Путь

В маленьком домике на окраине провинциального городка разгорелся скандал. Полная женщина в заляпанном фартуке и в каком-то фиолетовом балахоне в красный цветочек кричала на своего мужа:
--- Выгони эту поганую сучку! Отвези эту паршивую собаку хоть на край света, но чтобы я её вместе с этими блохастыми щенками больше не видела!--- тут женщина запнулась, очевидно не находя нужных слов для выражения своих мыслей--- ээ-ээ.., и…, вот что я хотела сказать, да!--- наконец нашла она--- Неужели я должна брать грех на душу и постоянно топить этих уродливых собачьих детёнышей?! Всё! С этого дня будешь топить их ты, Толик!
--- А может всё-таки попробовать раздать их соседям?--- предложил мужчина.
--- Чтобы я их терпела ещё несколько недель пока они перестанут сосать её молоко! Нет! Потопи их. Всех! А хотя пожалуй, оставь кобелей, может их кто-то купит.
--- Почему бы не оставить и сучек?--- спокойно спросил Анатолий.
--- Да кто их возьмёт, башка ты дубовая! Я вообще не знаю какие придурки берут этих сучек! Даже от нормальных собак их не берут, а от нашей, не гавкающей, их не возьмут тем более!
  Мужчина поинтересовался каким тогда словом можно назвать Наташу, а именно так звали женщину, если она сама, повинуясь советам подруги взяла у неё эту собаку, на что его жена разразилась потоком ругательств ужасающей силы, содержанием которых мог бы щегольнуть любой тюремный надзиратель.
  Вообще-то он любил свою жену. Любил за щедрость, за хозяйственность, за те прекрасные фиалковые глаза, которые поэты воспевали в своих стихах, и которыми он любовался в молодости, да и сейчас, когда они оба постарели. Да, Наташа была уже не молода и с каждым днём она чувствовала, что некогда ангельская красота её увядает, а вместе с ней увядало терпение, и женщина вымещала свою злость на муже или на ни в чём неповинной собаке, которую та била часто и без повода. Собаке по кличке Жучка было неведомо, что такое увядающие молодость и красота и она совсем перестала лаять  и до ужаса всех боялась. Наташа уже несколько раз грозилась её выгнать, но никак не решалась.
  А сама Жучка тем временем возилась с четырьмя пушистыми комочками, которые совсем недавно появились на свет. Была зима, метель и собака с щенками пытались хоть как-то согреться в гнилой будке. К ним подошёл Анатолий, который всё-таки решил не спорить со своей женой и немного поколебавшись забрал трёх детёнышей (только одному из них посчастливилось родиться самцом).
  За мужчиной, непонятно зачем, вышла Наташа. Подойдя к Анатолию она недовольно проворчала:
--- Ну вот, как всегда! У всех нормальных собак щенки появляются весной или хотя бы летом, а у этой поганой зверине--- и она со злобой посмотрела на несчастную Жучку, которая и так забилась в самый дальний угол будки, завидев Наташу--- зимой! Ну что ты стоишь?!--- обратилась она к своему мужу--- иди в сарай, топи. Её муж так и сделал.
 Кажется так легко, одно движение руки и на одну собачью жизнь стало меньше. Ведь для многих людей животное это не существо, это так, вещь. А что думают о нас они? Таких людей это не интересует. Они думают, что собака--- это хорошо сделанный граммофон, посадил на цепь и он будет гавкать до поломки, они думают, что это живой утилизатор, насыпал в миску помои и он будет перерабатывать, думают, что собака--- это супер-существо, которое может выдержать и жару в +50 и мороз в –30, а потом удивляются: «Почему же моя цепная дворняжка такая злая (трусливая, вялая, не лающая и т.д. и т.п.)!» Конечно есть и такие собачники, которые жарят для своих любимцев котлеты, сажают за стол, таскают на руках, дают им имена типа герцог фон Гав Вениамин Рексович четвёртый, владелец вольера и всех близлежащий земель, и всё позволяют, отчего собака вырастает избалованной и считает себя полноправным вожаком «стаи»--- это тоже крайность, но другая. И всё же, чаще всего встречаются люди, которые обращаются со своими питомцами примерно также как и Наташа с Жучкой. И последствия такого содержания не заставляют себя долго ждать…
  Ночью был жуткий мороз и метель. Окна покрылись причудливыми узорами, за стеной снега нельзя было ничего разглядеть, маленькая грязненькая речушка у дома промёрзла насквозь. В полночь Наташа проснулась от завываний ветра, гнавшего миллиарды снежинок и от холода, заставлявшего покрываться мурашками и дрожать всем телом. Маленький дряхлый домик прекрасно впитывал тепло, не менее прекрасно он впитывал холод. Женщина развела огонь в печке (за всю жизнь они с мужем так и не нашли денег на хороший отопительный прибор). В голове у неё промелькнула мысль, что надо бы впустить Жучку с новорожденным щенком в сарай, но она быстро убедила себя в том, что это всего лишь собаки и ничего с ними не случиться.
  На следующее утро женщина пошла кормить собаку тухлым борщом, но подойдя к будке увидела в ней окоченевшее и замёрзшее мохнатое тельце, свернувшееся вокруг новорожденного щенка, который сейчас дрожал от зверского холода, но всё же был жив. Наташе стало не по себе. Она вдруг осознала, что именно из-за неё погибло живое существо, что это она не кормила собаку вдоволь, что она не впустила её в сарай… Но будучи недостаточно сильной, для того, чтобы признаться себе в этом, она пошла в дом, разбудила мужа и долго ругала его, она обвиняла Анатолия и в смерти собаки, и в других неприятных событиях, которые происходили в её жизни. Муж в свою очередь тоже сказал её «пару ласковых» и наконец, когда оба полностью истратили весь свой пыл, одновременно со словарным запасом, они забрали щенка к себе домой и решили выкармливать его с пипетки, пока он не подрастёт и его можно будет продать. Оба наивно полагали, что продав упитанного собачьего детёныша, они обретут неземное счастье от тех жалких копеек, казавшихся целым состоянием, на которое можно устроить так называемый званный ужин, а вернее пьяную пирушку эдак в час ночи.
  И вот, наконец-то наступил долгожданный день, когда щенку исполнилось полтора месяца, и Анатолий послушно поехал продавать его на рынок. Был февраль, валил мокрый противный снег, но всё же это не мешало людям бродить между рядами, вымешивая ногами слякоть. Мужчина кричал что есть мочи: «Восточноафганский фоксборзтерьер, эксклюзивная порода, недорого, покупайте!!!». Но похоже никто не обращал на него внимания. Рядом с ним стояло какое-то лицо кавказской национальности и преспокойно жарил шашлыки, подозрительно попахивающие чем-то таким, отчего щенок на руках у Анатолия испуганно вертелся и пытался спрятаться ему подмышку. Кавказец, повернув к нему усатую голову, не очень любезно спросил:
--- Слышь, мужик, пытаешься продать своего двортерьера? Даю тебе 50 рублей и ты от него избавляешься.
--- 150 рублей и точка!--- ответил мужчина.
--- Ну как хочешь, мужик, тебе же хуже.
  Так Анатолий стоял и стоял, кричал и кричал, мечтая, чтобы званный ужин всё-таки состоялся. Один раз к нему даже подошли потенциальные покупатели, а вернее по своей воле подошёл только один из них--- малыш лет шести, таща за руку свою маму.
--- Мама, мама, смотри какой щенок!
--- 150 рублей, недорого за такую эксклюзивную породу--- сразу вставил Анатолий.
--- Нет, извините, мы не будем покупать собаку.
--- Ну мама, ну пожалуйста--- канючил ребёнок, пока они вместе шли к другому концу базара.
  Анатолий простоял на рынке до самого его закрытия. Он уже жалел, что не продал щенка кавказцу, но того уже и след простыл. Будучи не сильно настойчивым, Анатолий решил оставить идею с продажей щенка и поэтому просто оставил его на дороге, за городом, недалеко от близлежащей посадки, а сам поволочился домой.
   Ночью пошёл снег. Снег, залепляющий глаза, снег мешающий идти, снег рушащий планы, предательски белый… Щенок весь промок, он жалобно скулил, пытаясь найти выход из этого безумного снеговорота. Ответом ему был только лишь вой неумолимо приближающейся стаи волков… Они были голодны. День изо дня люди истребляли их ради собственного удовольствия, ради того, чтобы похвастаться волчьей шкурой пришедшему на пиво соседу Васе, и непременно показать ему шрам от потерявшей управление дрели, выдав его за «волчьи зубы». Люди обшаривали посадки, в поисках зайцев, куда стае волков пришлось сбежать из-за того, что леса, где они жили давным-давно вырубили…
  Щенок боялся, он знал, что находится на чужой территории, что бежать бесполезно, что его всё равно найдут… И действительно, волки учуяв нарушителя прямиком помчались к нему. Первым конечно же подошёл вожак--- большой и сильный волк, многое повидавший на своём веку. Щенок, как и все малыши его возраста, испуганно съежился и сделал лужицу, а потом перевернулся на спину, подставляя волку своё самое незащищённое место--- маленький пухлый животик. Наверное это и спасло его от волчьих зубов. Все из стаи поочерёдно его обнюхивали, начиная вожаком и заканчивая старой тощей волчицей. Малыш за это время успел наделать целое море, но  всё же боялся он зря, волки поняли, что это--- всего лишь детёныш и решили взять его в свою стаю. Не так уж это и невозможно, как может показаться на первый взгляд. Волки чувствовали, что вымирают. У волчиц детёныши появлялись всё реже и реже, а стае нужно было как-то пополняться. Да к тому же щенок был маленьким волкодавчиком и не исключено, что даже потомком одного из волков, состоявшим в той самой стае. Ведь в то смутное для волков время все они часто отправлялись в города, движимые голодом. Они рылись на помойках и съедали всё съедобное, что выбрасывали люди, а самцы попутно заглядывали к цепным дворняжкам, таким как Жучка. Так что малышу повезло, но всё равно он был не таким как все. Другие волчата с ним не играли, а от общей трапезы ему доставались только почти полностью обглоданные косточки, ведь ни одна волчица не лезла в живой водоворот, чтобы достать кусок мяса побольше, получая ссадины и укусы, и потом накормить его, как это делали для своего волчонка.
Волкодавчик рано научился охотиться. Первого зайца он словил, когда ему было шесть месяцев. Заяц был старый и тощий, но малышу казалось, что это предел мечтаний, но не успел он запустить свои зубы в облезшую и иссохшую жертву, как её отобрал взрослый и более сильный волк. Было бессмысленно ему противостоять. Стая давала волкодаву защиту, за это надо было чем-то платить, а для защиты своей добычи щенок был слишком мал и слаб. И это повторялось каждый раз, как он ловил что-то. Шли месяцы, и для того, чтобы отобрать облезлого зайца у молодого волкодава одного больного и старого волка было недостаточно, и чем старше становился детёныш, тем яростнее он защищал свою добычу. Но силы были неравными. Если один волк не мог с ним справиться, то нападали двое, если и двоим не удавалось (бывало это крайне редко), то шли в атаку трое. Результат был один и тот же--- взрослые волки поедали почти всю его добычу, а ему оставляли только синяки и свои укусы. Изредка удавалось ему что-то стащить, спрятать после охоты или найти остатки волчьей трапезы. И, наконец, он понял, что стая ему не нужна, что она ему только мешает выжить. И он побежал, побежал так быстро как может… Побежал, сбегая от стаи. Волки, стоящие по иерархической лестнице ниже его понеслись за ним, но вожак быстро остановил их. Никогда стая такого не видывала, всегда волки покидали её зимой, только если их выгоняли, но никогда по своей воле, но волкодав нарушил их устои, и никто из стаи толком не знал как себя вести…
  …А он всё бежал и бежал. Даже страх перед неизвестностью не мог его остановить…
  Настала ночь. Он, окончательно обессилев, лежал на траве, покрытой инеем, посреди руин когда-то обитаемой деревушки. На небе светила красная луна, укутанная тяжёлыми свинцовыми облаками, и её серебристой свечение придавало округе мрачный, зловещий, но бесконечно прекрасный вид. Яркое свечение стрелами расходилось по небу, растворяясь в его чёрной глубине, и отражалось в немногочисленных мраморных плитах, которые величественно врезались в землю близлежащего кладбища. Судя по тем же плитам, под ними лежали богачи, давно истлевшие и наверное совершенно безразличные к тому, под чем лежат. Над всеми остальными могилами возвышались местами прогнившие неказистый деревянные крестики.
  Кладбище было заросшим и совершенно забытым. По нему ползли чёрные тени, а вдали мерцало что-то ослепительно белое, но неуловимое как время. Некоторые люди утверждают, что это кладбищенский сторож--- дух первого человека, похороненного на новом кладбище, а другие пытаются найти этому явлению вполне реалистичное, на их взгляд, объяснение, но у них это никогда не получается.
  Глядя на это заброшенное и в большинстве своём жалкое место, вдыхая влажный воздух, и впитывая эту тяжёлую и меланхоличную атмосферу, волкодавчику становилось бесконечно грустно, ведь и он умел чувствовать, и ему было одиноко без таких как он, и самому выживать было безмерно сложно. Он поднял свои блестящие выразительные собачьи глаза на зловещий диск ока ночи и протяжно грустно завыл, как бы призывая разрушить своё одиночество тем, кто так же как он смотрит на луну…
…Ответом ему было шуршание веток да мелодичное пение ветра, проносящегося мимо…
  Утром он опять двинулся в путь, в поисках еды. Шёл через поля, пролазил между деревьями, которые сплетали свои колючие ветви, над совершенно замусоренной землёй. Если есть грязные посадки, то где-то рядом обязательно должны обитать двуногие существа, тщеславно именующие себя человеками разумными.
  И действительно! Вечером он набрёл на какой-то захолустный старый посёлочек с тёмными и покосившимися от старости домиками. Учуяв аппетитные запахи жаренного мяса и близлежащих помоек волкодав забежал в самую глубь этой деревни, позабыв всякую осторожность, и это было ошибкой…
  Учуяв чужака все окрестные шавки, подняв свои тощие мордочки, дружно на него залаяли. Какая-то старушка, до этого спокойно сидевшая на скамейке и окончательно замёрзнувшая, энергично  и довольно-таки быстро для своего возраста вскочила со скамейки и на всё деревню, необычайно громким голосом, хватаясь за голову, закричала : «Волк!!! Волк!!! Спасайтесь! Ой, батюшки!», и задрав свою безразмерную юбку почти до головы, побежала, проносясь мимо лежащих рядом домиков, и как милицейская сирена оглашая невиданную дотоле новость.
  Через несколько мгновений волкодава окружили враждебно настроенные люди. Они выкрикивали проклятия, пытались тыкать в него вилами, боязливо ёжась друг к дружке, а он отходил всё дальше и дальше, делая попытки нападения и попеременно оскаливаясь. Вся эта напряжённая ситуация кончилась мгновенно. Зверь одним стремительным прыжком повалил недотёпу, который осмелился подобраться к нему ближе всех, размахивая непонятного происхождения сельхозорудием. Послышался отвратительный хруст человеческих костей о ледяную землю…, но волкодаву уже некогда было досматривать сцену, причиной которой был он сам. Он опять побежал, так быстро как могло бежать истощённое голодом животное. Откуда-то в руках одного из селян появилось ружьё. Волкодаву вслед посыпался град пуль, одна из них попала ему в бок, но он это заметил только когда за его спиной были слышны завывания ветра, вместо громких проклятий, а вдаль простиралась не грязная грунтовая дорога, а холмистая заснеженная степь. Он остановился и услышал как по коричневатой шерсти стекают алые струйки крови, падая горячими каплями на холодную землю. И тут только зверь осознал как ему плохо.  Он свалился обессилев, разбрасывая вокруг колючие ледяные снежинки…
  Неизвестно сколько времени прошло с того момента, но очнувшись волкодав понял что он умирает… и для него, как для любого дитя природы в этом не было ничего ужасающего, но вдруг инстинктивный порыв борьбы заставил его идти, проделывая путь смерти на последнем дыхании, путь туда, откуда возврата не будет, туда где он однажды получил тепло, чего бы никогда не забыл…
  В маленьком домике на окраине провинциального городка все были в смятении… Утром хозяйка, выйдя на крыльцо, посмотрела под ноги, огласив окрестности громким визгом. На промёрзшем бетоне лежало оледенелое мохнатое обескровленное тельце, с зияющей дырой в боку, а на морде нечётко, но всё же удивительно ясно можно было различить ту улыбку, на которую бывают способны звери.