Луч Радонежский, отсвет Мирликийский...

*  *  *
 

Памяти Н.В.


Волчище, друже с русыми усами,
с фамильными овражными глазами!
Скрипичный ключ носил ты в кулаке,
дабы движенье нот проистекало
из логова, из времени провала,
из цикла нулевого на песке.

Певун, игрун с гитарою, любимец
спортсменок смуглых - на два дня счастливиц -
ты мог звучать как нищий и как принц.
Кто смел бы думать, шахматист успешный,
что так необязательно-поспешно
турнир твой обратится в гибель-блиц?

Соратник ли, каникульный приятель?
Лишь время, неподкупный дознаватель,
все пункты взыщет, подпись и печать.
Но я - не Хронос. Проще и теплее
моих рукопожатий эпопея,
и не устал я до сих пор прощать...

Зевок в дебюте, в эндшпиле ошибка.
Портвейн "Агдам" и сигареты "Шипка"
не станут извиняться за подвох.
А русый волк поёт о талисмане
хранительном и о сирень-тумане,
поёт о камне на кресте дорог...

И мне всё виден жаркий корт таврийский,
луч Радонежский, отсвет Мирликийский, -
лет двадцать-двадцать пять тому назад.
Ни ты, ни я предать уже не в силах-
на пристанях, на росстанях, в могилах -
ни песню-юность, ни Кучук-Ламбат...





Маяк на Утёсе



Кучук-ламбатский каменный Хаос -
столпотворенье глыб тысячелетних.
Затейник и игрун не из последних -
резвившийся нал берегом колосс...
Венчает циклопическую прыть
Утёс, поросший травами и хвоей.
Но око его, буйное-шальное,
ресницами ветвей не заслонить.

В гранитном смуглом лбу оно горит -
то теплится реликтовой лазурью,
то, блажью переполнясь, бычьей, турьей,
угрозы мечет за далёкий Крит,
о давних вспоминая временах,
о вечно-синих струях-Дарданеллах,
о янычарах, кровожадно-смелых,
с глазами, как вино "Кара-Чанах".

О жарко-пыльных ханских городах,
о шишаке-тюрбане, с минарета
стенавшем правоверные заветы.
О дымчатой мечети Чатыр-Даг...
И вночь скорбит о терпком прожитом
циклопье фосфорическое око.
Луна приходит с тюркского востока,
но Крым уже просторно и широко
покрыт казачьим звёздчатым шатром...