про гусака

увезли пчелиную царицу
на кобылках в самый сенокос –
а теперь лопатой не отбиться
от орды кусачих белых ос:
налетят, взвиваясь, куролеся,
покусают жучек за бока,
завизжат – и ухнут в занебесье…
там с утра скубают гусака:
над землёй раздумчиво летает
невесомый пух, а то перо, -
видишь, на тропинке горностайной
заживает лапное тавро.

дремлют в чугунке свиные ноги,
бубликом свернулась колбаса…
скоро под колядки на пороге
набросают жита и овса,
угодят в матерчатые пасти
разной корпулентности мешков
жжёный сахар небывалой сласти
и стада беспечных пирожков.

старый месяц, тощий и сутулый,
даже ведьмам тошен, вот беда.
минула неделя как проснулась
мёртвая бочажная вода:
курьи лапки зябки и неспешны,
но на них, качаясь, как со сна,
с миской земляники и черешни
шествует, мурлыкая, весна,
а пока не наступили сроки
мартовского первого тепла,
на лету дерутся три сороки
и роняют перья из крыла.

в пироге – кизиловые почки,
перчики, монетки, лепестки…
что досталось – заверни в платочек,
до зимы грядущей сбереги.
солона творожная начинка
да стряпейка на руку легка –
найденное спрячу под перинкой
и пойду проведать гусака.