Антигерой

Глава I
Человек-камень   

Часть 1
Раскаянье

Время, время…
Так внезапно и спокойно, 
Вечно так…
Как мы?
Где мы в этом времени пристроены?
Пустота…

Прошествовал на небо день,
И ночь упала на блаженных,
Ведь в том краю далёком, где
Война, пособница Геенны,

Беспечно сгнаивала плоть
И множила людские тяжбы,
Пусть с верой и с отвагой хоть,
Блаженным становился каждый…

Спасаясь в тьму, ещё на ночь
Продлить пребытье в бренном мире,
Чтоб в битве Родине помочь,
Скрывалась в выкопанной шири:

В землянках, дотах, блиндажах,
На завоёванных высотах,
Признав в душе звериный страх,
Белогвардейская босота.

Тихо, тихо…
Ни снаряда, пули шалой
Не слыхать…
Тот, кто эту безмятежность слыхивал,
Вкушал её и не решался
Ей мешать…

Один средь тех, кто тишиной
Был завербован в те мгновенья,
Являлся бравым старшиной
С полком российским в подчиненьи.

Прослывший бравым ни с проста,
Он знал душе приют и ласку,
Но не была душа чиста
В её браваде - светлой маске.

Приютом с лаской для души
Являлась Родина герою,
Однако, бравый не спешил
В честь ней расстаться с головою.

Доколе хитростью сполна
Подчас браваду вытесняя,            
Душа его для всех чиста
Казалась. Он, об этом зная,

Ко всем приятен был и люб.
Простой солдат в любви к героям.
С того и тот, кто точит зуб,
Был старшиной обеспокоен.

                * * *

- Кури, солдат… Табак спасёт…
- Спасибо, старшина, спасибо…
- Ну как рука, болит ещё?
- Терплю…

Холодный грунт окопов чёрных
Ютил измученных солдат.
Впотьмах над трупами кружили вороны,
Съедая прах.

Затихорился кайзер в думах,
И наш русак латает рвань.
Считают павших в крупных суммах,
Что гансов их, что наших вань…

- Сегодня много наших пало, -
В окопах слышен разговор,
Взметнулся старшина усталый
И поправляет:
- Что за вздор!

Сегодня немец был в страданьях!
- И наш не мало, старшина!
Последовала тишина
И старшины негодованье.

Небо, небо…
Всё как прежде над землёю,
Ночь ясна…
Спит солдат, устав от боя днeвного,
Придаваясь в ночь покою,
Новым снам…

Гром, разрыв, скрипят поленья –
Из окопов вой,
Божий молот – артиллерия –
Начинает бой…

Нет ужаснее снарядов, что в окоп летят;
Кто успел, кто нет – всё падал,
Всё молил пощад…
Хоть живой остался кто-то,
Думы – страх и бред;
Только, точно, –
Там в окопах
Атеистов нет!   

Поразбросана матерья,
Поразбросан дух,
Утро собирает перья,
Может, сотен двух
Юных пташек убиенных –
Русских мальчишей.
Праздник празднует Геенна
И владельцы вшей,
Что сидят в других окопах
И смакуют шнапс;
Скоро им в атаку топать
Предоставят шанс.

- Кури солдат, ведь спас табак!
- Уж он ли, старшина?
Всевышний спас.
- Что верно, так.
Будь проклята война!

Солдат и бравый офицер,
Восславив стихший тыл,
Один был весь от грязи сер,
Другой одно твердил:

- Знать, верно, хлещут шнапс сейчас,
Готовятся, скоты!
- Не дрейфь, солдат! Уж вряд ли нас
Прогонят с высоты, -

И этим кончив разговор,
Кричал другим бойцам,
Чтоб дали те врагу отпор
И дрались до конца.

И взял винтовку старшина,
И к ним в окопе встал,
Как на высокий пьедестал,
И смолкла тишина,

Пронзилась гулом и стрельбой,
Пронзилась звоном гильз;
Перевручил пехоте бой
Солдат-артиллерист.
   
Спотыкаясь, немец пьяный,
Ринулся вперёд;
Из разверстых ям туманы,
Маскируя ход

Немцу в помощь…
Но покуда
Пуле всюду путь,
Пала первых гансов груда,
Поражённых в грудь…

Примостив штыки к винтовкам,
Шла вторая рать –
Шнапс учил солдата ловко
Пьяным умирать.

Из вторых дошли иные,
Им в окопах – бой
С русской голытьбой,
Тем уже – в покрой
Саваны льняные…
   
Ну а третия бригада,
Менее пьяна,
Пусть средь них и был, кто падал
С пули и с вина,
Добралась до ближней схватки –
Штык в грудину бьёт,
Не сыграешь больше в прятки –
Побеждает тот,
Кто отважней и далече
Тычет в торс врага.
Страсть и страх в кровавой сече –
Смерч и ураган.

Сколько б бой не шёл мгновений,
Этот бой – навек!
Каждый помнит, кто в сраженьях
Не сомкнувши век,
Супротив врагу средь многих
Противостоял…

Бой как вечность, бой жестокий –
Долог, хоть и мал!

Время, время…
Так жестоко и беспечно, 
Вечно так…
Кто мы?
Где мы? В ритме боя вечного?
Как солдат?

Страшны потери. Отступать
Без порицанья и сомненья   
Гремит приказ. И двинул вспять
Сей полк от смерти и плененья.

И вся дивизия назад   
С полком в охапке битой стаей,
Хотя она не за глаза
Звалась дивизия Стальная,

Поворотилась и пошла.
А пули выли над главами,
Снаряды рвались, дребезжа,
И юных русских убивали…

В бою был ранен старшина,
И он не мыслил выжить в пекле,
И ждал уж смерти, но она,
Благословляя адский вертел,

Не поспевала собирать
Всех душ из тел солдат сражённых,
Огнём противника прожжённых,   
Которых здесь и тьма и рать.

- Не бойтесь, старшина, спасу!
Табак ещё покурим с вами, –
Солдат взвалил и на весу
Сквозь взрывы, дым, свист пуль и пламя

Нёс тело старшины как мог,
Меж тел ступая, меж обломков,
А старшина безмолвно рок
И пьяных кайзера подонков
Проклял навечно…

                * * *

Сердце, сердце…
Скоро бьётся – хочет жить;
Злу на милость не сдаётся,
И бежит
От смерти-мельницы…

Угрюмый вечер. И Карпат
Бойцы оставили предгорья.
Теперь в низинах спит солдат
В слезах о нынешнем позоре.

Стальной дивизии почёт
Запятнан ныне неудачей,
И генерал Корнилов счёл
Вернуть его – своей задачей;

Не угадав громаду войск
Германской и австрийской армий,
Он приказал прорваться сквозь
И выбить с высоты над нами

Залегших немцев. Но сей план,
Покуда не сказать иначе, -
Самоубийство и обман,
Невыполнимой был задачей.

И снова кровь и вновь страда,
И не умолкнут никогда,
Казалось, крики и мытарства,
И дьявол не оставит царство,

И будет литься как вода
Невинных кровь
И юных кровь…

Приказ оставив не удел,
Залёг вокруг солдат;
Вперёд с отчаяньем глядел
С надеждою назад.

Стонал от ран русак, не мог
В душе понять причуд,
За что возненавидел бог
Их в окруженьи тут.

А старшина лежал без сил,
В груди осколок сжав,
И Бога пламенно просил
Оставить пыл Держав,

Чтоб был окончен страшный бой,
И немец, и русак
Чтоб обрели в миру покой,
Оставив клич присяг.

И тот, кто миру присягал,
Пусть славен будет он!
Но кровь лилась и клич звучал,
Бил ганс со всех сторон…

Повисли сумерки вокруг,
Свистел ещё свинец,
Повсюду плоть: без ног, без рук
И старый, и юнец.

И вот Корнилов шлёт приказ –
В прорыв идти Стальной,
Чтоб сохранить средь битых масс
Контuнгент основной.
 
Дошел приказ, и наш боец,
Сгрудив живых вокруг,
Проклял летающий свинец
И размыкает круг.

И старшину схватил солдат
И нёс из боя прочь;
А немец был безмерно рад
Ряд русский растолочь…

Нещадно бил, стрелял как мог,
Сражая бегунов;
Но шёл русак, весь в кровь истёк,
Не замечая кровь.

Прорыв удался, для иных
Австрийская земля –
Приют последний, имя их
Истлело на углях…

А те, кто выбраться сумел,
Знамёна сохранил.
И рад удаче, горд и смел,
Судьбу благодарил.

В живых остались два полка –
Их к славе привлекут,
Один из них, на чин богат,
Очаковским зовут. 

И в том полку остались жить
Солдат и старшина.
Пятнадцатый апрель кружил –
Столетья нового аршин,
В войне была страна.

                * * *
 
Грохочет май! Звенит по весям
Горячей песней и уж вот,
Плывёт над Русью лунный месяц –   
Год восемнадцатый идёт…

И в лунном свете Лев коварный
Скрывал обличие своё,
А под луной обрывки армий
В поток безудержных боёв

Бросались с головой ретиво
За красный и за белый флаг
От Кандалакшского залива
До Севастополя, но враг –

Затворник Карла бородатый –
Начальник Льву – как прежде, жаль,
Засел в потaйные палаты
В стране чужой, в предгорье Альп.

Знамя, знамя…
В красном сердце Серп и Молот 
И Звезда…
С нами!
С нами всем кто праведен и молод
Флаг раздать!
   
Красноармейцы впопыхах
Засуетились словно птицы,
Обуревал не малый страх –
Деникин едет на Царицын!

Траншей и рвов, окопов брод
Бойцами вымощен умело,
Но «беляки» как крылья фронт
Раскрыли и взялись за дело.

Средь белых знатный чин служил –
Гвардейский офицер,
Он был лицом – бравур, но сер,
И в недрах белых жил

Текла помещицкая кровь.
И он знакомый нам –
Жив, приодет, вполне здоров
Наш бравый старшина!
 
Вернувшись раненый домой
С немецкой стороны –
Три года в здравницах, хромой
Все ужасы войны

Испепелял в груди и ждал,
Набравшись новых сил,
Настанет час. И час настал,
Грозы внутри России…

Пришла в страну иная власть,
Принять которую не в масть
Буржуйской крови,
Вот напасть!
Ведь ей на Мужика накласть,
Ей дорог свой буржуйский класс
И не желает стихнуть глас
Белогвардейской вши…
Однако, чтец, не поспеши
Проклясть их злобных глаз.
Наш Красный флаг, хоть Знамя масс,
Но Лев стоял за ним сейчас –
Засланец Карлы! Лев-злодей!
Иуда-протоиерей
Без парика и ряс.

А Юг, наш Юг всегда горяч!
Во всяк период неудач
Пылает страшно Юг.

И вот теперь в Царицын-град
Прорваться неприятель рад
Сквозь оборону вкруг.

Белогвардейский офицер,
Бравурный старшина,
С пехотой прибыл. Сер в лице, 
И грудь не лишена

Медалей звонких –
Крест к кресту.
Он чтил награды, службы суть
Ему они теперь несут;
Берёг особо тот навес, 
Что принял за австрийский лес –
Георгиевский крест.

С пехотой бронепоезд в дым
И танков горсть пришла,
Чтоб мень на крест произошла
В Царицыне Звезды.

Пусть «Моген Шломо» для одних
Для нас всегда – Звезда!
Не променяем никогда
Ни «белякам», ни господам
Пусть ставят жизнь и капитал
И пусть грозят нам свой оскал,
Её на кладезь их!

И вот рванулись «беляки»
На красные ряды:
За танком танк, за ним – штыки,
За ними – смрад и дым.

Прорыв мощен, у красных сил
Редеет строй от пуль,
А старшина провозгласил:
«В Царицыне июль

Мы встретим с вами, Господа!»
И с хрипотцою глас
Летел вокруг, и как вода
Из красных кровь лилась…

И бились красные как зверь
Два дня за Красный град,
Но танки вырубили дверь
В кольце из ста преград.

Возликовали «беляки»,
В Царицын ворвались.
И к небу взмыли кулаки,
Их флаги взмыли ввысь…

Свернули власть Советов там
И пировали день,
И целовали здешних дам,
Ведь «красный пал Верден»…

А что же старшина?
Он вёл
Над пленными расправу –
Судил по нраву,
Строг и зол
Шёл в тьме кровавой лавы.

Вот перед ним раздетый строй,
Навыраст белые рубахи.
«Убить!» - звучит уж не порой,
А каждый раз при новом взмахе

Руки неправедной…
Но что ж остановить могло убийцу?
И вот обходит новый строй
И дерзко-дерзко смотрит в лица…

И вдруг хладеет! Видит взор
До боли некогда знакомый,
И вспоминает как средь гор
Его владельцем был несомым…

Солдат как есть, сих глаз владелец!
Но только он – красногвардеец…

Участь, участь…
Как и время так внезапна,
Так страшна!
Прошлого навеет тучи,
И снисходит рок могучий
С неба к нам…

«Ну что, покурим, старшина?» -
Был дерзок пленный так.
И воцарилась тишина,
И смолк в округе враг.
 
И старшина молчал уныл,
Он лоб рукою тёр.
«Ты что, беляк, меня забыл?» -
Зло взор свой распростёр

В глаза немому старшине
Отчаянный солдат,
Когда-то брат,
В бою – всё брат…
И закричал сильней:

«Забыл, беляк, кто спас тебя?» -
Рад старшине грубить,
Ведь плен. А старшина вскричал,
Взмахнув рукой: «Убить!»
 
               * * *

Время, время…
Так внезапно и спокойно, 
Вечно так…
Как мы?
Где мы в этом времени пристроены?
Пустота…

Zer gut, двадцатый год истёк!
Буржуй разгромлен и пленённый.
Так смыл бельмо кровоподтёк
В России революционный.    

Кто в ссылке, кто казнённым пал,
Кто в эмиграцию отчалил,
И там сегодня правит бал
В глухой по Родине печали…

Наш старшина один из тех,
Кто не смирился с новой властью.
И зол подобному несчастью
В немецкий Мюнхен без помех

Он въехал. Жил и тосковал,
И стал с тех пор угрюм и страшен,
И каждый день он принимал
Как казнь свою, хоть денег нажил,

Хоть уважаем всюду был,
Царя за кружкой поминая,
Но такова судьба земная,
Как ни хотел, не позабыл

Солдата взгляд умалишённый.
Был день однажды, вечер был…
Сняв крест Георгиевский чёрный,
Оставив прочьи ордена,

Взял «Маузер» свой старшина
И с тишиною говорил…
И тайны все свои раскрыл
И не простил…

Простить не мог свои ошибки
И бесчестье…
Нажал курок… И между строк
Так кончил жизнь на этом месте…

Часть 2
Непрощённый I

Буржуям – чин, буржуям – власть,
Для них холопская одёжа
Чужда, им доставляют сласть
Почёт и медяки,
С того, быть может,
Взрослясь на горести отцов
В приютах ссылок, эмиграций,
Им ненавистен Коммунизм,
Его лицо
Они испакостить стараться,
Покуда живы, будут век.
А Коммунизм, о, Человек, -
Твой вечный жизни идеал!

Однако, так не рассуждал
Прожжённый ненавистью злой
К Стране Советов наш герой –
Совсем зелёный, молодой,
Но с юных лет он крепко знал,
Что враг его – его страна,
В багряный плащ облачена,
С серпом и молотом она –
Как будто в горле кость юнцу,
И мстить ей верно – обещал,
Презрев и серп, и млат плаща,
За чин погибшему отцу.

Отец героя смел и строг
В гражданскую войну с винтовкой
Сражался против красных ловко
И погубить не мало смог…
И помнит сын, каков стрелок,
Был смел и строг его отец.
Пускай теперь зовут подлец,
И пусть теперь его винтовка
Хозяйской ласки лишена…

Но нет! Опять гремит война!
Немецкий крест – расправлен,
И род арийцев вновь натравлен
На род арийский, что южней!
Вставай герой, вставай злодей!
Вот время мести за отца!
Ловка винтовка, но теперь
В руках другого подлеца 
Стреляет в красных тьмой свинца
За фюрера и Рейх.

Льёт над страной вновь лунный свет,
Хоть свергнут Лев, буржуев нет,
И Вождь – Наш Вождь из Красной стали
Наш Дорогой Товарищ Сталин –
Христос во плоти; 
Но война рукою одного дана,
И подведён лить свет луны
Адольф – его посланник Тьмы!

Но джуга-сталь – луне помеха!
Из Альп в Берлин луна брюзжит…
Спешит один на Танке въехать
В Москву с заснеженных вершин.
Но должен знать проказник Карла,
Адольф его как Маркс – глупец,
Нам люба сталь! И из металла
Блестит остов родных сердец!

Для нас из Стали Путь Медведя!
Луна чужая не нужна!
И потому весь Рейх из меди
Перекуём на ордена!

А что герой – предатель стали?
Где месть вершить намерен он?
Вестимо! Мстителя сыскали,
На нём немецкие сандальи,
И плоть его оберегали
Чужой комбинезон
И каска
Также для оснастки –
Немецкий нож, сума, ремень.

Фашист!
Он – власовец теперь!
И раздражённый красной краской
Ей ныне враг и зверь…

Война гремела! Кровь и ужас –
Не поддавалась зимней стуже
Горячая война.
За Сталинград бои не смолкнут,
И Вермахт прёт сквозь Дон на Волгу,
Но держится она.

Бои на улицах жестоки,
Но город русский – город стойкий!
И Вермахт сил теряет тьму,
На помощь двинулись ему
Отряд из власовцев.
Ну что же,
Героя нашего, похоже,
Настал для мести час!

Клубы вздымались над телами,
Где снег лежал – черным-черно.
Из окн руин бьёт красным пламя,
И красным бьёт из мёртвых кровь.
Не смолкнет рокот пулемётов,
И самолёты воздух рвут,
Исчах от авианалётов,
Он стал как ртуть.

И трупных масс вобрав гниенье
Стал горьким ядом воздух здесь,
И только холод был спасеньем
И ветра песнь.

Бой уличный ужасен много –
Он дан на откуп снайперам,
Свистят с потёмок до утра
По всем кварталам и дорогам…
И наш герой был в снайперах
Он из винтовки ловко охал…

Прицельно бил, сражал в момент,
Отцу – преемник славный…
Месть, auf rache, - главный
Аргумент…

Сонм тел, десятками не счести,
Где был стрелок, вдоль троп лежат в крови.
В нём гнев не смолкнет, громче говорит
Отныне страшный голос мести.

Ах, сколько горя! Кто войну придумал?
Кто ковш агоний лил на мирный люд?
Быть может, Роммель, Паулюс иль Мюллер,
Почуяв голод до кровавых блюд?
 
Ах, сколько горя! Мёртвым не воскреснуть!
Виновен Шикль иль грубер? Нет, другой!
Вот тот один, что в Альпах в тёплом кресле,
Неспешно машет слугам бодагой…

Не знать его немецким генералам,
А нашим он и вовсе ни к чему…
Но чует Карла, скоро с пьедестала
Уже его воткнут главою в тьму!

А наш герой стреляет без оглядки –
В январь холодный, в сорок третий год.
Земли пехотой вспаханные грядки
Он превращает в мёртвых огород…

Но меркнет тьма, и Свет советских армий
Идёт отбить могучий Сталинград.
Бежит фашист, снег тает под ногами,
И с ним стрелки Советов говорят.

Что наш герой? Запутавшись в подвалах,
Отбился от «своих» и пойман был.
И ныне месть ему не помогала;
Отправился стрелок во «вражий тыл».

Допросы и допросы без кончины,
И бьют в лицо –
У нас не церемонятся с причиной
Предателей и прочих подлецов.

Для нас предатель – враг,
Ему лишь – смерть!
Сталь будет бить как плеть   
Предавших Красный флаг!   
Поэтому не сметь!
Что вправо, влево шаг – расстрел!

Вот так и наш пострел
Был в белое одет,
И приведён на одр
Острижен, брит и бодр…
А в думах злости гнёт,
Всё та же лишь мечта –
Отечество своё
Отмщеньем растоптать…

Но мудр Всевышний, Он –
Даст всякому удел.
Исшед из женских лон
Земли своей, кто смел,
Помыслив, быть ей – враг,
Тому всегда расстрел,
Вовек, да будет так!!

Убит герой…
А мир по-прежнему в войне,
И бьются тьма и Свет на разной стороне,
Уж Австрия – легка
И чехи – рады нам,
Но до швейцарских Альп не дотекла война…
 
Часть 3
Непрощённый II

Погрязший в доблести греха,
И расчленён одним, 
О, мир,
В веках – ты тлен, труха,
Ты – иудеев пир.

Так полчища Иуды войск
Затмили Небеса.
Шёл век, шёл человек –
Всё врозь…
Вперёд, другой назад.

В борьбе с иудиным царём
За Сталинград и Керчь,
Подставив грудь под град и гром,
В кругах кровавых сеч
Слагали головы Отцы,
За них нам жизнь дана.

Но тот один, кто расчленял,
И кто сказал: Война!
Людским лишь горем будет сыт,
Всевластием сполна,
Покуда жив три тыщи лет…
Покуда Свет есть Тьма…

Отдавши жизнь за Сталинград
И смяв врага кресты,
Отцы, однако, с болью спят
И видят с высоты –

Как дети их кресты врага
С подачи одного
Надели на себя
И славят так его…
 
И видят с высоты Отцы –   
Как тот один средь нас, 
Евреям – бог, Иуде – сын,
Схитрив всезримый глаз,

Прогнившим миром,
Подбочась
На Тору и Завет, 
Свою напялил Миру власть
И Тьмой залил весь Свет…
 
И видят с высоты Отцы,
Что дети их теперь –
Чума и подлецы
И каждый враг и зверь…

Не помнят доблести Отцов,
Не знают подвиг Их;
Так топчут орды подлецов
Под клич фашистских рифм
Свой род.
Свой Всенародный род,
Ступая в грязь и брод…

Такой же, свастику приняв,
Покуда дерзок сам,
Незримо ею повязал
Теперь свои глаза

Герой наш…
Бог ему судья.
И дьявол – враг и страж.

                * * *

Судьбой не баловал юнца
Всевышний до сих пор –
В Чеченской потерял отца
И свой оскалил взор,

Прокляв Чеченскую войну,
Прокляв чеченов всех.
Так принял заповедь одну,
Хоть зло она и грех,

Герой наш; заповедь ему –
Отмщенье за отца.
Кавказским лицам всюду в путь
Преградой встанет сам.

И нет разбора, что средь них,
Не тот, кто убивал,
Он как натравленный шакал,
Убить готов иных.

И встретил тех, кто встал в ряды
Сподвижником его –
Юнцов беспамятных орды
С безвласой головой;

Случайно ль Власов наречён
Нацистский генерал
Когда-то был? Теперь, пардон,
Тиран безвласым стал!

Проникнул в души ребятни
И разжигает рознь,
Вражду народов, и они
Друг другу строят кознь…

                * * *

И вот уж бьёт он,
Вот страшит,
В руках вандала
Цепь дрожит
И камень, и метал…
Не видит лучшего пути
И всех иных готов убить
И убивал…
Под безнаказанностью знал –
Что месть его за честь.

Глупец недолго правил бал,   
Незрим подкрался рок.
Ведь божий молот – злу цимбал
Злом оглушает впрок.

Так вот и нашего юнца
Со свастикой в груди
Настигнул млат и серп Отца
Всевышнего над ним.

Не ждал и не гадал юнец
Что выпадет ему.
И терний потому венец
Плёл сам себе во тьму.

В одном из уличных боёв
Нацист повязан был;
Текла меж глаз из раны кровь,
И он лежал без сил.

И в плен был взят, хоть мир вокруг,
Трудом живёт страна;
Но бой идёт, незрим и крут –
Без пуль идёт война.
 
Повязан Красными герой –
От нас прощенья нет!
Ведь всяк для Коммуниста бой –
Победа или смерть!

Нещадно бить штыком врага –
Нам Бог предназначал.
И мы теперь на всех фронтах
Рубить жидов с плеча,

Нацистов, всех, кому не мил
Труд праведный людской
Готовы впредь, и флаг наш взмыл
Над Главной Городской…

На этой Улице один
Повязан по рукам.
И он – «беляк», нацист, бандит, 
Взирая свысока,

Не верит в то, что Серп и Млат
Разбил его орду,
И ныне будет стар и млад
Сам выбирать судьбу!

И был герой сведённым в лес
И выбран дуб ему, 
Раз бес ему в сознанье влез
И ткнул главою в тьму.

И выбрана ему петля.
Петля из лучших петль.
И он оглядывал поля,
Леса, дубы и ели,

Он видел реки и моря,
Он видел солнца луч,
Как в небе красная заря
Сгребла остатки туч,

Он видел мир и города,
Он видел свой табун –
Разбит, пленён, уж никогда
Их голоса с трибун

Не донесутся до него
И не взметнут других…

Бог попустительством ста нег
Терпел греховный вал,
Но в новый Водолеев век
Он зло прощать не стал!

И распростёрлись Небеса,
И Свет ударил из расщелин,
И стал могуч Природы стан,
И в Альпах тучи загустели!

И Тот Один взмахнул рукой,
А тот один поник без знаний…
Повержен он! Течёт рекой
Его бессилие меж зданий,

Меж озарённых городов,
Обличено вселенской Мерой –
Так Человеку Свыше Бог
Благовествует Новой Эрой!

Глава II
Камень-человек

Стоит нетленна средь Кавказа
Гора из сотен многих гор,
Мила чечену, всюду лазом
Он исходил и в ней был скор,
И приютил в своих аулах
Семью и живности стада.
Гора жила, след горных мулов,
Печатью  въевшись иногда
В замшелый камень,
Был приметен.
И та гора всех гор на свете
Печальней, кажется, была.

И кто бы знал, завидев взором,
Что в той горе сочится дух,
В тоске и будто бы разорван
В раздумьях сразу между Двух…
Меж Двух в раскаяньи мытарствен,   
Меж Двух всей памятью томим;
Бывал в Раю, в подземном царстве,
Бывал средь нас неуловим,
И не изведал покаянья –
И выбрал сам свои страданья
Когда бывал из нас одним.

Тянулись дни, тянулись годы,
Уж вот потянутся века,
Мир стал другим – нет войн, народов
К согласью тянется рука.
И даже тот всезнавший гений
Повержен русским топором;
Муж Двух теперь уж нет сомнений
В стоявшем – к Богу путь, в Добро!
Прозрели люди,
Стал чудесен,
Ведь в Коммунизме рай не тесен,
Наш Мир и Всенародный род!

Печален дух в горе, однако ж,
Он миру рад и к злости слеп,   
Но жжёт печаль в смиреньи, так уж
Определил Всевышний с неб.
И дух мытарствует, как взглянет
На жизнь чечена свысока –
Всё лад и труд, и мулом тянет
Чечен к семейству молока,
В общину – шерсть,
А детям – книги
Науку развивать и двигать
К высотам новым, через край

Струятся знаний свет и рай!
А для горы струит пока
Безгранна времени река…
Лишь дождевые облака
Взокружат голову бывало,


И дух забудется устало
Шустёр в недвижимой горе
И рад невиданной поре.
Смеётся он,
Толкует время,
Судьбу и человечье племя
И ожидает новый век…
 
И над своей судьбой толкует,
Дух помнит всё, но не ликует –
А сожалеет, свысока
Глядя на прошлые века.
Обида есть в нетленной глыбе –
То понял дух, и стал благой,
Что трижды выбрал сам погибель
Своей неправедной рукой.
И вот теперь
В инакой жизни,
Превоплотил его Всевышний   
И заточил в объект другой.

То мука, кара без просвета,
Убийца в прошлом – святош стал!            
И влилась Вера без заветов
В движенье духа-мудреца.
Пусть муки вечными казались,
Поводья Истины на нём,
И он любым христам на зависть
Нести мог Истину с Христом.

А Мир, от сих с заглавной буквы, –
Расстался с глупыми людьми.
И почкой знания набухли
В главах расставшихся с одним.
С Другим Одним теперь и прежде
И навсегда уже теперь:
Хохол – наш братец с Незалежней,
Грузин и Прибалтийский зверь,
Казах с Узбеком,
Лит с Турменом,
Киргиз и Молдаван с Арменом
И верный Белорусский Брат –
Всё – Русский Дух! Всё – Русский Град!

И те, что фыркали носами,
Томившись в златых кандалах –
Давно прозрев, признали сами,
Страну Европу на щитах
Из-под агоний выносили
И сберегли Старухе жизнь,
И небосвод над ними синий,
И голуба над ними высь.

А тем, что одному прислугой
Незримо испокон веков
Вросли в иудову науку,
Не дали волю от оков.
И в исправленье заточили
На сорок вёсн, иных на век,
Чтоб в назиданье разучили,
Что значит слово «Человек»!
Так в них Израиль растворился,
И род их вскоре превратился,
Забыв по миру прошлый бег.

И зло из сросших континентов
Ушло в неведомую даль,
И Новый свет под новым светом
Проникнул в Коммунизм тогда.
И Царство Божье наступило,
И Человеку – новый путь.
И обнял он природы грудь
И та вздохнула с новой силой!

И разнеслась печаль в осколки,
И дух горы стал мудр и свеж,
И трепет осознанья долгий
Втёк в именительный падеж.
Так ныне мир не обвиняя,
Свою вину приняв сполна,
Сказал от сердца, принимая,
Ему, что мука не страшна,
Пусть вечность
Кара будет длиться,
И пусть шанс мёртв превоплотиться,
Отныне признана вина.

И не отверзшись от прощений,
Всевышний дал ему ответ.
В потоках времени течений,
По истечении трёх лет –
Примчалась горная бригада
Нарушить горный херувим,
И ту гору, исчадье ада,
Кавказский маленький Олимп
Размежевали –
Строить город
И воскресить из Тьмы Гоморру,
Однако, с Новыми Людьми!

И дух исчез, сошёл незримо –
Он стал одним из нас…


2008 г.