Репетиция оркестра

Константину Селиверстову

Саксофонист улетел на гастроли на юг. Трубач
запил горькую после развода с виолончелью.
Та, прихватив детей, укатила в Нижний Горбач
Алтайского края к маме. Туда, где метелью,
сшибающей с ног, заметает следы душевных невзгод…
Контрабас свалился с простудой (кашель, насморк, температура).
Геликон на рулетке продулся в прах. Барабанщик забыл пин-код
банковской карты и ушёл умолять кредитора
об отсрочке. Пианист усвистал в кабак,
где лабухам платят живые бабки за каждый заказанный номер.
Тромбон позвонил из Москвы, в которой проснулся как –
неизвестно. У арфы опять кто-то помер,
вроде двоюродный брат. Гобой эмигрировал в город Париж.
Всклокоченный дирижёр с загадочной полуулыбкой
отправился в закулисный буфет… На сцене остались лишь
угрюмый седой кларнет да субтильная, хрупкая скрипка.
Ну, разве сыграешь сонату в такой нищете!?
Разброд и шатанья… ни клавишных, ни ударных…
Но кларнетист закусывает мундштук, и где-то на высоте
галёрки рождается звук… Жгучий, как сотня пожарных
сирен, и бьющий наотмашь по кумполу, словно
бейсбольная бита из старых гангстерских лент.
А скрипка коварно и вкрадчиво, как элемент уголовный,
впивается в ваше нутро. И в тот же момент
вы становитесь беззащитны, как пловец, угодивший в омут,
как попавший в капкан охотничий ошарашенный леший.
И в пустой филармонии вам пронзительно стонут
два одиночества, каждый – о своём, наболевшем.
Кларнет завывает в тоске, и скрипка… скрипка вторит кларнету.
Осколки разбитых мелодий… аккордов изгрызенных крошки…
…и ничего гармоничного в этих гармониях нету.
И на душе отчаянно скребут одичалые кошки…
Горючие слёзы скрипки… кларнета тяжкие вздохи…
Только без них на сердце почему-то ещё паскудней…
Такая музыка нашей бездарной эпохи.
Такая соната неприкрашенных будней.

12.10.09