Генрих Гейне. Она гаснет

Занавес. Сцена заполнена тьмой.
Зрителям час возвращаться домой.
Был ли спектакль им по нраву?
Кажется, били в ладоши на славу.
Высокочтимая публика эта
Шумом оваций поэта почтила.
Только сейчас ни веселья, ни света, -
Царство безмолвия в сумраке стылом.

Чу! Прозвучал отвратительный звон
Рядом с пустынною сценой так зыбко,
Словно струною был издан он,
Лопнувшей глухо на старой скрипке.
Маслом прогорклым пахнет, в партере,
К сцене спеша, пробегая к двери,
Гнусные крысы снуют, шурша.
Вот безнадёжно тускнеет рампа –
Гаснет с шипеньем последняя лампа,
Бедная лампа… моя душа.

                Из ранних переводов. 1990

Sie erlischt

Der Vorhang faellt, das Stueck ist aus,
Und Herrn und Damen gehn nach Haus.
Ob ihnen auch das Stueck gefallen?
Ich glaub, ich hoerte Beifall schallen.
Ein hochverehrtes Publikum
Beklatschte dankbar seinen Dichter.
Jetzt aber ist das Haus so stumm,
Und sind verschwunden Lust und Lichter.

Doch horch! ein schollernd schnoeder Klang
Ertoent unfern der oeden Buehne; ­
Vielleicht, dass eine Seite sprang
An einer alten Violine.
Verdriesslich rascheln im Parterr
Etwelche Ratten hin und her,
Und alles riecht nach ranzgem Oele.
Die letzte Lampe aechzt und zischt
Verzweiflungsvoll und sie erlischt.
Das arme Licht war meine Seele.