Петра лежит на блестящем паркете...

Петра лежит на блестящем паркете, свернувшись дрожащим клубком,
Колени поджаты, туфли отброшены, сцеплены кисти замком,
В саднящей гортани чужие вопросы застряли мокротным комком,
"Верила б в боженьку, – думает Петра, – я б исступленно бы об пол бы лбом,
А так остается задернуть шторы и разрядить до конца телефон".

Петра красива, как черная птица, летящая сквозь лощинный туман,
Как капля смолы, как в чащобе затерянный, мхом заболоченный храм,
Как струнная боль от внезапно открывшихся старозализанных ран,
Как расшитый руками заплаканной дочери скорбный саван,
Петра красива – ей говорят – как дурман.

Петра внимательно смотрит в глаза манекенов с шикарных витрин,
Помнит их взгляд вечерами, когда разжигает массивный камин,
Ее иногда навещает высокий и очень богатый один:
«Я не похожа на куклу?» - волнуется Петра и ищет морщин
Возле век, возле губ. «Кукла и есть!» - улыбается ей
 Господин.

Петра нередко листает журналы, нередко во весь разворот
Видит себя в новом клубе и платье, в бокале – джин-тоник и лед.
Петра к зеркалу боком подходит и хмуро щиплет живот.
После важных фуршетов, обильных едою, Петра подолгу блюет.
У диетологов в оправдание: «Это ведь тоже пройдет».

Петру не любят ни квартирантка, ни склерозный сосед,
Газетные лица вздыхают, беря интервью: «От бред!».
Петра рада сниматься и в Голливуде оставить не против след.
Но, прочитав сценарий, она все чаще в ответ
Говорит молодым режиссерам «нет».

Она приходит домой, открывает окно и вдыхает город –
К центральным районам из гетто тянется топкий голод,
В ямке меж ребер у Петры шевелится смутный холод.   
Петра несмело расстегивает
Узкий ворот.