Война. Баня

Это было в Польше, когда наши войска вели наступление. Территория Польши лесистая, похожа на Белоруссию. Стояла зима, солдаты шли пешком по глубокому снегу. Наконец вышли на лесную поляну, где стояли четыре дома. Командир остановил батарею на ночёвку. Заняли пустовавшие дома. А внутри холодно! Натащили ржаной соломы в снопах, толсто настелили на полу и улеглись. На улице выставили часовых. Я уже сменился с поста, когда очередной заскочил в дом и закричал: «Немцы!». Повыскакивали мы из домов, залегли в канавки (канавки были вырыты вдоль каждого дома из-за болотистой местности). Смотрим, а из леса цепью движутся фигуры немцев. Офицеры скомандовали миномёты не использовать – цель слишком близко. Лежим. Ночь. Снег. Слышно, как фрицы переговариваются. И вдруг земляк мой, Ефим Петрович Шаповалов (элистинский, я с его сыном в школе учился, 1904 года рождения) как закричит: «Патронов нет!». Его сосед по голове автоматом стукнул, чтобы молчал, но было поздно. Началась беспорядочная стрельба. А расстояние ещё не прицельное. Подпустили немцев поближе, кто-то гранаты кинул, и пошла рукопашная! На меня огромный немец идёт! Понял я, что не одолею! Упал  ему под ноги, приём такой есть, он полетел через меня кубарем, а сзади меня солдат его сапёрной лопаткой и прикончил. Оказалось, немцев небольшая группа была, мы быстро с ними расправились, и всё-таки часть их убежала в лес. С нашей стороны был один убитый и четверо раненых. Всё стихло. Поступила команда продолжать квартировать.
  Наутро в одном из домов устроили баню. Растопили печку, собрали посуду, какая была, и начали по очереди мыться. Подошла моя очередь. Разделся, стою в кальсонах, и тут крик: «Немцы!» Я в чём был, натянул  сапоги, накинул шинель, схватил автомат и побежал. Оказалось, человек шесть немцев шли к домам, увидели нас и бросились к лесу. Мы за ними. Я помню этого немца – шинель распахнута, летит, как птица, за ним бежит сержант Николай Шатилов, а следом я. Колька уже протянул руку, вот-вот за горло фашиста схватит, кричит, а тот вдруг махнул рукой назад и грохнул взрыв. Граната попал Николаю в пах. Ему оторвало руку. Я упал от взрывной волны, но извернулся и дал по фрицу очередь. Убил. Кинулся к Николаю, хотел тащить, а он уже мёртвый. Когда хоронили, я увидел, что вместо руки две косточки торчат, а я и не знал, что их две, думал – одна… С Николаем мы подружились через его фамилию. Сам он  был из Сибири, а у нас на улице соседи были его однофамильцы, Шатиловы, а у них две дочки. Одна из них, беленькая, нашего возраста. Дал я Кольке её адрес и стали они переписываться. Недолго шла переписка. Пришлось мне писать, что погиб Николай Шатилов на моих глазах.
Вот так закончилась наша баня.
А  через час-полтора опять немцы из леса поползли, дома их привлекают. Погнали мы их через лес, а там, недалеко от нас, оказался ещё один домик на полянке. По поляне бежали четыре фрица, один из них неожиданно завернул в дом. Солдат впереди меня бросил в окно гранату, а немец одновременно выстрелил и убил его. Граната сильная была, аж дранка с крыши посыпалась, ну, думаю, каюк немцу.  Стою около убитого солдата, как раз против окна, слышу выстрел и понимаю, что немец каким-то чудом остался жив и вторым выстрелом уложит меня. Я уже ничего не успеваю, и, наверное, от ужаса происходящего, медленно оседаю в снег. Тут ко мне подбегает сержант Сашка Лавренюк, здоровый, как медведь, и орёт: «Живой?!». Оказывается, он видел, как немец выскочил из дома, лёг около камня, что под домом был закопан и целится в меня из винтовки – я как раз спиной к нему оказался. И Сашка, который на учениях в мишень не попадал, одним выстрелом из карабина попал немцу в голову, тот и выстрелить в меня не успел. А Сашка, когда увидел, что я оседаю в снег, подумал, что фриц одновременно с ним  выстрелил. Вот так спас меня сибиряк Лавренюк, над которым солдаты посмеивались на учениях: ты, мол, белке в глаз должен попадать, раз ты сибиряк! После этого случая курево я отдавал Сашке!
Между домами посреди поляны рос большой раскидистый дуб. Под ним мы и вырыли яму. Рыли неглубоко, метра полтора – земля под снегом водой напитана. Завернули убитых в плащ-палатки и похоронили под этим дубом. Тогда и увидел я две косточки вместо руки у друга своего Кольки. На третьи сутки нашего квартирования  пришёл старый поляк, видимо, хозяин одного из домов. Собрали мы злотые, у кого сколько было, вручили ему и попросили его ухаживать за могилой наших товарищей. А к вечеру приказ. И пошли мы в ночь дальше, навстречу победе.