две стеклянные главы из музыкальной поэмы

(М.Ломоносов, "Похвальное слово о пользе стекла")

5 картина: Красавицы.

В звездном небе освещается Окно. Композиционно оно повторяет фламандский витраж Ганса Мемлинга, изобразившего Святую Урсулу и сонм девушек, укрывшихся под ее горностаевым плащом. Только у нас в роли покровительницы Красавиц выступает Стекло. 
С нежной заботой отпускает Стекло своих воспитанниц в свет, и девы разлетаются по сцене, как бабочки. Каждая облюбовывает свое Окошко.
То тут, то там вспыхивают окна. В их рамах предстают женские силуэты разных эпох: от строгой готики и ренессанса  до ампира и второго рококо. Плиссированные талии и целомудренные чепчики, причудливые тюрбаны и необъятные рукава,… манерные испанские воротники и кружевные кокошники, колокола юбок и «вавилонские башни» на голове… Целая галерея манящих и оживающих миниатюр в формате окна! 
Окна цветочной и
галантерейной лавок,
окно в кондитерской,
в ювелирном салоне,
в парикмахерской и
у модисток… –
везде Стекло служит Красавицам вернее самой преданной подруги:
украшает…
угощает…
наряжает…
завивает…
припудривает…
наставляет и
восхищается!
Оно вездесуще – в его распоряжении десятки быстрых «служанок»:
с чайной и лимонадной посудой, с сахарницами и конфетницами…
с фруктовыми, с цветочными вазами и горшочками.…
с ручными зеркалами, с горой косметических флаконов и баночек…
с ларцами и шкатулками, ломящимися от брошей, кулонов, перстеньков, ожерелий, бус, колье…

О! Вся эта суета и дамские «побрякушки» далеко не безопасны. Музыкальный ритм становится жестким и агрессивным. Все ярче, чаще, короче вспыхивают окна, сменяя капризные силуэты, как слайд-шоу. Будуары иных Красавиц будут посуровее казарм, а Зеркало – безжалостнее иного фельдфебеля:
Голодом оно блюдет стройность Красавиц, отказывая им в любимых кушаньях и сладостях…
Беспощадно карает за малейшее отклонение фигуры от классических форм, требуя немедленно скрыть изъян: где надо – приталить, где – припустить, там укоротить, тут удлинить…
Взбивает и завивает локоны, сооружает на голове целые сооружения, взбираясь для этого даже на ходули!… 
Терпеливо перебирает и отбирает  украшения и драгоценности…
Учит величественным движениям и гордым позам…
До изнеможения оттачивает танцевальные па…
Оно придает взорам то победительный блеск, то печаль, подернутую слезой (для этого надо отпить лишь чуточку лимонада)!..
 
[иллюстрацией этому действию звучит вторая Песенка Анакреона ]
        Ночною темнотою
        Покрылись небеса,
        Все люди для покою
        Сомкнули уж глаза.
        Внезапно постучался
        У двери Купидон,
        В начале оборвался
        Приятный сладкий сон.
       «Кто так стучится смело?» –
        Во гневе я вскричал;
       «Согрей, замерзло тело», –
        Сквозь дверь он отвечал…
        Его мне жалко стало,
        Я свечку засветил,
        Не мешкая нимало
        К себе его впустил…
        Я теплыми руками
        Ладошки хладны мял,
        Крыла его с кудрями
        До суха выжимал.
        Он чуть лишь ободрился,
       «А как там, – молвил, – лук?
        В дожде, чай, повредился?», –
        И  выстрелил он вдруг.
        Тут грудь мою пронзила
        Преострая стрела
        И сильно уязвила,
        Как злобная пчела.
        Он громко засмеялся
        И даже заплясал.
       «Чего ты испугался? –
        С насмешкою сказал, –
        Мой лук еще годится,
        он с крепкой тетивой;
        Ты будешь век крушиться,
        Хозяин дорогой».
 
И вот главное сражение! Из глубины сцены несокрушимой когортой надвигается стена Красавиц! Их наряды – как доспехи, веера – как щиты! Их прически, в виде кораблей и башен, диковинные шляпы с гребнями перьев, – воинственнее рыцарских шлемов! Но самое коварное оружие они еще приберегают.… Еще секунда, – вот! Они разом вскинули ресницы и метнули из глаз огонь! Вы видите эти лучи, вонзающиеся в вас подобно лазерным?! Кто и что устоит перед этой силой!

Внезапно все сменяется темнотой и тишиной… стрекочет сверчок…
Загорается одинокая свеча на туалетном столике. Ночь после бала. Красавица грустно смотрит в Зеркало, вот-вот расплачется.… Одно Зеркало знает, что под блистающей ее броней скрыто робкое, как дитя, существо. Вот оно – чистое, как ангел, выступает из зеркальной рамы.…
Или это уже сон Красавицы, наивный и детский?
Ей снится поляна, полевые цветы,… резвая игра с юными сверстницами – не то пятнашки, не то «ручеек»; и отец покупает у заезжего коробейника простенькие бусы из бисера… он дарит их ей, и она от счастья летает, летает на высоких качелях!…

Картина 6: Простаки.

Но агрессивный ритм Жестоких Красавиц не исчез. Даже во сне он пульсирует, как встревоженное сердце, – контрапунктом лирическому видению.… И когда девушка взлетает на качелях, нить бус на ее шее обрывается, и бисер дождем рассыпается сверху! Тут-то притаившийся ритм выступает вперед тяжестью тугих барабанов, и на этот стеклянный дождь стекаются индейцы – загадочные и величественные, как в детском сне… Они радуются, изумляются и без сожаления меняют свои золотые украшения на цветные шарики. Даже прожженные менялы-европейцы, не веря своей удаче, поражены их беспечностью …

Оставшись с золотом наедине, белые торговцы приступают к дележу и не минуют ссоры. Ссора перерастает в драку, в ход пущены ножи, и… в результате, один из торговцев мертв. Но вину за его смерть Убийца взваливает на индейцев, потрясая перед испанским комендантом окровавленным томагавком…
Появляется карательный отряд: опять из глубины сцены надвигается стена, но теперь это облаченные в кирасы воины. Придвинувшись к нам вплотную, они разом вскидывают ружья! Гремит залп…

И снова темнота, но наполненная всполохами грозы и ревом океана...
В иллюминаторе, на корме корабля, затепливается свеча. Волны треплют корабль, и качается, мечется в темноте едва освещенное окно. В нем мы видим испуганного торговца-убийцу…
Он истово крестится и молит Всевышнего о спасении! Он зажигает свечи перед Распятием, перед Мадонной, перед Морским Николой… Их неподвижные образы, как в витражах готического собора, светятся где-то в недоступной вышине.
А корабельное окно (конструкция рамы на трапеции) взлетает все выше и выше, раскачиваемое уже не волнами, а мстительным призраком убитого товарища. В апогее ужаса Призрак разбивает окно, и оно вместе с Убийцей и злосчастным золотом погружается в морскую пучину…
…дно, усеянное обломками кораблекрушений, доспехами и оружием конквистадоров, пиратов, россыпями  драгоценностей  .…
Медленно надвигается из морских глубин цепь призраков в военной амуниции XVI века. В их хоре логично развивается все та же «зловещая» тема, но теперь с испанским колоритом.


Хор конквистадоров:

Несметные сокровища мы обрели трудами,
Америку с Индийскими попутав берегами.
Нас провожали миром, он звался Старый Свет.
Мы плыли и не знали, что ничего уж нет.

Писанием научены, что Сын еще вернется,
Что страшной силой скрученный, свет шариком свернется! –
Мы чтили этот символ, но все случилось вдруг:
Мир лживой картой свился, упав из наших рук.

С разбега волны вынесли в Свет запредельно новый …
Сияния не вынесли – больным стал ум здоровый,
Как легионы бесов в обличии скотов,
Мы в эту пропасть вверглись с жемчужных облаков.

Терпением и гением, мгновеньем тяжких лет,
Что чаете, что ищете, какой Новейший Свет?
И как теперь толкуете о Страшном Судном Дне?
Несметные сокровища погребены на дне.

И вот уже европейским Красавицам приходится завешивать Зеркала...

Хор испанских вдов:

Кому кричать, Мадонна?
Как пусто, как бездонно!
Мы выплакали очи у хмурых берегов.
О, плети рук безвольных…
О, вопли сердобольных…
О, перстни обручальные на пальцах юных вдов!

Заложницы венчанья,
Мы пленницы молчанья.
Наброшен черный полог на наши зеркала –
Окно судьбы печальной
Затворено печатью…
Ее во сне лишь снимут любимые глаза.

Игривая начальная композиция Женских Окон отражается мрачной противоположностью: черными тканями траур опутал бедных Красавиц, темными вуалями покрыл их лица и Зеркала. Грозно гудит незнакомый Океан между двумя материками.

Хор индейцев:

Нас создавала обычная наша природа:
Время, как сон или быстрый туман над водой…
Тихо скользит по протокам в лианах пирога…
Замер, не дышит охотник с тугой тетивой…

Ложь обошла нас, и песни не знают лукавства.
Если под бубен серебряный старец поет:
«С Неба опустится Гость из далекого Царства», –
Знают ацтеки, что Гость непременно придет.

Праздничной свитой вошли каравеллы с Востока:
Знаком Небесным отмечены все паруса…
С ангельским пением, кроткой молитвой глубокой,
Нас вы пронзили Распятьем нагого Христа.

Кто ваш Создатель, несчастные бледные братья?
Если и правда, что вы – повторенье Его,
Носит ли Бог ваш стальные доспехи на платье?
Скрыто забралом в щетине звериной чело?

Или в далеких морях опоили вас зельем?
Или ваш пастор в латыни своей потонул?
Голый Бедняк на кресте обнимает всю землю –
В золоте ходит жестокий Его караул!