Стих двадцать шестой. Моя комната

в новое утро, пробудившись от нового кошмара,
я радуюсь безразличию буден,
облачному и безоблачному небесному чуду,
супружескому или не супружескому блуду,
скрежещущему под окном по снегу люду.

мой кактус на подоконнике выглядит так
будто его век не поливало.
батареи на плечи накинули покрывало,
хоть и жарко как в топке, все ж тепла мало.
в кой-то век на душе, как весной, тало.

моя комната смотрит выцветшим ликом –
не икона, а так, натюрморт «со сдвигом»:
не утюжены стены, постель не мыта.
по звучанью не песня и не молитва,
а скорей такой старушечий шёпот,
у плиты чуть теплой безмолвный ропот.

в моей комнате стены ужасно тонки.
это даже не стены, – а перепонки,
потому я слышу, как зычно, звонко,
злая мать клянет своего ребенка.
я тебя – говорит, – придушу подонка!

умывальник – не почва для разногласий, –
говорю я себе.
пусть даже Вася
                и нассал в него.
что же теперь поделать,
                если это удобно…
                не надо бегать.
умывальные, спешно, завершил процедуры – 
и нассал назло всем несчастным дурам.


APPENDIX:
как-то тесно стало…
                трепещет воздух.      
стены будто пошли волною.
на столе задрожал стакан с водою.
мою комнату, кажется, вырвет мною.