Ася

Не премируй меня улыбками,
не травмируй меня напраслиной.
Тем, что скорость и-нета зыбкая,
тем, что платье - второе, красное.
Это все кладовое, частное,
это то, что твердить бессмысленно.
Все по-щучьему коромысленно.
Ну так что ж!- лишь бы ты согласная.
Убаюкай меня, пристрастного,
на себя, неизменно чистую.

Пусть трепещет язык в восторге,
пусть ресницы - решетки нежности,-
на экране не видно ноги,
на которых все это держится;
пусть зарежут, я не о промежности -
я о стержне, оси, основе.
И о том долгожданном снове,
для которого - нет, не терпится -
что-то теплится
в каждом слове.

Непременная; луноликая,
будто ложка, в которой видится
отраженье мое бескрикое.-
нескончаемый повод сблизиться.
Горе, радость, подъемы, кризисы -
подвенечное, фортепьянное
на четыре руки свирельствует.
Пасторальное, впрочем, действует,
как дорожный патруль на пьяного.
Мудрость - это посткоитальное,
это то, что идет за песнями.

Если станет безгласным пение,
недостанет тебе терпения
покориться отрыжке гения,
продержаться секундой долее,-
берегя твою карму, долю и
все, что можно сберечь, и более,-
моя речь перейдет в настенную,
городскую, немым по серому.
Стану я - сам себя подзаборнее
и белья на бомже бессменнее.

Я оставлю тебе завещание:
городиться подобной сволочи,
не истрачивать обещания,
не искать в алкоголе горечи;
не жалеть, ни смеясь, ни стонучи;
не делиться с другим желанием,
не закидывать кровлю кроющим

и твердить, как "Живые Помощи":
щекотни меня на прощание,
чтобы я улыбалась до ночи.