Осень. Страх

Когда зажглись фонари,
Когда на теплом свете лишь древа скелет,
Со мною не говори,
Ведь я не раскрою секрет,
 Что лист шелохнувшись во тьме,
 И свет одиноких окон
 Пробуждает бабочку страха во мне.
 И лучше не знать вам о том,
Что кошка метнется тенью,
И словно змея шипит
Силуэт моего сметенья,
Словно листик дрожит.
 Она раскрывает крылья
 И её пугающий взгляд...
  Вокруг взметнётся тенью
  Мир бабочки страх...


Взирал на радостных оранжевых, желтых и красных братьев. Они все знали, что скоро освободятся. Оторвался и полетел - вот она свобода!
Он не знал о законах физики и искренне радовался полёту, каждому дуновению ветерка, и тому, что его оранжево-красного ничего больше не держит.… 
Он свободен. Он кружил, летел, но неизменно падал, он сорвался утром, но уже стемнело, он касался серой земли и взлетал вновь. И вот его занесло лихим ветром в тёплый свет фонаря, он плавно парил в желтом свечении.
Свобода.
Он снижался и попал в ловушку – лужу, блестящую черным металлом под фонарём. Ветром его гоняло по темной глади, но это не было той свободой, которой он наслаждался…. Как в сказке, он ушел от ветви – матери, а тут лужа хитрая затаилась…
 
Раздался перестук каблучков по асфальту, он не слышал. Вдруг в самый центр его пронзило блестящее черное копьё, и он понял. Всё. Совсем всё больше ничего никогда не будет…
 
Она чертыхнулась. Мало того, что наступила в лужу, коварно затаившуюся под фонарём, так ещё и лист на шпильку накололся, вспомнились чеки на железке…
 ***
Я открыл глаза и долго смотрел в потолок. Утром и так не легко, а ещё сон тяжёлый. Время суток осенью всегда не определенное, а сейчас надо понять проспал или нет. Так подъём на потолке часов и календаря нет. Надо было идти к спасительному крану с холодной водой, и я встал.
По пути додумывал что же всё таки снилось. В коридоре наткнулся на них. Черные блестящие двузубые они опять взирали на меня с высоты своей платформы, ох уж эта мода. Я их ненавидел с первого дня их прогулки по лакированному паркету, она была в них так привлекательна, но их хищный блеск и острота зубов отталкивали.
Тогда она спросила меня, нравятся ли они мне, я долго метался между привлекательностью её ножек в этих зверюгах и их натурой, но ответил что она великолепна, не соврал, наверное.… Мы жили, душа в душу, но теперь они всюду и всегда следили за мной, и блеском своим как бы говорили, что точат свои зубки на меня…. О чём я думаю, это же обувь, это просто ботильоны на шпильке, в контрастный душ срочно. Черные, блестящие на шпильке ботильоны, а не какие-то звери… 
 
Захожу в ванную, включаю свет и встречаюсь с равнодушным стеклом, оно всегда здесь и всегда не приятно с утра. Осматриваю свою физиономию. Всё в душ.
 
Выхожу из ванной, легче не стало, но хоть побрился, иду на кухню за наградой. Она уже вернулась, сидит в кедах и джинсах, балахон небрежно брошен на стул, и улыбается. Я не слышал, как она пришла.
- У тебя вид как будто на работу собрался, а ведь сегодня суббота.- говорит и смеётся.
- Не ужели всё так плохо?!
- Нет, ещё хуже – смеётся, протягивает чашку с кофе – я столько всего сделала – протягивает она.
Забавно она столько всего успевает сделать, больше чем я подумать за раз могу. Глоток живительного кофе, иду в комнату одеваться. А эти зверюги опять под ноги мне как кинуться, перепрыгиваю и слышу за спиной её заливистый смех, наверное, это и правда забавно выглядело.
 
Вернувшись, начинаю рассказывать про свой сон, которого не помню, но почему-то чувствую себя погано. Она трепет мои волосы, целует и велит собираться. Мы идём гулять.
 
Громада МГУ нависает над нашими счастливыми лицами. Она кидается в меня золотыми листьями, раздумывает над яблоком из заброшенного сада, смеётся ручейком возле родника на Воробьёвых горах.
 
К вечеру мы уставшие, нацеловавшиеся, нагулявшиеся возвращаемся домой. Она хватает карту памяти из фотоаппарата и убегает.
- Напечатать надо! – смеется она напоследок.
Остаюсь один.
 
Больше она не вернулась. Говорили, что в свете фонарей видели водопад её рыжих волос, они видели её последними.
Я забираю фотографии, за 15 минут распечатывают. Ту с листьями ставлю на стол и немеющей рукой закрываю её коротенькие ноготки чёрной лентой.
 
К ночи становится страшно. Она лежит где-то в холоде, а я пью горячую водку… Я собираю вещи, надо чтобы она была красивой. Телефоны разрываются, но я не слышу.
 
Смотрю в угол, а там эти зверюги. Они давят своими острыми зубами прямо в грудь слева, где сердце. Как её ножки выглядели, когда она их одевала…
 
Теперь я остался с ними один, совсем один. А они всё блестят рядом с букетом кленовых разноцветных листьев…