ещё мозжечок.

Остальное – не наша забота,
пусть заботит Больших Отцов.
Мы всего лишь – штрафная рота
войска живых мертвецов.

20 декабря 2010

*****
Игорю «Фашисту», Ангелу-Хранителю NicO

Ветеран бесконечного боя,
проводник бесполезного света,
прерыватель бездарных запоев,
выключатель ножей и кастетов,

Диоген антикварных трамваев,
провокатор базарных пространств…
Когда мы с тобой выпиваем,
все святые впадают в транс.

Не потому, что мы – черти,
(хотя и это при нас!),
а оттого, что Смерти
смотрели в глаза не раз,

и она убегала в испуге
сквозь проходные дворы.
С нами гордые наши подруги,
спрятанные до поры

от любопытных взоров
похотливых тупых козлов,
не вели пустых разговоров.
Мы друг друга без лишних слов

понимали. И без истерик,
с леденяще-смертельной улыбкой,
пару сотен Америк
мы открыли с тобой по ошибке,

по случайности, по приколу…
Те Америки так и живут
до сих пор. И там – кока-кола,
небоскрёбы и Голливуд.

А мы на Коломенской улочке
в подвальчике водочку пьём.
Такие паиньки-умнички,
патриоты, ядрён-батон!

Так мы до смерти и будем
прогревать «Пшеничной» нутро…
И всяким хорошим людям
беспардонно делать добро.

9 января 2011 г.

*****

Самому себе, наконец

Офицер, крайне редко носивший при посторонних погоны;
христьянин, наплевавший на все торжественные иконы;
итальянский повар, толк разумевший в кухне грузинской;
нимфоман-маньяк, никогда не пользовавшийся резинкой;
хромоногий турист, рассекавший обе Америки на инвалидной коляске;
барабанщик башкирской рок-группы, что не вынесла первой встряски
от всевидящего КГБ, где служил скромный мл. лейтенант В Путин;
алкоголик и дебошир, ежедневно жрущий водяру до полной мути;
вот такой персонаж иногда появляется в этих стенах,
и пространство местное ему последовательно и постепенно
сдаётся без боя… Даже, вроде, стесняясь как-то, но неизбежно сдаётся.
Для чего? Зачем? Почему? Ответ обнаружить можно на дне колодца,
из которого местная гопота вёдрами черпает пресловутую «живую воду».
Вот он сидит в углу и, напялив очки, опять, пьющему пиво народу
втюхивает на халяву злые и очень крамольные речи.
Булькает рядом клепсидра, горят уютные свечи,
Татьяна варганит чай, Борис разливает водку,
дремлет Фашист, Начальник Камчатки глотку
прочищает едким дымом мерзостной папиросы…
Если у кого-то и возникают мучительные вопросы
о смысле жизни и всякой такой фигне, тому – сюда прямая дорога.
Сесть за столик, увидеть мурадову «Бабочку» и понемногу
начать, наконец, врубаться в исконно-посконные первоначала
Вселенной… Главное – чтобы это никогда не кончало…

09 января 2011 г.