Мужское рождество

Рождество зеленело искрилось, но я умирал в эту зиму;
чистотою прозрачной меня просквозило пронзило
и мой голос гудел как орган, прерываемый свистом свирели
я был музыкой гнева - стал ветром в пустой колыбели.
Был обыденным путь, но хлынуло небо к порогу
и никто не окликнул меня на безмолвной дороге
нет, никто не окликнул - никто в в этой вечной дороге.

2.

Снег летел и летел, но земля была островом дальним
звон застыл над подкожной водой - звон кристальный
и дрожало стекло в темных скважинах взглядов и окон
и гудел и гудел, содрогаясь, воздвигнутый кокон.
Я домой возвращался, любуясь скупыми дарами.
среди тысяч волхвов, тех, что звезды позвали играя,
чтоб очнуться от сна. Ослепительно звезды играли.

3.

Пели в зимних церквах, вознося аллилую младенцу
и был свет в голосах искупительно теплых и детских -
свет надежды беспутной и темной... Под шатром голубого чертога
пили водку, кропили слова... но гортань пересохла у бога.
Да, горчила гортань от любви и отнялось слово у бога.
Он теперь умирал... Так, отец, покаравший ребенка,
слышит стук опустевшего сердца и себе сострадает убого.
И только - вслед за страшным "прости"- детским смехом исполнится дом,
он умрет, как забвенье живого в живом,
он умрет и воскреснет - живое в живом.

4.

Все сквозило пророчеством - не было только пророков;
они, право, не злы, но их совершенство жестоко.
А я нес покупные дары, и желал, чтоб душа отогрелась,
пил земное вино и вылавливал рыбу в тарелках,
и был весел и нагл, но пустыня росла за плечами;
Где твой сад, - мне послышался голос печальный.
Где твой дом,-я услышал /а дом был песчанным/.
Возвращайся - сказал - все равно, возвращайся.

5.

И вернулся я - блудный отец, и вошел в проходное жилище,
и украсил я хвоей вертеп, и вино приготовил и пищу,
и затеплил свечу, и дрожал от шагов у порога,
и чернел у окна, и смотрел и смотрел на дорогу,
и мой гнев нарастал, но его пустота отразила.
Гулко пробило девять; и меня глухота поразила.

6.

И смотрел я - без гнева - в немой и сверкающий улей.
и смотрел на течение лиц и ночное биение улиц,
и увидел плоды и движение тел молчаливых,
и последствие дел, и беспомощность слов прозорливых.
Он уже не придет, не придет этим вечером поздним,
ибо прервана нить и её исцелить невозможно.
у него своя жизнь,- я себя успокаивал ложью.

7.

И, как странно /я вспомнил/ он родился студеной зимою
и любим был в апреле и в апреле был распят толпою.
и воскрес, и вознесся: куда и зачем? неизвестно;
нет ни верха, ни низа у этой сверкающей бездны
ни конца, ни начала, лишь тайна - разлет окоемов,
только взгляд из случайных и влажных объемов,
только черный зрачок, только взгляд обновленный.

8.

И я вспомнил: мы плыли в саду и нам птицы беспечные пели,
и текли ароматы цветов, и звезды сирени влажнели -
и услышал я слово, впервые, среди молчаливого мира,
будто дух пролетел или ангел в сияньи эфира...
Как? - спросил я; и ты повторил его снова,
и покой воцарился, и ожило мертвое слово.

9.

И узнал я отца. И теперь разломил мое время -
так цветы опадают и темнеет позрачное семя -
и увидел себя вдалеке из начала доступного смертным
свет летящий извне, чтобы влажное тело отверзлось.
Время? - я повторял, и смеялся над словом нелепым
и был дом; и был сад; ты сиял у меня на коленях.
Если вспомнишь меня /ну, когда-нибудь, с кем-нибудь, где-то.../,
улыбнись не печалься прости. Верь, у нас впереди -
Галилейское золото лета.