Козопас. Буколический верлибр

«Нет, Бигиян не позвонит.  Он коз пасёт
и на дудке играет. Кузнечиков ловит. Что ж ты,
кучерявый мальчик, от армии бежишь,
военком  соскучился, поди?
Да и где ж он в открытом поле
телефон возьмёт - если только сотовый?
Откуда? Вестовой с повесткой,  дядька усатый,
его везде  достанет, ведь родине
надо воевать, героев ковать.  Бигиян, ты должен
распахнуть свою грудь для  чеченских пуль
или  любовных стрел, как святой Себастьян,
крути-не-крути. Если бросишь коз,
то осенью их зарежут и продадут. И того
бодливого козла,  которого ты промеж глаз,
и ту козу, что доится мало… Нет, не люблю тебя,
не люблю! Иди в армию, служи!
Все равно ведь будешь в самоволку бегать,
ко мне, а не к козам с мамой…»
 
    Я лежал на лужайке у моря
и слушал вполуха повествование соседа. 
Море молчало. Слышно было, как вдалеке,
за камнями, разговаривают двое.
Я смотрел на травинку и думал,
какая она тонкая и сухая; потом
смотрел на ракушку и думал,
какая она белая и гладкая; смотрел на море
и думал, какое оно тихое и синее;
затем  мой взгляд упал на обнажённые груди
девушки, и я подумал, какие они спелые и…
Я задумался, какие они ещё… Девушка
заметила мой взгляд и, поджав губки,
фыркнула, вздёрнула нос, отвернулась…


Какие они спелые  и не отведанные,
как дыни… Найдя слово, я потерял интерес
к девушке. Мой взгляд  блуждал, пока
не уткнулся в пятку загорающего подростка.
Она была изрезана ракушками
и округлой… Кстати, девушка, не играйте
в игры, в которые я не играю с вами
сейчас, ну что ж вы неприличное вообразили-то,
меня волновали всего лишь определения,
а не предметы мнимого вожделения…

«…И он прибежал, бросил армию,
был в бегах пятеро суток, и однажды осенью,
ночью явился в том,  в чем родина
послала его охранять объект
стратегической важности. Он был грязный,
как Эрот, валяющийся  на обочине
дороги, и сразу стал раздеваться. Не молчал.
Говорил. Говорил. Говорил. Как радио WBC.
Он просто хотел увидеть меня,
домой не зашёл, чтобы сказать «здравствуй»
маме, коз не проведал. От него пахло
солдатом, костром, вяленой рыбой
и грядущей бедой на мою голову. «Бедовый,
бедовый», — вздохнул я и принял в  объятия
беглеца. Мама моя только что вышла из комы
после  инсульта, и  к моему удивленью
сразу узнала его, спросила: «Ты что,
уже отслужил?  Как время идёт! К смерти
тащит силком…» И ушла в свою спальню,
прикрыв тихонечко дверь, улыбнувшись мне…
Ах, мама, мама! Она всё понимала!»

Та девушка с красивой грудью,
с сосками, похожими на носик кувшинчика,
продолжала играть в свои игры, производя 
презрительные движения,  как будто её соблазнили
уже другие мужчины.  Моё  внимание
занимала мышка, выбежавшая
из кустиков полыни на запах  яблока.
Мышка была маленькой и… Какой? Не успел
я разглядеть, сбежала зверушка. Мышка,
будь мне другом, покажи личико,  сверкни
своими черными глазками, я соберу для тебя
мышиный горошек, целую горстку,
что уже созрел в стручках. Мышка,
отвлеки внимание моего соседа, заставь его
замолчать. Мышка, серенькая мышка,
с гладкой шерсткой, влажным носиком,
длинными усами, устал я слушать
про Бигияна, ну, вынырни, высунь носик
из кустиков полыни, напугай его
как прошлый раз меня, икотой...