Никифорос Вреттакос. Переводы

Собирательница оливок

Ее призрак брел сквозь оливковую рощу
с лестницей на плече.
Я узнал мою маму по платку, по рукам,
по яркой улыбке.
Время, место и столь знакомый силуэт
- все подтверждало, что это она.
Я что-то выкрикнул родное,
она меня признала, легко кивнув мне головой.
Затем вдруг встала на цыпочки 
и подниматься начала
по лестнице своей на небо.
(каждый год в это время она
расстилает материал для сбора маслин
под кронами оливковых деревьев.
Она приходит чтобы помочь земле.)

Это я

Так это я, тот маленький
и малозначимый парнишка
с ногами, утонувшими в песке,
кто говорил с тобой,
с кем ты само решило говорить.
Намного больше зная обо всем,
ведь ты здесь, на земле с ее начала.
Мы говорили об Арго, о лунном свете,
что так сверкал на прядях Одиссея,
на парусах великих кораблей
(то есть на их скелетах,
что бросили навеки якоря в твоих глубинах)
и даже в бесконечности,
куда вернулась ты, чтоб обновить
свое величие, о, дорогое море...
И я тебе ответил с улыбкой той же,
которая на мне светилась,
когда беседовал я с чудом -
Миром вокруг нас.
И я не знал другого языка,
который бы позволил мне
свободней говорить
с божественной вселенной.

Грациозный архангел

Белы оконные стекла,
небо бело и земля.
И музыка надо мною
материнской рукою
колдует над детской
взволнованной бровью,
хотя я не болен совсем.
Но Архангел не появился,
чтобы забрать меня и
дом сохранить мой, подставив
меч свой, что дремлет под снегом.
Все так бело:
свет и стены, волосы руки мои.
Кровь бела. Утомленный
стебель клонится молча
в белую пустоту.
Без страха я так иль иначе
улыбку полвека держу на губах,
улегшись на спину легко
в ночной операционной
столетия моего...

Хорал и мечта

Я разделил себя на элементы
и объекты. И начал диалог.
Я говорил им - слушали они.
Они мне говорили - слушал я.
И я объединил все голоса,
хорал украсив, хорал, что создан мной
он, как дитя, стремящееся к свету.
Однажды дети мира мой хорал
споют наполненными светом голосами
на пиках старого Тайгета.
Их голоса коснутся горизонта и каждой его точки.
А их слова взовьются ввысь, как вспышка.
(одновременно ниже, вдалеке в цветы
мой прах счастливый превратится)

Семья вместе

Куда ты собрался? Опять на мороз?
Зима на дворе, а ты весь промок...
Одежда твоя протерлась за годы,
и молнии выжгли цвет темных волос.

Но здесь, где лампада сияет, твой дом.
Садись рядом с камнем, у очага,
так как всегда...
Отец разбирает внимательно почту,
а мама - в делах своих,тихих,несрочных.
Так можно мне руку легко положить
на круглую гладь твоих мокрых колен?
Пусть бьется огонь в сердце дома родного,
Прошу, не спеши в землю бренную снова!
Мир радует глаз,
и все впереди.
Украсим деревья ракушками мидий,
свое полотно создадим,
а сейчас
закроем все двери, зашторим окно,
чтоб слезы о прошлом никто не увидел...

Постоянные жители

Здесь бродят тени моих предков,
и иногда мне кажется:
отец открыл окно усадьбы старой без хозяев
и, свесившись с окна, указывает пальцем
на призрак радуги неуловимой.
Я спрашиваю - там вдали мир без войны, волшебная планета?
Но закрывает он задумчиво окно:
так медленно, без слов и без ответа.

Темнеет

Темнеет. Наглухо закрыты окна.
И лампы включены.
И съемная комната
Напоминает мир.
Несколько книг моих
Туда обратно ходят,
Со мной пересекаясь,
как друзья,
что мне несут дары и яства:
Воду, фрукты, хлеб, лекарства.
Одна из книг всю ночь открыта
На странице, где незаметно
Текст сменился сном.
Книга лежит на мне и дремлет на груди
Вдали от волн, давлений и инерций.
Она мой ангел, мой хранитель грез
В себя вбирает ритм биенья сердца.

Тридцать лет дождя

Когда звучали песни эти,
то открывались окна, которые для Наци
всегда закрыты были.
Шаги героев отличались звуком от других,
и все повсюду превращалось в яркие знамена,
когда звучали песни эти.
Они мертвы, но продолжают марш свой, и Свобода,
не видевшая их, как шли они
по Площади Синтагма, не видимая ими,
не видевшая их
все тридцать лет дождя,
ждет с нетерпением,
когда парад начнется.

Голоса цветов

Голоса появляются в недрах
Их собственных глубин,
Чтобы слиться на небе.
Они превращаются в гимн
И стремятся наверх, прикасаются
К самому дальнему солнцу,
Свет и время в дороге минуя.
В то же время другие стремятся
К земле голоса,
Сверху вниз,
И всецелые небеса
Превращаются в аллилуйю.

Лица цветов

Сегодня снова
Остановился я и долго
Рассматривал лицо цветка,
Я обнаружил глаза его,
И наклонился вглубь,
Почувствовав
Благоговейный трепет.
И я наполнен был любовью,
Наполнен восхищением,
Наполнен человечеством.

Рядом с другими

Рядом с другими книгами
Невидимо, но реально
Стоит мой том молчания.
В нем все, что я скрывал, и все,
Что там внутри меня воспето,
И все, что не имело времени
Для длинного вояжа к свету.
Страницы его огромны
и очень тяжелы, чтоб их поднять,
для всех закрыты они навеки.
И Бог возьмет их такими,
Какие они есть, и положит на полку
Своей небесной библиотеки.

Создание

Неужели выпрыгнув из земли,
света и вод, слез и костей
как будто вспышка молнии из тучи,
душа моя могла и не родиться вовсе.
Она существовала до меня во снах,
в крови рабов, в плаче детей,
в цветении деревьев и ангелов небесной красоте.
Природа позвала ее своими голосами
(ветров, морей, птиц и раскатов грома)
так, чтобы она возникла
из глубины и страсти ее лона.
Мне нужен был златой орел,
чтоб от него не тень упала,
а свет
беспечный
на пики гор, на мой родной Тайгет,
чье сердце потечет, как тысячи ручьев
со всех сторон,
с собою унося эпоху в вечность.

Две Вселенные

Нелетный мир горчичного семени,
функционер совершенного,
мозг самого маленького муравья
несут послания и могут нам сообщить немало.
Луна же астронавтам может прочитать
достаточно полезных лекций.
Непостижимая вселенная уж приложила ухо
и ждет: открытия бесчисленных порталов
внутри себя, а также ждет
начала
великих странствий духа.

Все, что я сказал

Я многое сказал, по миру странствуя,
за миром наблюдая.
Диск солнца бросил вызов мне,
земле вечнозеленой,
цветам и звукам, самой душе вещей.
Я многое сказал, в глаза соседа глядя,
в моих руках сжимая его руку.
Но, может, все это в итоге
вакуум прозрачный
безразличный?
Я все сказал, что думал,
и мне достаточно осознавать,
что здесь и там, сейчас и после,
звучат мои слова,
звучат одной из песен птичьих.