Поэма о вовкулаке
Вся грязная как смог,
Стремящийся струёй туда,
Где поселился жалкий бог
Заводов, грязи и разрухи,
Где могут жить лишь только мухи,
Нашла прибежище волчица.
По сути - странная девица
В лохмотьях чёрных и крови.
Безумства сладкую крупицу
Хранящей тайно до зари,
А в полнолуние пред нами
Во всём ненастье (не мечтами!)
Иная сущность предстаёт.
Но время нынче настаёт
Вам рассказать о ней по-боле.
Под утро жутко устаёт
От вечной, гадкой, страшной боли,
А днём судьбу свою влачит
В землянке, крыша где трещит
Под сводом чахленькой берёзы.
Под вечер снова крики, слёзы…
Удел волчицы настигает.
И пережив агоний позы
Она во тьму, в степь убегает,
Людской рассудок сохраняя,
Но в полнолуние немая
Искра ума. Потушен взор сознания.
Одолевают дикие желания,
Бежать, и выть, и плоть терзать…
Как было в старины преданиях.
Кто верит в них уж нынче не узнать,
А кости ведь её и ныне
Лелеют ветры и полыни
Под грязной надписью на стенах заводских.
И может быть в умах людских
Всплывут дела прошедших дней,
Когда в событиях городских
Прополз один из мириада змей
Жестокости, предательства и чванства,
И подлости, и быдлости, и хамства,
Когда слабейший, как всегда, был выброшен за борт.
И мать её развратниц жалкий сорт,
Зачав её под красною луною
От человека, кто помоек лорд,
Он убежал порочною стезёю.
А родилась она потом
На полнолуние и с хвостом.
И с волчьей мордой, но с глазами человека.
И мать её, в испуге пьяном века,
Не долго думая подбросила в приют
То существо, что кроме смеха,
Сквозящего чрез страх, лишь слышала как волком все зовут.
Ведь только ночь лишь наступает,
Как сила в зверя превращает,
Но те, кто видел всё, сошли с ума.
Испуга скользкие суда
Всей слизкой дымкой овевали.
С ней не общались никогда,
Но люди верить не желали,
Что в маленькой каморке грязной
Рычит, крушит и воет лязгом
Не сумасшедшая, а зверь.
И в доброту людей не верь.
В лицо все дети камень кинуть
Стремятся. Им не лень,
Тогда как взрослые всё - в спину.
И в переполненном приюте
Так и жила в ненастье лютом,
Пока вдруг не настал тот день, когда судьба её свершилась.
Вся жизнь с тех пор переменилась.
Ей было лишь шестнадцать лет.
Душа на волю попросилась,
Свобода где, жестокий свет.
И с нею пятеро парней.
Они сбежали вместе с ней,
Но лишь мир города узрели
Себя избавить захотели
От той, внушала кто испуг.
И обесчестить все посмели
За городом. Под жалкий стук
В ветрах обломанной осины,
Бурчащей в яме грязной тины,
И было то пред полнолунием.
Как только ночь спустилась кунья,
Так началось преображение.
Глаза налились кровью чумной,
А волков шерсть посеребрением
Покрыла уже зверя тело,
И жертва бывшая уж смело
Убийцей жизней тел предстала.
И быстро этих тел не стало.
В кусках их сущность извалялась.
Волчица даже не устала,
Она от злобы избавлялась,
Катаясь в липкой крови красной,
И кости грызла в сонме страстном,
А ночь в безумстве пролетала.
Безумству ночи было мало,
Лишь день ему есть облегчение.
Тогда она людскому клану
Принадлежит. Лежала в исступлении,
Пока вдруг там не поняла,
Что плод насилия она
В себе под бренной плотью носит.
Но муки холода не сносит.
Под городом себе землянку она соорудила,
И днями в ней богов всех просит
В безумстве полнолуния людей чтоб не убила.
Тут начинался мой рассказ
Для вдумчивых, разумных глаз.
И нынче продолжать его пора.
Землянка, хлипкая нора,
Была свидетелем всего:
Обедов мясом на ура
Животных края слёз сего.
И утомляющих ночных
Преображений всем чуждых,
И вечной боли, и красы
Волчицы-матери, души
С рождения проклятой.
И убеждение сокруши,
Что враг людей заклятый,
Тот, кто причины без, всем ненависть внушает
Не он ваш мир недостижимый нарушает,
Причина зла всего - вы сами.
Позывы внутренние звали
Её всё дальше убегать,
Ночами в холод посылали
Листву для логова искать.
И ждать волчат своих радивых.
В гладе, страданиях не хилых,
И наконец тот час пришёл,
Когда плод к свету путь нашёл.
Волчица в полночь разродилась,
В ночь без Луны. Гром в небе шёл:
Гроза в предвестии разразилась.
И вышли в ад два близнеца,
В ад мира, светом для слепца
Так глупо нарекаемый.
Душа волков навеки обрекаема
На вечное изгнание из схем,
Изгнание системой окаянной,
И прямо в жизни горький плен.
Всё не случайность здесь, отнюдь,
Всё роль свою играет, суть.
Их путь в терзаниях начинался.
Ведь мир навеки отрекался
От них, не зная ничего.
Свинцовый гром не прекращался,
Биясь о волчье чело.
Все трое в логове лежали,
Волчата мордочки прижали
В испуге к матери своей.
Коварный свет потом в людей
Впервые там же обратил.
Дрожала женщина, детей
Своих пытаясь греть без сил.
Так дни в страданиях пролетали,
Лишь ночи от смерти спасали.
Они - причина и спасение.
Еду зверям они под сенью
Несметных тайн своих дарили,
И шкуры волчьи утеплением
Всю зиму верно им служили.
Волчата стали порезвей,
Узнали имя жизни сей.
Самих их звали Тер и Лир.
Умнели быстро. Тленный мир
В его упадке познавали.
О неизбежность, хладный сир!
Мир на смерть ныне обрекаем,
Как и всё сущее вещей.
Система тленный свет мощей
Всегда, везде определяет.
Кто видит, ныне заклинает
Уйти от лживеньких законов.
Народ же это не внимает.
У них система есть заслонов,
Чтоб тех кто видит - обвинить,
А кто отличен - вновь убить,
Убить и так убитых горем.
Что и случилось так с героем.
Об этом после расскажу.
Ну а сейчас шагают полем,
Ступив в замёрзшую межу,
Три зверя ночью на охоте,
Но мяса нынче не находят.
И голод к горлу подступил.
Лир носик в землю опустил,
Во льду еду найти пытаясь.
Тер морду в матерь запустил,
Все силы высосать стараясь.
Так ничего и не нашли,
А утром в логово ушли
Младая женщина и два годовалых брата.
А логово в вуали смрада,
В ней жижа рядом с брёвнами гнилыми.
Повеял вёсной ветер, как награда,
И захватил дух сер унылый.
Жизнь ничего нам не дарует,
Не отобрав. И счастье поцелует
В мечте, а в остальном - безумца.
А в ночи суждено проснуться
Троим всем без рассудка слова,
Под проклятой судьбой прогнуться,
Не помня утром ночь всю снова.
Тогда же вот что там случилось:
Берёза под ветром свалилась,
Вход в зверью нору перекрыв,
Путь в мир природою закрыв.
По стенам метались в безумстве огня
Три волка. И крышу сломив,
Прорвались в пристанище боли снега.
Желая выжить, Тер там всех
Расталкивал в боязни вспех,
Существовать под смех ветров…
А снег накапливался в ров,
В ров душ подобно слезам в льду.
Он овевает ленту снов,
Тогда к мечтам сама я льну,
И понимая неизбежность
Людских предательств, к зверям нежность
Волною поднимается во мне.
Но вовкулак в сём мире мгле
Как мы - и дух и зверь,
Но если в нас зверь лишь в душе,
У них он в мир находит дверь.
А в Тере забурлила грязь,
Но в Лире свет зажёгся страсть,
Но был он слишком мал и слаб.
Жестокость - страха жалкий раб
В сём мире всё и побеждает,
Серпом в крови упав на трап,
Она грызть ближних побуждает.
И Тер в ту ночь там выбрал сю
Порочную души стезю,
И спасся из под снега первым.
Кровинки две подобно сернам
В обличьи волчьем вслед за ним
Спаслись. И тут же запах серный,
Как покрывало постелил на них свой смрадный дух.
И вдруг зверей прорезал слух
Взрыв где-то в городе машины.
В пыли катались трупы, шины,
Осколки жизней и тепла.
И волчье логово крушили
Снега, ветра и хлад, судьба…
И волки в буре всё смотрели…
Норы руины в ветрах пели
Трагичным, грустным, низким голосом.
И жизнь вдруг стала тоньше волоса,
Никчёмной в омуте страстей.
Подобно черни, хлада полосы
Всё липли наростами к ней.
Семейство волчье без убежища,
Их души - боли, слёз прибежища,
Но надо дальше выживать.
И раны сердца заживлять
Неумолимым ходом времени.
За правду боремся опять
Под гнётом жизненного бремени.
И волки знали, что за час
Умолкнет буйств природы глас,
И логово опять построить можно.
Хоть выживать порой так сложно:
Идти и падать, вновь вставать.
И меч терпения из ножен
Надолго нужно вынимать.
Наутро буря прекратилась,
А звери людьми обратились:
Тремя бездомными в кроличьих шкурах.
И с жизнями висящими на струнах,
С кровоподтёками на коже
И с шрамами по телу и на скулах,
И дети там боролись тоже
На равных с матерью своей,
И помогали яму ей
Из снега вырывать могли как.
И вскоре бесприютный мрак
И холода лет дрожь суровых
Немного обогрела, в знак
Неведомый, построенное логово по-новой.
И жизнь их дальше потекла
По океану вечности и как могла,
Под гнётом крови, вечного глада.
От города подале, где стада
Людские друг под другом гнутся.
Волчица думала, что лучше все хлада,
Чем в городе когда-нибудь проснуться.
Волчата люди как росли,
Ненастья с матерью прошли,
И вот им стало по шестнадцать лет.
«Скажи мне где же белый свет?» -
Волчицу Лир спросил однажды,
И усмехнувшись горько: «Свет? Его пожалуй вовсе нет!»
Ответила. Не стоило и молвить дважды.
Но Лир тогда ей не внимал,
Вопросов больше задавал:
«А что же там дымят где чернью трубы?»
У женщины в ответ лишь задрожали губы…
«И неужели проклято то место?
Стучат от холода у нас здесь зубы,
А в логове троим всем нам так тесно!»,
«Не думай даже и не спрашивай опять!» -
Вдруг закричала гневно мать,
Но тут вдруг Тер к ним подошёл:
"Сейчас я мяса не нашёл,
Оно пропало утром в семь".
Лир с подозрением взгляд навёл:
"Признайся ты ведь его съел!
Как и тогда как в прошлый раз,
Лишив еды нас всех за час!
Ты и сейчас в крови мясной..."
Огонь мелькнул меж ними злой.
"О прекратите. Вас прошу
И хватит мучить дух весь мой!" -
Откликнулась их мать на шум.
"И неужели ты терпеть
Способна козней его сеть?!"
Тер отвернулся, Лир был прав.
Еду от всех под сенью трав
Он прятал, своровав тайком,
И сам все кости обглодав
Лежал, глядел на террикон.
Мелькал в нём совесть-огонёк
О том, на что ж родных обрёк.
Но вскоре сам он засыпал.
Однажды Лир его застал,
Возненавидев вдруг за всё.
Но вскоре понял он и сам -
От голода всё это зло.
Собрался в город убегать,
Судьбы им всем иной искать,
Но многого увы не знал.
Сейчас же с гневом совладал:
"Пойду я жизнь для вас искать" -
Не колеблясь вдруг сказал.
Он обернулся и ушёл, не оборачиваясь вспять.
"Постой, безумец! Обернись!" -
Кричали. Он пошёл же ввысь,
Растаявший в тумане.
А город был не за горами,
Манил как сети паука
И мнимыми сулил дарами.
Влекла туда шумов река...
В лицо вервольфа ветер бил,
Но так и не остановил
Настойчивость, упрямство, гордость.
Вела и к подвигам вся склонность,
И он не слушался ветров.
Он думал, что там - жизни полность
И рай там грёз его и снов.
Вот так и мы все очень часто
В иллюзии, что даль прекрасна,
Так глупо и по-детски верим.
И то, что есть сейчас не ценим,
Всё убегая за видением.
Потом, конечно же жалеем,
Виня и в этом провидение,
Но зачастую очень поздно
Бывает. Ведь вернуть всё сложно.
Ошибку повторяем мы опять.
И Лир не повернулся вспять,
И к цели долго-долго шёл.
Уж прекратил и припекать
Луч солнца... Город сон свой сплёл.
А наш герой в обличье волчьем
Шагал и думал себе молча,
Что ожидает там его.
Под сенью стен града сего
Он оказался на заре,
И страхов ветры замело
В нём вдруг, как в ледяном огне.
Но поборов в себе метель
Сомнений и испуга трель
Вступил он на асфальт босым.
В грязи, с когтями… И власы
Свисали до колен клоками,
Скрывая смелость наготы.
Глаза его пили глотками
Всё что вокруг него творилось:
Нервно прохожие крестились,
Оглядываясь Лиру вслед.
«Не верю я, что жизни нет» -
Подумал он шагая вглубь.
Теперь уж жгучий солнца свет
Открыл всю серость дымных труб
И яркость гадкую плакатов,
Потоки жизненных накатов
И святость мнимую машин.
За городом же Тер крушил
И выл, как дикий, больной зверь.
Он мясо свежее просил…
Безумства днём открылась дверь.
Он гнул деревья и кусты,
Ломал и логова настил.
И мать остановить его пыталась.
Но психопатия волчья продолжалась.
Тер окончательно рассудок потерял.
Судьба над ними потешалась -
Сын против вдруг волчицы встал.
Толкнул её на камни грубо,
Лишь только под попалась руку.
Разбился череп, растекалась кровь.
Её теперь убили вновь,
Но не продолжилось существование
На свете нашем тёмных снов,
Вокруг всеобщего незнания.
И ветер реквием поёт
Ей до сих пор, зимой же лёд
Останки странные скрывает.
Как только лето наступает
Оттаивает плоть её
И кровь прогнившая стекает,
Не видно всё когда темно,
И кости в безызвестности истлевают,
Останки об обидах что не забывают
Ведь Тер тогда её предал.
Её на смерти глас отдал,
И поразился очень сам.
Потом в даль степи убежал
И там безумцем света стал.
Настигла и его беда,
Он умер вскоре от себя.
Не мог он выжить в этом мире.
Судьба не улыбалась также Лиру.
Почувствовал, что мать его убита,
Завыл он громко прямо людям в спину.
От них ся смелость не осталась скрыта.
Они стражей своих позвали,
И заковать все нарекали
Несчастное дитя природы.
Для них конечно был уродом:
Опасным, диким и чужим.
Для них и деньги и погода
Зависят от таких причин.
Прийти же стражи не успели,
Зато злодеи подоспели,
Любители афер любых.
Поклонники людей немых -
Они их жизнь, мечты, доход.
Чтоб жалко быть за счёт других,
К ним нужен подленький подход.
Ликантроп стал для них находкой -
Товар сейчас уж очень ходкий,
И заточить его желали.
С вопросами к нему пристали:
«А говорить умеешь ли?».
Обдумывать попутно стали,
Куда получше привести.
И что вообще с ним делать?
Показывать? На органы разделать?
И Лир повёлся на обман.
«Я жизни лучшей здесь искал».
Ему сказали, что помогут
И повели его в свой стан.
Такие как они не могут
Без главаря. А он в подвал
Тащить бродягу приказал.
А сам Лир верил до конца,
Пока два дюжих подлеца
Не стукнули ему в макушку.
И бросив словно мертвеца,
Всего связали без натужки.
Проснулся Лир не так уж скоро
И огласил рычащим стоном
Зловонное, сырое помещение.
Желание сырого отомщения
В бездонной ярости всплыло,
И в вое диком предвечернем
Его кататься понесло
По грязному бетону пола,
В попытках выпутаться снова,
Но жали крепкие верёвки.
Года природные сноровки
Супротив пут таких не в помощь.
Услышав пленника уловки,
Зашёл бандит и ровно в полночь,
Увидев вместо парня волка,
Уж очень посбивался с толку,
В испуге главаря позвал.
Тот лишь немного задрожал,
И не без в голосе испуга
Следить за волком приказал.
Уж очень смелая услуга!
Главарь ушёл - слуга сбежал.
Под утро забрела в подвал
Бандита дочь от любопытства.
Афер ей надоели лица,
Но что ж поделать, не могла
С судьбой другою, новой слиться
И жизнь немилую вела.
Ей захотелось посмотреть,
Кого наставили на смерть,
Увидеть сонными глазами.
Представился ей Лир, слезами
Своими боль пытаясь смыть.
Поговорили, перестали.
Не время было говорить.
Ей волк судьбу свою поведал,
В себе всему остаться не дал,
Всему, что гложило его.
Но вот уж утро всё тепло
Своё разлило в небосвод.
Пообещав, что засветло
Придет, рассказав где ход,
Она поспешно удалилась,
В ней счастье змейкою вилось,
За то, поможет что кому-то.
И память каждую минуту,
О том, как выведет волка,
Весь день окутывала в смуту,
Весь день ушёл как в никуда.
И жизнь вдруг смыслом озарилась
И сердце всё быстрее билось,
Ведь мог блеснуть немилость-лик.
А в Лире зрел всё странный крик,
Смесь страха, радости, мечты,
Ведь ожидался бега миг,
Который наступил почти.
Казалось: время бесконечно,
Прикован к полу ты навечно,
Но вот и сумерки легли.
И звуки шага потекли,
Она пришла как обещала.
«Мы взгляда их не навлекли,
Они все спят, я проверяла» -
Она шептала, открывая
Ту дверь, что взгляд лаская,
Вела наружу прямиком.
«Иди со мною же бегом!
Пошли подальше от людей,
Объятых вечным мягким сном,
Давай учиться у зверей!» -
Звал Лир её с ним разделить
Его безумной жизни прыть.
Она стояла в исступлении,
Держало её что-то здесь,
Она вросла в пол как растение,
Всплывала страхов разных смесь.
«Нет не пойду я, сам иди
И жизни смысл себе найди» -
Проговорила , тихо плача.
Луна отобрала удачу,
Ему светила полнотой..
И Лир в безумства сил отдаче
Сорвался в дикий бега вой.
Он нёсся, гниль града вдыхая
И в волка превращался, зная,
Что вот он - оборотня час.
И неизменен этот сглаз,
Что отбирает разум весь.
Бежал чрез улиц грязных лаз
Тот, чьих незнаний гордых спесь
Заставила понять сполна,
Фатальность жизни навлекла.
Зачем пришёл? Куда пришёл?
И что в итоге он нашёл?
Зачем он жил и для чего?
Себя в конце концов обрёл?
Ну что ж, пришёл — так было надо,
А знание — ему награда.
И вот окончен ночи бег,
И вот несётся ветер вспех
Над далью трав необозримых.
И в Лире вдруг свободный смех
Проснулся с взглядом мест родимых.
Он жив, он есть, он ещё здесь…
Отнюдь, он умер уже весь,
Нет ничего, за что цепляться.
Существовать под вой пытаться,
Поверьте, можно и всегда,
Но где душе его остаться?
Куда пойти? Куда., куда…
Забыть о прошлом без следа?
Или стоять и навсегда
В том месте, где течёт вода?
Свидетельство о публикации №111010304391